Капкан для Медведя - Лана Пиратова Страница 9

Быстро оказывается возле столешницы и я, спрыгивая, оказываюсь в его руках. Смотрю в упор и замечаю, как темнеет его взгляд.

— Опять ломаешь? — голос его становится тише, а пальцы сильнее сжимают мою талию. — Что же мне с тобой делать, Пчелкина? — уголок губ ползет вверх.

— Понять и простить? — делаю предположение. — И отпустить? — пытаюсь убрать его руки с себя.

— Вот, и сушилку мне сломала, — хмыкает он и я, выглядывая из-за его спины, и правда замечаю сушилку на полу. Это, значит, я на нее опиралась.

— Я, понимаете… я не специально… честное слово. Просто, вот, лампочка… она… — облизываю губы, потому что их сухость мешает говорить.

А Денис тут же опускает взгляд и теперь смотрит на них. Теперь, блин, говорить еще сложнее.

Он кладет ладонь мне на шею, а большим пальцем ведет по скуле. Смотрю на него испуганно.

— У тебя тут крем, — совсем хриплым голосом произносит он.

— Где? — тоже шепчу я.

— Здесь, — и целует меня в шею.

Во мне словно выстреливает что-то. Ой.

У него такие горячие и мягкие губы. Он впивается в мою кожу, а потом я чувствую, как он громко выдыхает, обжигая дыханием, и теперь кончик его языка выводит узоры на моей шее.

— Сладкий какой, — шепчет он, второй рукой обхватывая меня за талию. — Крем.

Я теряюсь в новых для себя ощущениях.

Мозг понимает, что это неправильно. Что я веду себя слабо и безвольно. Позволяю какому-то левому мужику себя целовать.

Но почему это так приятно-то? Помню, как-то Некрасов прижал меня к стене и обслюнявил. Тогда я еле сдержалась, чтобы не стошнить прямо на него. А тут…

— Давай-ка так, — хрипит рядом этот самый левый мужик и приподнимает меня и сажает на столешницу. И встает у меня между ног. — Ну что, Пчелкина? Так какой, говоришь, у тебя размер? — опять опускает взгляд мне на грудь. Тяжело выдыхает.

— Что вы делаете? — наконец, задаю я хоть один здравый вопрос. — Отойдите, — упираюсь ему в грудь и пытаюсь оттолкнуть.

— Не могу, — усмехается он и кладет руки мне на ноги. Чуть сжимает их.

— Могу помочь, — уже с силой толкаю его.

Он, вроде, и отшатывается, но с усмешкой тут же возвращается назад. Теперь еще сильнее вцепляется в мои ноги. Наклоняется и с силой впивается в мои губы. Я даже офигеваю от такой наглости. Хлопаю глазами, но он и не думает отрываться.

Наоборот, на затылке моем уже его рука. Сильно стискивает. А его рот так впивается в меня, что я вдохнуть не могу. Я же задохнусь так!

А еще его язык опять пытается пролезть в меня! Так и толкается мне в зубы.

— Расслабься, — хрипит он, отрываясь, наконец, и давая мне возможность вдохнуть. — Дай мне попробовать тебя по-настоящему. Ты же тоже этого хочешь. Ну, Пчелкина?

Он совсем охренел?! Думает, я горю от счастья, что какой-то мужик пытается поиметь меня в туалете?!

— Отпустите меня немедленно! — требую я, уворачиваясь от его губ. — Я… я кричать буду!

— Будешь, — усмехается он. — Я люблю, когда подо мной кричат. А ты, я смотрю, огонь. Давай, сейчас по-быстрому, а потом ко мне поедем. Сука. У меня колом все стоит. Давай, детка, — и хватается за пуговицу на моих джинсах.

Пытаюсь убрать его руки с себя, но они уже за замок берутся.

В панике осматриваюсь, опять чувствуя его губы на шее. Не нахожу ничего лучшего, чем дотянуться рукой до крана, до упора поднять рычаг смесителя и пальцем зажать отверстие крана.

Струя воды тут же ударяет четко в цель! Прямо в наглую рожу этого маньяка. Он отшатывается от меня, трясет головой, а вода продолжает его приводить в чувство.

Наконец, похоже, до него доходит, в чем дело, и он резко опускает рычаг и смахивает с лица воду.

— Ты что творишь? — рычит, как мне кажется, излишне эмоционально. — Да я тебя!

— Ой, простите! — стараюсь звучать искренне. — Я сейчас! Сейчас все высушу!

Пока он не понял, что я его дурю, спрыгиваю и поднимаю с пола сушилку.

— Держите! — кричу ему и кидаю в него агрегат.

Реакция хорошая. Он ловит. А я быстро бегу к двери, на ходу хватаю блузку и натягиваю ее на себя.

Поворачиваю замок и пулей на выход!

И, вот, когда ощущение свободы уже жжет в груди, прямо между мной и этой самой свободой в виде улицы встает мощное туловище охранника.

— Эй! Пустите! — кричу я и бью его по руке, которая вцепилась в меня и тащит назад. — Помогите! Кто-нибудь! Помогите!

Ноль реакции. Всем плевать на беззаконие.

Охранник приводит меня к какой-то двери.

— Опять?! — ору я. — Я не хочу больше в торт! Слышишь, ты?! Уйди от меня!

Но он молча запихивает меня в какую-то комнату и закрывает дверь.

Колочу по ней и кричу проклятия.

— Да, успокойся уже, — опять этот голос.

Замираю.

— Хватит дверь ломать. Хватит вообще ломать. Настало время созидания.

— Чего? — поворачиваюсь и вижу Дениса в мокрой рубашке, но уже без пиджака. Волосы тоже мокрые.

— Время созидания и исправления ошибок, — хмыкает он.

— Если вы думаете, — выставляю вперед указательный палец, — что я буду с вами спать, то…

— Я предлагал тебе легкий путь отработки, — ухмыляется он. — Легкий и приятный, — дергает бровью. — Хочешь по-другому? Окей. Поехали.

— Куда?

— Туда, где ты будешь отрабатывать долг. Долго и упорно.

— Я не буду с вами…

— И не надо.

— Не поеду! — хмурюсь я.

— Твое? — спрашивает он и в руках его мой телефон и паспорт! Узнаю его по обложке. Ааааа! Откуда?! Почему у него?! Наверное, выпали, пока в торте ехала.

— Отдайте!

— Отдам.

Тяну руку, а он поднимает вверх мои вещи. Я, конечно, не дотянусь.

— Вот, отработаешь и отдам, — широко улыбается этот козел. — Ну? Пчелкина? Вперед? Трудовые подвиги ждут тебя!

10. Юля

— Ну, вот, видишь, ты же можешь вести себя хорошо? — усмехается он, когда мы уже в его машине.

— Вы знаете, — стараюсь звучать убедительно, — я, вот, про вас все подруге рассказала. Поэтому если со мной что-то случится…

— Ты почему пугливая такая? — бросает на меня быстрый взгляд, пока мы стоит на светофоре. — Ничего плохого я тебе не сделаю.

— А можно вообще ничего мне не делать? — уточняю на всякий случай.

— Нельзя. Понимаешь ли, Пчелкина, я придерживаюсь принципа, что за свои поступки надо отвечать. Нести ответственность. Давай подсчитаем, какие убытки ты мне нанесла? Знаешь, сколько стоили те ботинки, которые ты краской облила?

— Это не я. Ведро отскочило