Санин Евгений - Божий суд

Евгений Георгиевич Санин

БОЖИЙ СУД

историческая повесть

Глава первая

1

  Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели…

            В просторной гриднице терема небольшого града на самой границе смоленского княжества, от единого слова князя Мстислава Ростиславича, по прозвищу Храбрый, решалась судьба всей смоленской земли.

            Горница была светлой и тепло протопленной. Красивая мозаика украшала стену. В углу пред божницей с образами теплилась лампада. У входа стояли два вооруженных гридника – телохранители князя.

            Сам князь восседал на главном месте – высоком, резном стуле. Рядом с ним - княгиня. Чуть позади них сидел его сын, по имени тоже Мстислав, и также, несмотря на юный возраст уже мало чем уступавший в доблести и удальстве своему отцу. Окружали князя старшие дружинники во главе с воеводой.

            Вдоль стен, на лавках, расположились влиятельные, или как тогда называли их - смысленные люди Смоленска. Они с нескрываемой надеждой не сводили ждущих глаз с самого уважаемого на Руси князя.

            Вторую неделю разъезжал он по их земле. Охотился. Хвалил поля и леса, города и веси, изделия здешних ремесленников и трудолюбие крестьян. И все не давал ответ на их главный вопрос: так согласен он или нет быть их князем?..

            А как его дать? И не дать как?.. Дело было в том, что старший брат Мстислава, смоленский князь Роман Ростиславич, отбыв добывать себе Киев, оставил вместо себя своего сына Ярополка. Смоляне, накопившие немало обид – а как без них за годы долгого правления? – тут же, подняв бунт, выместили их на молодом князе. Они изгнали его и объявили своим государем любимого всей Русью за славные победы, мужество и редкое среди князей благородство, соединенное с бескорыстным служением отечеству, - Мстислава Храброго.

            Однако сам Мстислав не торопился садиться на смоленский стол, дабы не обидеть родного брата. Но и отказываться не стал. Ведь в таком случае смоляне могли пригласить другого князя, и тогда Ростиславичам пришлось бы боем отвоевывать свой издавна отчий край…

            Тут нужно было действовать наверняка. Князь с верным гонцом отправил тайное послание в Киев брату Роману, с вопросом, как лучше быть? И вот, наконец, подоспела ответная грамота. Воспитанные сызмальства отцом жить в любви и согласии, братья-князья и на этот раз были единого мнения. Надо соглашаться, единственно для того, чтобы усмирить смолян и возвратить стол готовому вскоре вернуться Роману Ростиславичу.

            Прочитав грамоту, Мстислав, верный принципу действовать быстро и разом, благодаря чему одержал столь много побед, велел младшему дружиннику сказать смоленским боярам, что готов прямо здесь, сейчас сообщить им о своем решении. И не прошло получаса, как они в полном составе собрались в этой горнице.

            А в самом тереме, прослышав об этом, уже толпились, ожидая исхода разговора князя со смолянами, со своими предложениями к нему: новгородцы, суздальцы, псковитяне, и даже иноземные послы…

            - Хороший терем… - обведя быстрым взглядом потолок, стены со слюдяными окошками, и задержавшись глазами только на мозаике, изображавшей желанные для каждой русской души райские кущи, по обычаю, начал издалека Мстислав.

            - Полвека уже ему, а стоит, как каменный! - одобренные таким началом, согласно закивали бояре.

            - Еще бы!

            - Ведь по приказу и под присмотром самого прадеда твоего, Владимира Всеволодовича Мономаха построен!

            - Это он, по примеру своего батюшки… Всеволод Ярославич любил, чтобы везде ему было, как дома. Бывало, куда едет, всегда за собой целый обоз везет: с книгами, утварью, коврами… А Мономах - так тот сразу терема похожие ставил. С одинаковыми гридницами, покоями, вон – мозаикой! Их много таких по всей Руси…

            - И на нашей смоленской, теперь, надеемся, и на твоей земле!

            - Которой, между прочим, и твой великий прадед правил!

            Князь Мстислав, опираясь на рукоять посоха, чуть наклонился вперед и, чтобы дальше не томить и без того заждавшихся людей, наконец, сказал:

            - Я… согласен быть вашим князем!

            - Слава Тебе, Господи! – закрестились, зашептали, принялись радостно подталкивать друг друга бояре. – Услышала нас Пресвятая Богородица! Помогли святые Борис и Глеб, и все святые угодники Божии!..

            - Но! – повысил голос Мстислав. – Не обессудьте, соглашаюсь властвовать над вами - только до возвращения своего брата Романа Ростиславича.

            - Вот те раз!

            - Но, княже… - ахнули от досады бояре.

            - В дела я ваши особо вникать не буду. Суд править тоже не стану! – сразу предупредил князь, и раздалось еще более горестное:

            - Но почему?!

            - Или мы так не любы тебе?

            - Отчего же? Любы! Я ведь давеча говорил, как мне нравится все у вас! И сейчас готов повторить… Однако у меня много важных дел и в других местах Руси! – ответствовал князь. – К тому же Смоленская земля – это вотчина моего старшего брата, и кому, как не вам, лучше других знать об этом? Ну а я, - улыбнулся он в густые светлые усы, - замолвлю за вас словечко перед ним, когда он вернется из Киева.

            Мстислав оглядел примолкших бояр и уже с нескрываемой угрозой добавил:

            - Не вечно же ему засиживаться там!

            Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели. Конечно, хотелось им навсегда получить себе в правители такого князя, как Мстислав Храбрый. Но, уже совсем поостыв от бунта, они понимали, что в случае возвращения Романа, а оно неизбежно, как зима после тепла, - в последнее время никто из князей надолго не мог удержаться в Киеве - многим из них придется отвечать за него не только домами, казной, но и головой… А так – глядишь, и правда, и волки окажутся сыты, и овцы целы…

            Тем более, Мстислав лишь по чину младший брат среди могущественных Ростиславичей, а на самом деле… Все помнят, как поступил он, когда стоявший тогда во главе Руси Андрей Суздальский послал к ним своего мечника с грозными словами: «Вы – мятежники! Область Киевская есть мое достояние. Велю вам немедленно удалиться из нее вон!» Тихий Роман не спорил и возвратился в Смоленск, но средние братья воспротивились. А Мстислав, навыкший от юности не бояться никого, кроме единого Бога, тот и вовсе велел остричь голову и бороду послу князя Андрея и отправить назад со своими словами:

            «Теперь иди к своему князю и повтори ему мои слова: доселе мы уважали тебя как отца. Но когда ты не устыдился говорить с нами, как с твоими подручниками и людьми простыми, забыв наш княжеский сан, то не страшимся угроз. Исполни оные: идем на суд Божий!»

            Такие слова означали начало войны. И оскорбленный бесчестием своего посла князь Андрей немедленно стал готовиться к ней. Он тут же призвал под свой стяг воинов: суздальских, белозерских, новгородских, муромских, рязанских... Даже князь Роман, как ни любил своих братьев, вынужден был послать своих дружинников в это войско… Собрав рать в 50 тысяч воинов, которую по пути должны были еще больше усилить своими дружинами подвластные ему полоцкие, туровские и пинские князья, Андрей поручил предводительство над ними Святославу Черниговскому, из рода мятежного Олега, с приказом изгнать средних Ростиславичей с Руси, а дерзкого Мстислава привести во Владимир.

            Несметная рать с двадцатью князьями, в которую влилось еще множество киевлян, берендеев и торков, осадила Вышгород, где с братом Давидом и его полком заключился храбрый Мстислав.

            К счастью, в стане осаждавших не доставало усердия и согласия: одни князья не любили самовластия Андрея, другие - коварства Святослава, а третьи тайно доброжелательствовали Ростиславичам… И ничтожная крепость, обороняемая едва ли не горсткой людей, не только выстояла, но и победила. Как тут же записали об этом в своих летописях ученые монахи, Само Небо покровительствовало Герою в ратоборстве с более сильным противником. После этого звезда суздальского князя стала явно клониться к своему кровавому закату, и незлопамятные Ростиславичи снова вступили с ним в мир, обещая успокоить южную Русь, но с условием, чтобы тот уступил Киев Роману Смоленскому. Однако ответа дождаться не успели: суздальский князь кончил жизнь под кинжалами своих ближайших людей…

            Было, было, что вспомнить смоленским боярам и с чем соглашаться.

            Они покорно склонили перед Мстиславом свои головы и принялись благодарить его за эту нынешнюю и будущую милость, чуть слышно обговаривая между собой одну общую на всех мысль.