И. Завалишин - Описание Западной Сибири

ОПИСАНИЕ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ

Техническая страница

ББК 26.89

З 13

ЗАВАЛИШИН Ипполит Иринархович. Описание Западной Сибири / Предисл. Ю.Л. Мандрики. – Тюмень: Мандр и Ка, 2005. – 512 с.

© Мандрика Ю.Л. (предисловие), 2005.

© Кухтерин А.С. (обложка), 2005.

© Государственная библиотека Югры (издание), 2005.

© Мандр и Ка (оформление, издание), 2005.

ISBN 5–93020–348–2

«...он ознакомит Россию с Сибирью...»

Это имя, казалось, не надо представлять сегодняшнему читателю. Брат декабриста Дмитрия Завалишина... Провокатор в камере осужденных членов польских тайных обществ... Редактор-издатель «Русской старины» М.И. Семевский писал в письме Л.H. Толстому ««о жертвах доноса» некоего Ипполита Завалишина в Оренбурге 1827 г.»... Приговоренный к смертной казни через колесование, которая была заменена военным губернатором П.К. Эссеном каторгой навечно... Известный литературовед Ю. Лотман отмечал требование авантюриста, веровавшего в свое избранничество, занести в особые приметы «на груди родимое пятно в виде короны, а на плечах в виде скипетра». В молодости – переводчик Д. Байрона и А. Ламартина; в 60-е годы – автор многих мелодраматических рассказов, написанных на сибирском материале. Уже после революции 1917 г. некий С.Я. Штрайх в популярной библиотечке «Огонька» писал о Ипполите Завалишине: «Книги его, преимущественно исторические, печатались в 60-х годах, в годы наибольшей свободы русской печати при царизме, но тон их – угоднический, лакейский, исполнены они неумеренной похвалы великому милосердию царя и его жандармских генералов»[1].

Все это об одном человеке, прожившем длинную (1808–1883) и нелегкую жизнь. Но если сегодня поискать его имя на свалке мировой паутины, то можно встретить и другие определения: «известный русский исследователь Ипполит Завалишин», «научное значение имело опубликованное в 1862–1867 гг. «Описание Западной Сибири»« и т.д.

Указанное выше сочинение было опубликовано в трех томах, один из них – помещен в данной книге. О том, как она создавалась, кто были ее первые читатели и их мнение о труде, который, по мнению создателя, «...ознакомит Россию с Сибирью...» – все это, читатель, Вы найдете в документах, которые публикуются ниже.

Автор этих строк будет стараться как можно реже прерывать нить повествования И.И. Завалишина, отдавшего большую часть своей жизнь эпистолярному жанру, основная часть которого была адресована вышестоящему начальству. И он расскажет все. И о себе. И о времени.

Как модно нынче говорить, но у этих документов сегодня иной дискурс. Они – черта той эпохи, в которую жил автор «Описания Западной Сибири». И нужно благодарить работников Государственного архива Омской области за сохранность документов, которые впервые ложатся на страницы книги...

Ваше превосходительство, милостивый государь![2]

С величайшим удивлением прочел я в предписании Вашем, мне объявленном, отзыв управляющего Иркутской губернией, «что по предмету права жены моей на разъезды по Сибири», права, коим она пользовалась четыре года с разрешения и ведома правительства, «в делах Иркутского общего губернского управления никакой переписки не оказалось»!

Сделанный с таким легкомыслием отзыв сей втройне неизвинителен! Во-первых, [текст утрачен] доказывает совершенное невнимание к отношению, Вами сделанному, ибо факты, на кои Вы указывать изволили, возведенные в такое высшее официальное значение посредничеством Вашим, требовали самой точной справки; во-вторых, он выставил меня «лжецом» и мог за сие подвергнуть очень неприятному выговору, а в-третьих, он доказывает тоже отсутствие самого простого размышления, ибо можно ли было допустить, чтобы я решился обмануть кого же? Начальника губернии, сославшись ему на небывалые распоряжения правительства!

После подобного неосмотрительного отзыва я бы мог, конечно, и по праву допустить жену мою обратиться немедленно с жалобой к господину шефу жандармов, но мысль, что жалоба сия, впрочем, столь справедливая, повредила бы и чиновнику, который так легкомысленно дал подписать управляющему губернией сей отзыв, не основанный, как ниже сего видно, ни на какой справке, да и могла бы кончиться неприятным замечанием самому управляющему, а этого я бы хотел избегнуть, решила меня обратиться домашним образом к вашему превосходительству и покорнейше просить Вас отнестись к иркутскому гражданскому губернатору, чтобы он приказал навести справку получше, ибо нижеследующие указания – суть ясное и неопровержимое доказательство, что справки никакой не сделано!

1) Предписание иркутского гражданского губернатора от 20 мая 1844 года, данное на имя верхнеудинского окружного начальника (что ныне иркутский губернский прокурор) коллежского советника Шапошникова о немедленной выдаче жене моей паспорта для разъездов по краю, хранится доселе, подшитое к секретным делам 1844 года в общим переплетенным оных столбце, в самой камере присутствия окружного совета, в шкафу, по левую руку секретарского места!

и 2) Предписание верхнеудинского окружного начальника, Верхнеудинской же городовой управы от 4 июня 1844 года о постоянной выдаче жене моей при первом ее востребовании узаконенного вида для разъездов по краю; подписка, ею собственноручно данная городовой управе о выслушании предписания иркутского гражданского губернатора и о получении первого паспорта; все паспорта: за 1844, 5, 6, 7 и 8 года, которые обыкновенно при сдаче их по истечении срока всегда подшивались как документы к секретным делам управы, с полицейскими на них явками Иркутска, Кяхты, Троицка-Саянска, Петровска, доказывающими, что жена моя беспрепятственно и неоспоримо пользовалась своим правом, наконец, последний вид, данный ей 25 сентября 1848 года, когда я уже был переведен в Курган, и предписание самого нынешнего иркутского гражданского губернатора, коим жене моей предоставлялось, если сего пожелает, остаться в Иркутском краю как женщине, которая по предоставленному ей праву могла всегда соединиться со мной потом и в Тобольске, – все сие хранится доселе подшитое и переплетенное по годам в присутственной камере Верхнеудинской городовой управы в шкафу, в углу, по правую руку входной двери!

После такой точной справки, ваше превосходительство, усмотреть изволите, что и в делах Иркутского общего губернского управления есть по сему предмету переписка. А посему как муж и как лично оскорбленный таким легкомысленным отзывом, проволочившим жену мою целый год в ее законном требовании, я обязан был просить защиты Вашей, и сделал бы это тремя неделями ранее, тотчас по получении здесь предписания Вашего от 19 декабря истекшего года, если б не нездоровье.

Обращаясь теперь опять от имени жены моей к вашему превосходительству, я убедительнейше прошу Вас, милостивый государь, благоволить истребовать в скорейшем времени от действительного статского советника Зорина удостоверение, основанное на точной справке, и по получении оного предписать местной полиции о выдаче жене моей узаконенного вида, ибо здоровье и личные дела ее давно бы требовали поездок в Тюмень и Тобольск, таким непостижимым ходом дела опять остановленных!

С глубочайшим почтением имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга Ипполит Завалишин.

Тобольская губерния,

город Курган

13 генваря 1850 года.

Сиятельнейший князь, милостивый государь![3] В течение почти двух лет ваше сиятельство постоянно мне благодетельствуете! Назначив мне лучшее в краю сим жительство, Вы увеличили вдвое казенное пособие, мною получаемое, и, наконец, оказали мне ту милость, которая для меня всего дороже: уверенность в покровительстве Вашем. Могу ли не быть от полноты сердца благодарным?

Но сиятельнейший князь! Обстоятельства заставляют меня предстательствовать о себе еще ныне пред Вами. Благоволите дозволить мне изложить прежде вкратце весь ход дела, на коем основана моя нынешняя просьба, прежде нежели осмелюсь ходатайствовать ей Ваше высокое покровительство и Ваше всесильное слово.

1701 статьей XIV тома Свода законов, издания 1842 года и высочайше утвержденным в 1845 году положением Комитета гг. министров выезд из места водворения воспрещен исключительно лишь государственным преступникам, верховным уголовным судом сужденным. Но как преступник политический, сужденный в 1827 году обыкновенной Комиссией военного суда в Оренбурге и никогда ни к каким разрядам государственных преступников не принадлежавший, я, еще бывши в Петровском заводе, пользовался полной свободой выезда и занятий у частных лиц. По издании же Правил, высочайше в 1845 году утвержденных, я обратился тотчас с просьбой к тогдашнему генерал-губернатору Восточной Сибири, ходатайствуя об утверждении за мной права выезда и занятий у частных лиц. Просьба моя была тем более основательна, что сам генерал Рупперт разрешал мне часто и неоднократно выезд за несколько сот верст от места моего водворения уже после издания Свода законов 1842 года, и что с его же согласия я служил по комиссионерству откупа гвардии капитана П.П. Энгельгардта, с коим ездил по краю, а потом по золотопромышленным делам у графини А.А. Толстой и у князя М.А. Дондукова-Корсакова. Оставалось утвердить за мной окончательно перечисление вновь в разряд политических преступников, в коим я состоял до февраля 1829 года, живши на свободе в Нерчинских заводах. Если же меня и всех других, в то время в заводах живших, и причислили на десять лет (до июля 1839 года) к каземату государственных преступников в Петровске, то это была общая временная мера предосторожности, что доказывается тем, что когда 1 высший разряд декабристов был освобожден и каземат уничтожен, нас, простых политических, передали опять в горное ведомство, в коем снова мы пользовались полной свободой выезда. Следовательно, положение 1845 года ко мне вовсе не применялось, и право разъезда и службы [у] частных лиц не могло быть у меня отнято без явной несправедливости. Однако это послужило поводом к нескончаемой переписке. Попавши со своей просьбой в самый разгар ревизии, последствием этого было то, что генерал Рупперт оставил ее без движения. Я обратился лично к ревизовавшему сенатору. И.Н. Толстой приказал местному окружному начальнику Шапошникову (что ныне иркутский губернский прокурор) непременно и немедленно предоставить в Иркутск о выдаче мне вида на разъезды, но ответ опять затянулся, а когда я чрез сестру мою в Москве и чрез сенатора М.Н. Муравьева просил в Петербурге непосредственно, мне ответили, что моя просьба не встретит препятствий, но что для этого необходимо представление генерал-губернатора. Между тем генерал Рупперт уехал, я был переведен сюда, и вся эта четырехлетняя переписка не привела до сих пор ни к какому результату.