Admin - i fb127fa68ca722d5

Наталья Ефремова

Хроники Метрополии. Время вспомнить.

   * - см. "Метрополия. Мироведение".

  Пролог

  Мертвые тоже умеют любить

   "...так пленсы, по природе своей мертвые сути некогда живых людей, не уходят по пути смерти и эволюции, а остаются жить, питаясь чувственными выделениями живой материи и используя человеческие тела в качестве сосудов и исполнителей своих неудовлетворенных желаний..."

  О сути мертвого.

  Саг Теон Медебрский, 111 год от подписания хартии.

  Мейри.

  412 год от подписания Хартии. (сезон лета).

  Стояла первая четверть Дарителя*, было жарко. Восьмилетняя девочка, по прозвищу Блошка, семенила за дедушкой по пыльной сельской дороге. Дед хмурился, сжимал ладошку Блошки так сильно, что пальцы у той слиплись в горячую лепешку и болели. Попа тоже болела. Утром бабушка надавала по ней с такой силой, что отбила руку. Ората* Эгея всерьез разозлилась на внучку, даже попросила мужа взять девочку с собой в Пятихрамье*, чтоб не видеть и не слышать ее хоть полдня, а заодно, чтоб проказница отмолила свои, по мнению бабки, совсем не детские грехи.

  Дед тоже злился. На внучку и на то, что пришлось тащиться по жаре на глупую молитву. Богобоязненная супруга потребовала обсудить с сагом* поведение девочки, а храмовников адман* Вала не любил, считал тунеядцами и лицемерами.

  Ворчливость была повседневным состоянием деда, но Блошка к этому так и не привыкла. Адман Вала не дрался, но скрипел языком столь неутомимо, что девочка готова была терпеть бабушкины шлепки, лишь бы не слышать долгого, методичного перечисления всех своих проделок и грозящих из-за них семейству Вала бедствий.

  Вот и сейчас дед бубнил и бубнил, встряхивая ладонь Блошки в такт словам. Если бы не необходимость время от времени кивать и признаваться в собственной никчёмности, девочка совсем перестала бы обращать внимание на монотонный гул его голоса. Вокруг имелось много чего куда более интересного: жеребята на лугу, томные оранжевые бабочки над кустами маслинника, яркие лягушки в бочаге под мостом. Иногда Блошка прикрывала глаза и слушала, потом открывала глаза и видела. У нее не было мыслей, время для нее текло медленно и сладко, и каждый миг жизни был полон смысла. И если бы не дед, она бы растворилась в сказке жаркого солнечного дня.

  Дед Блошки был сельским лекарем. Смыслом жизни любого здравомыслящего человека он считал деньги и почет. Однако ни того, ни другого на его долю много не выпадало, поскольку в работе адман Вала был ленив и небрежен. Он часто повторял, что за то, что делает в деревнях за медь, должно в городе ему платиться золотом. Селяне, с их вечными прострелами, легочными хворями и крикливыми роженицами, раздражали его. Многие пациенты сами были о нем невысокого мнения, и, по возможности, искали другие пути вылечиться, а те немногие, кого он продолжал пользовать, терпели его только лишь по необходимости. Авторитет в глазах самого себя адман Вала повышал путем смакования недостатков других, перемывая, по обыкновению, кости обидчикам за обеденным столом и вечерними посиделками у печи, и Блошка за годы сознательной жизни слышала от него такие комментарии в адрес пациентов, что считала деда святым в мире грешников. Считала так, пока не подросла и не разглядела родственника поближе.

  Блошкой девочку окрестил заезжий торговец, которому адман Вала долго и с большим удовольствием рвал на ярмарке зуб с дуплом. После торговец, подперев щеку, тоскливо наблюдал, как светловолосое семейство Вала усаживается на телегу, а крошечная черноволосая девочка под недовольное ворчание деда и бабки скачет по тюкам купленного по дешевке барахла. Насладившись картиной, торговец сплюнул кровавый сгусток и прошамкал:

  - Прям как блоха по псине.

  Кто-то из местных услышал, и вскоре маленькую внучку лекаря иначе, как Блошкой, никто не называл.

  Бабушка Эгея заставляла девочку изучать счет и письмо. Блошке было скучно, и она убегала в лес или к деревенским ребятишкам. Бабушка ловила ее, пугала нехорошим будущим, наказывала розгой и приобщала к нудной домашней работе. Иногда ората Вала, накричавшись и напричитавшись, садилась понуро у окна на кухне, и девочка знала, что бабушка вспоминает прежнюю жизнь и свою дочь, маму Блошки...

  ...В тот год лето было очень жарким. Адмана Вала вызвали к госпоже Локришиэ, жене важного чиновника, имеющего сельский дом в долине реки Неды. Личный врач госпожи задержался в городе, и раздувшийся от гордости адман Вала пару раз появился в поместье с каплями от женского недомогания. С собой он брал двенадцатилетнюю дочку, Дарину. Дарина владела грамотой и помогала отцу вести учет пациентов. Голубоглазая спокойная девочка, с трогательно острыми коленками из-под детского платьишка и волосами цвета спелой пшеницы, настолько приглянулась госпоже, что та несколько раз приглашала ее в поместье. В моде было, уподобляясь королеве Магрете*, брать на воспитание девочек из небогатых, но почтенных семей, обучать их наукам, вышиванию, искусству составления букетов и прочим полезным премудростям. Так Дарина стала компаньонкой госпожи Локришиэ, на довольствии и с окладом. Адман Вала бурчал, причитал, что лишился помощницы, отбирая у дочери заработанное, чтоб не потратила "на глупости".

  Госпожа Локришиэ забрала девочку в Коксеаф. Дарине исполнилось семнадцать, когда хозяйка скончалась от кровотечения - очередное женское недомогание оказалось давно запущенной болезнью. На маленькое наследство от покровительницы девушка смогла купить в Коксеафе эпистолярную лавочку. Она продолжала помогать отцу и матери, теперь высылая ежесезонно солидную сумму. Адман Вала, все чаще посиживая в корчме, жаловался односельчанам на скупость дочери. Он раздобрел, разленился, покрикивал на пациентов, разругался с несколькими старыми клиентами - теперь ората Эгея, торгуя травяными настоями и порошками, приносила в дом больше денег, чем он. Ората скучала по дочери. Но почитание мужа все так же заслоняло ей все остальное в жизни.

  Через два года Дарина вышла замуж за школяра, такшеарца из почтенной семьи, приехавшего в Коксеаф учиться в университете. Адман Вала впал в ярость, чуть не слег, костеря на чем свет стоит Такшеар, школяров и свою дочь. Но боялся он напрасно - Дарина, хоть и писала после свадьбы редко, а к себе не приглашала, деньги высылала регулярно. Через год после замужества она родила дочь, которой по южному обычаю не стала сразу давать имя. Еще через два года Дарина вдруг вернулась в село с маленькой дочкой на руках. На все вопросы она лишь мотала головой и повторяла, что ушла от мужа, поскольку тот оказался плохим человеком. Лавочку ей пришлось продать, чтобы уехать из Коксеафа насовсем - такшеарец не давал ей проходу. Дарина оставила родителям деньги на малютку и отправилась в столицу - начинать все с чистого листа. Два года подряд она исправно писала и высылала содержание дочери, каждый раз в письмах умоляя родителей не отдавать ребенка отцу, если тот их разыщет.

  Семейство Вала тяготилось не в меру живой и непоседливой внучкой и уговаривало дочь забрать девочку, ссылаясь на возраст и старческие болячки. Девочка, по словам бабушки, однажды навестившей дочь после свадьбы, была точной копией бывшего зятя - темноволосой, смугловатой и кареглазой. Прозвище Блошка прилипло к девочке безоговорочно.

  Адман Вала вел привычный образ жизни, сам выбирал пациентов, посиживал в корчме, бранил соседей, пока судьба не умерила его спесь. Взявшись лечить от фурункулов помощника сельского управителя, лекарь с пьяных глаз перепутал очищающий кровь отвар с настойкой болиголова. Жена помощника к свалившемуся на нее вдовству отнеслась крайне неодобрительно: не стала выслушивать слезливое покаяние, на золотые монеты в дрожащей руке даже не взглянула, а сразу пожаловалась управителю, который отправил донесение в столицу и стал дожидаться мортальных* дознавателей, наказав лекарю с места не сниматься и пациентов не пользовать...

  ...Собирались в спешке, в густой темноте. Управитель с калитки приставил соглядатая, потому лекарь выломал огородный плетень и выкатил телегу на дно низенького оврага за домом. Ората Вала скрепя сердце бросила на разграбление все, что было чуть поношено и попользовано: кухонную утварь, одежду, половики. Лишь пару лофрадских ковров оставить жадным до чужого добра соседям рука у нее не поднялась - их постелили на дно телеги, Блошка накидала сверху подушечек и заснула спокойным и доверчивым детским сном. По малолетству она не поняла, о чем громким шепотом спорили дед с бабкой на кухне перед отъездом. А ведь адман Вала всерьез подумывал о том, чтобы оставить внучку в селении, а Дарине послать весточку по пути. Но ората Эгея заупрямилась и настояла на том, чтобы забрать ребенка: девочку могли отдать в прислужницы вдове умершего помощника управителя за потерю кормильца.