Одоевский Фёдорович - Пестрыя сказки

Владимир Фёдорович Одоевский

«Пестрыя сказки»

ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ,

съ тѣмъ, чтобы по напечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. С. Петербургъ, Февраля 10 дня 1853 года.

„Какова Исторія. Въ иной залетишь за тридевять земель за тридесятое царство.”

ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ

Когда почтенный Ириней Модестовичъ Гомозейко, Магистръ Философіи и Членъ разныхъ ученыхъ обществъ, сообщилъ мнѣ о своемъ желаній напечатать сочиненныя, или собранныя имъ сказки, — я старался сколь возможно отвратить его отъ сего намѣренія; представлялъ ему: какъ неприлично человѣку въ его званіи заниматься подобными разсказами; какъ съ другой стороны онѣ много потеряютъ при сравненіи съ тѣми прекрасными историческими повѣстями и романами, которыми съ нѣкотораго времени сочинители начали дарить Русскую публику; я представлялъ ему, что для однихъ читателей его сказки покажутся слишкомъ странными для другихъ слишкомъ обыкновенными; а иные безъ всякаго недоумѣнія назовутъ ихъ странными и обыкновенными вмѣстѣ; самое заглавіе его книги мнѣ не нравилось; меня не тронули даже и ободренія, которыми журналы удостоили сказку Иринея Модестовича, напечатанную имъ для опыта, подъ именемъ Глинскаго, въ одномъ изъ альманаховъ. Но когда Ириней Модестовичъ со слезами въ глазахъ обратилъ мое вниманіе на свой, пришедшій въ пепельное состояніе фракъ, въ которомъ ему уже нельзя болѣе казаться въ свѣтѣ — единственное средство, по мнѣнію Ириніея Модестовича, для сохраненія своей репутаціи — когда онъ трогательнымъ голосомъ расказалъ мнѣ о своемъ непреодолимомъ желаніи купить послучаю продающуюся рѣдкую книгу: Joannes ab Indagine Introductiones apotelesmaticæ in Astrologiam naturalem, а равно и les Oeuvres de Jean Belot, curé de Milmonts, professeur ès sciences Divines et Celestes, contenants la Chiromancie, Physiognomie, Traité de Divinations, Augures et songes, les sciences Steganographiques, Paulines Armadellest et Lullistes; Part de doctement precher et haranguer etc.

Тогда всѣ мои сомнѣнія исчезли, я взялъ рукопись почтеннаго Иринея Модестовича и рѣшился издать ее.

Смѣю надѣяться, что и читатели раздѣлятъ мое снисхожденіе, тѣмъ более, что оно можетъ ободрить Иринея Модестовича къ окончаниію его собственной біографіи, а равно и историческихъ изысканій объ Искуствѣ оставаться назади, сочиненіе, которое, несмотря на недѣльное направленіе, данное ему авторомъ, содержитъ въ себѣ, по моему мнѣнію, поучительные примѣры, ясно показывающіе чего въ семъ случаѣ надлежитъ избѣгать и слѣдственно весьма полезные для практики.

Еще одно замѣчаніе: почтенный Ириней Модестовичъ, не смотря на всю свою скромность и боязливость, потребовалъ отъ меня, чтобы я въ издаваемой мною книгѣ сохранилъ его собственное правописаніе, особенно же относительно знаковъ препинанія. — Надобно знать, что Ириней Модестовичъ весьма сердится за нашу роскошь на запятые и скупость на точки: онъ не можетъ понять зачемъ, вопреки дѣльнымъ замѣчаніямъ знающихъ людей, у насъ передъ каждымъ что и который ставится запятая, а передъ но точка съ запятою. Вообще Ириней Модестовичъ предполагаетъ, что книги пишутся для того, дабы онѣ читались, а знаки препинанія употребляются въ оныхъ для того, дабы сдѣлать написанное понятнымъ читателю; а между тѣмъ, по его мнѣнію, у насъ знаки препинанія разставляются какъ будто нарочно для того, чтобы книгу нельзя было читать съ перваго раза — prima vista, какъ говорятъ музыканты; для избѣжанія, сего недостатка Ириней Модестовичъ старается наблюдать между знаками препинанія (, | —,— |; |.) логическую іерархію; для сей же причины онъ осмѣлился занять у Испанцевъ оборотный вопросительный знакъ, который ставится въ началѣ періода для означенія, что оному при чтеніи должно дать тонъ вопроса. О семъ пусть разсудятъ читатели, а люди болѣе меня занимавшіеся симъ дѣломъ потолкуютъ.

Нужнымъ считаю присовокупить что я на себя же взялъ изданіе давно обѣщаннаго Дома Сумасшедшихъ; сочиненіе, которое впрочемъ, сказать правду, гораздо больше обѣщаетъ, нежели сколько оно есть въ самомъ дѣлѣ.

ПРЕДИСЛОВІЕ СОЧИНИТЕЛЯ

Прежде всего я долгомъ считаю признаться вамъ, Милостивый Государь, въ моей несчастной слабости, …¿Что дѣлать? у всякаго свой грѣхъ, и надобно быть снисходительнымъ къ ближнему; ето, какъ вы знаете, истина неоспоримая; одна изо всѣхъ истинъ который когда либо добивались чести угодить роду человѣческому, — одна, дослужившаяся до аксіомы; одна, по какому то чуду, уцѣлевшая отъ набѣга южныхъ варваровъ 18 вѣка, какъ одинокій крестъ на пространномъ кладбищѣ. И такъ узнайте мой недостаток, мое злополучіе, вѣчное пятно моей фамиліи, какъ говорила покойная бабушка, — я, почтенный читатель, — я изъ ученыхъ; т. е. къ несчастію не изъ тѣхъ ученыхъ, о которыхъ говорилъ Паскаль, что они ничего не читаютъ, пишутъ мало и ползаютъ много, — нѣтъ! я просто пустой ученый т. е. знаю всѣ возможные языки: живые, мертвые и полумертвые; знаю всѣ науки которыя преподаются и не преподаются на всѣхъ Европейскихъ каѳедрахъ; могу спорить о всѣхъ предметахъ, мнѣ извѣстныхъ, и неизвѣстныхъ; а пуще всего люблю себѣ ломать голову надъ началомъ вещей и прочими тому подобными нехлѣбными предметами.

Послѣ сего можете себѣ представить какую я жалкую ролю играю въ семь свѣтѣ. Правда, для поправленія моей несчастной репутаціи, я стараюсь втираться во всѣ извѣстные домы; не пропускаю ни чьихъ именинъ, ни рожденья, и показываю свою фигуру на балахъ и раутахъ; но къ несчастно я не танцую; не играю ни по пяти, ни по пятидесяти; не мастеръ ни очищать нумера, ни подслушивать городскія новости, ни далее говорить объ етихъ предметахъ; чрезъ мое посредство нельзя добыть ни мѣста, ни чина, ни вывѣдать какую нибудь канцелярскую тайну… Когда вы гдѣ нибудь въ уголку гостиной встрѣтите маленькаго человѣчка, худенькаго, низенькаго, въ черномъ фракѣ, очень чистенькаго, съ приглаженными волосами, у котораго на лицѣ написано: „Бога ради оставьте меня въ покоѣ” — и который—, ради сей причины, — заложа пальцы по квартирамъ, кланяется всякому съ глубочайшимъ почтеніемъ; старается заговорить то съ тѣмъ, то съ другимъ; или съ благоговѣніемъ разсматриваетъ глубокомысленное выраженіе на лицахъ почтенныхъ старцевъ, сидящихъ за картами и съ участіемъ разспрашиваетъ о выигрышѣ и проигрышѣ; словомъ, всячески старается показать, что онъ также человѣкъ порядочный и ничего дѣльнаго на семъ свѣтѣ не дѣлаетъ; который между тѣмъ боится протягивать свою руку знакомому, что бы знакомый въ разсѣянности не отвернулся, — ето я, Милостивый Государь, я — вашъ покорнѣйшій слуга.

Представьте себѣ мое страданіе! Мнѣ, издержавшему всю свою душу на чувства, обремененному многочисленнымъ семействомъ мыслей, удрученному основательностію своихъ познаній, — мнѣ — очень хочется иногда поблистать ими въ обществѣ; но только что разину ротъ, — явится какой нибудь молодецъ съ усами, затянутый, перетянутый и перебьетъ мою рѣчь замѣчаніями о состоянии температуры въ комнатахъ; или какой почтенный мужъ привлечетъ общее вниманіе разсказомъ о тѣхъ непостижимыхъ обстоятельствахъ который сопровождали проигранный имъ большой Шлемъ; — между тѣмъ вечеръ проходитъ и я ухожу домой съ запекшимися устами.

Въ семъ затруднительномъ положеніи я заблагоразсудилъ обратиться къ вамъ, почтенный читатель, ибо —, говоря безъ лести —, я знаю что вы человѣкъ милый и образованный, и притомъ не имѣете никакого средства заставить меня замолчать; читайте, не читайте, закройте или раскройте книгу, а все таки печатныя буквы говорить не перестанутъ. И такъ волею, или неволею слушайте: а если вамъ расказъ мой понравится, то мнѣ мыслей не занимать стать, я съ вами буду говорить до скончанія вѣка.

I

РЕТОРТА

Реторта — Cornue — Retorte — Сосудъ перегонный; родъ бутыли съ круглымъ дномъ въ видѣ груши съ длинною шейкою…

…Положи амальгаму въ круглый стеклянный сосудъ; закупорь его и поставь въ золу, потомъ на легкой жаръ, прибавляя жару, пока сосудъ совсѣмь не разкалится, то ты увидишь всѣ цвѣты, какіе только на свѣтѣ находятся…

Въ старину были странныя науки, которыми занимались странные люди. Етихъ людей прежде боялись и уважали; потомъ жгли и уважали; потомъ перестали бояться, но все таки уважали; намъ однимъ пришло въ голову и не бояться, и неуважать ихъ. И подлинно, — мы на это імѣемъ полное право! Ети люди занимались — ¿чѣмъ вы думаете? они отыскивали для тѣла такое лѣкарство, которое бы исцѣляло всѣ болѣзни; для общества такое состояніе, въ которомъ бы каждый изъ членовъ благоденствовалъ; для природы, — такой языкъ, котораго бы слушался и камень и птица, и всѣ елементы; они мечтали о вѣчномъ мирѣ, о внутреннемъ ненарушимомъ спокопствіи царствъ, о высокомъ смиреніи духа! Широкое было поле для воображеиія; оно обхватывало и землю и небо, и жизнь и смерть, и таинство творенія и таинство разрушенія; оно залетало за тридевять земель въ тридесятое царство, и изъ етаго путсшествія приносило такія вещи, которыя ни больше, ни меньше, какъ перемѣняли платье на всемъ родѣ человѣческомъ; такія вещи, которыя —, не знаю отъ чего, — нынѣ какъ будто не встрѣчаются, или всѣ наши открытія разнеслись колесами паровой машины.