Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале. Страница 10

Какой-то красномордый дядька так гаркнул "ура!" над ухом, что я аж немного оглох...

Наконец показалась запряженная шестеркой лошадей открытая шикарная карета. Экипаж, несмотря на позолоту и многочисленные непонятного назначения финтифлюшки, выглядел так стильно, и так эффективно демонстрировал власть, мощь и богатство хозяина, что у наших... у правителей из двадцать первого века челюсть бы от зависти свело. Конечно же, в нем ехал Александр Второй с супругой. К вящему моему удивлению, третьей в салоне, сидящей спиной вперед, оказалась Великая Княгиня Елена Павловна.

Вторую карету, чуть менее помпезную, занимал цесаревич Николай и датская принцесса. В третьей я ожидал увидеть остальных детей царя, но в ней ехал принц Ольденбургский и Великий Князь Константин Николаевич. Александр и, судя по мундиру капитана Преображенского полка, Владимир Александровичи были в четвертой. Еще один, молодой человек в этой карете был ни мне, ни Герману не знаком. Но судя по вытянутому породистому лицу - это Николай Константинович - сын Великого Князя. За это говорило еще и то, что ему, в силу статуса, пришлось, как и Елене Павловне, ехать задом наперед. Да еще и делить диван с седовласым, увешанным как новогодняя елка орденами, улыбчивым господином.

Народ вопил! Беззвучно, для меня оглохшего, открывались рты, выпучивались от усердия глаза. Дети размахивали флажками. Ветер рвал огромные штандарты на флагштоках вокзала. Я чувствовал себя так, словно бы находился внутри фантастичного, огромного три-дэ кинофильма. Причем, все вокруг - актеры, и лишь я один - зритель.

Каково же было мое удивление, когда экипаж с младшими детьми Государя, нарушая все правила и... традиции, что ли, вдруг стал усиленно тормозить. Орденоносец перестал улыбаться, нагнулся вперед и что-то выговаривал Владимиру. А шкафообразный Александр поднялся во весь свой баскетбольный рост, и смотрел, о Господи! прямо на меня!

Лошади уже едва-едва переставляли ноги, когда Саша, словно утлую лодчонку, качнув огромную карету, легко спрыгнул на устланную коврами мостовую и, порозовев от небывалого нахальства, упрямо набычившись, пошел ко мне.

Пропустите его! - легко перекрывая шум, крикнул царевич офицеру оцепления. Даже мои бедные уши пропустили этот глас иерихонских труб! - Ну же! Герман! Герман Густавович! Идемте же скорее к нам!

Вот представьте, каково мне было бы отказаться? Мало того, что не подчиниться прямому приказу члену императорской семьи, так еще и просто не откликнуться на зов хорошего человека?! Не думаю, что Александра похвалят за этот демонстративный жест. Скорее - наоборот. А если бы еще я бы сделал вид, что слеп и глух...

Пришлось, под далекими от дружелюбных, взглядами придворных, которым оставалось только молча мерзнуть в своих открытых зиме экипажах, выбираться из-за спин обывателей, и лезть вслед за "бегемотиком".

Догадываюсь, Герман Густавович, вы не собирались вместе со всеми ехать в Царское, - констатировал второй сын царя, когда экипаж тронулся с места. - Это представляется мне бесчестным по отношению к вам.

Боюсь, я не достоин такого к себе внимания Вашего Высочества, - какое счастье, что слух практически полностью вернулся. Читать по губам я не умею. - Право, не стоило так беспокоиться!

Позвольте уж, милостивый государь, Его Императорскому Высочеству самому решать, что стоит делать, а чего нет! - вспыхнул седовласый. - Не вам о том судить!

Да-да, конечно. Прошу меня извинить, Ваше Высочество. Я несколько растерян случившимся.

Со слов Николая вы представлялись мне более находчивым, - хмыкнул сановник. - Вы, верно, тот самый господин из Сибири, что считает уместным слать послания незнакомым людям?

Едрешкин корень! Рядом со мной сидел главный воспитатель Никсы, великий и ужасный граф Сергей Григорьевич Строганов.

Коли пришлось бы снова оказаться в таком положении, я и тогда посмел бы писать вам, Ваша Сиятельство. Не дай Бог, конечно...

Строганов фыркнул в густые усы, но я понял, что мой ответ ему понравился.

Однако же, наш Саша теперь станет героем светских сплетен, - растянул по-юношески пухлые губы в лукавой улыбке Владимир. - Впрочем... Это снова сойдет ему с рук.

Отчего же? - наморщил лоб Александр.

Станут говорить, будто это Никса тебя просил, - пожал плечами более молодой, но явно больше старшего искушенный в придворных интригах, цесаревич.

Ну, так что с того?

Взглянув на Сашу, я подумал, что с его семейным прозвищем Романовы все-таки ошиблись. Он тогда выглядел настоящим носорогом, нагнувшим, вместо грозного рога, выпуклый лоб. И еще я... понял, или догадался - не знаю, что вернее! Второй сын царя, быть может, и не способен так же быстро, как Николай, принимать решения, и от этого кажется несколько глуповатым. Но это не так. Он не глуп. Недостаточно образован, стеснителен и недостаточно ловок, что при его богатырской комплекции - вполне естественно. Но - не дурак.

Ну же, Саша! Представь нам своего гостя, - непринужденно сменил тему Владимир. И уже обращаясь ко мне, добавил:

Только не примите это за оскорбление. Конечно же, нам ведомо - кто вы таков.

Лошадей не погоняли. Вдоль дороги бесновался в проявлении неземной радости столичный люд. Студеный ветер срывал с губ клочья пара и уносил его тени на восток, в сторону дома. И пока цесаревич перечислял мои должности, потом титулы Строганова, потом младшего брата, я отчаянно завидовал летящим в Сибирь облакам.

Ну, и еще старался придумать какую-нибудь вескую причину, чтоб спрыгнуть на следующем же повороте, и не ехать с детьми Государя в Царское Село. Мне казалось, что это будет правильно. Что это сделает выходку Александра легким капризом, а не хорошо обдуманной придурью. И, в конце концов, я же не навязываюсь. Мне и нужно-то лишь чтоб меня не трогали. Дали доделать свои дела в столице, встретиться с нужными людьми, и вернуться в уже полюбившийся теремок в Томске.

Мне представляется неприличным беспокоить своим непредвиденным присутствием господ церемониймейстеров, - осторожно начал я. - Каково это станет, если окажется, что я занимаю чье-нибудь место? Не будет ли лучше, мне прибыть в Екатерининский завтра вместе с остальными приглашенными?

Да у кого же еще может быть здесь место? - сделав вид, словно не понимает того, о чем я говорю, лукаво блеснул глазами Владимир. А Саша попросту кивнул - словно линкор качнул орудиями главного калибра. - Кто же еще, как не вы, наш новый родственник?

Родственник? Ваше Высочество? - вскинул брови я.

Ну, конечно. Вы ведь теперь рыцарь и командор ордена Ольденбургских, а им может быть только член семьи. Мы, Романовы, какой-то мерой еще и князья Ольденбургские. Неужто вам не сказали? Папа был, кажется, еще недоволен, что Петр Георгиевич не дал вам титул к кресту.

Вот же блин! И едрешкин корень! У меня от удивления разве что рот не открылся. И еще - знатно заполыхали уши. Вспомнил, как я злился на принца, когда он награждал меня этим самым коронованным крестом. Как обвинял его в душе в краже своих заслуг. И тут вдруг оказывается, что таким замысловатым образом наш семейный покровитель ввел меня в Семью. Я его вором и прохиндеем называл, а он мне двери лучших домов Санкт-Петербурга открывал. Вот стыд-то какой!!!

Да-да, - проскользнул в разговор Строганов. - Барон фон Лерхе куда больше приличествует для Глюксбургов. Об этом стоит поговорить с Государем. Александр?

Мы поговорим с папа, - снова опередил брата Владимир. - Мы тоже умеем быть благодарными.

Но, Ваше Императорское Высочество, Ваше Сиятельство, я не хотел... Я не для этого...

А чего же вы хотели, молодой человек? - саркастично прищурился граф.

Спасти жизнь, - тупо брякнул я. - Я не желал для себя. Не думал, что так выйдет.

Блин. Да у меня тогда словно кто-то злокозненный все нужные слова из памяти стер. А Герман, с тех пор, как я чуть ли не сбежал из Аничкового дворца, вообще отказывался как-либо проявляться.

Ну, и что же теперь должно предпринять Государю в отношении вас? Не может же он оставить вас в прежнем состоянии, хотите вы того или нет. Самодержец в нашей Отчизне, прежде всего, должен все силы прилагать к поддержанию благообразия государства! И как же это станет, коли вас не наградить? Так и говорить станут крамольное, и делать должное перестанут.

А вот Никса о долге Государя нечто совсем отличное говорит, - делая невинные глазки, сдал брата Владимир. - Он, Сергей Григорьевич, намедни Саше доказывал, что первейшим делом стоит приведение Державы в порядок, в развитии производств, в придании Императорской армии должной силы. И еще, что иные страны должны вспомнить о русской мощи.

Да-да, - спрятал улыбку в усах опытный царедворец. - Кто же из цесаревичей о славе Петра Алексеевича не мечтал?! Вот и батюшка ваш, Александр Николаевич, с попечителем своим, господином Жуковским, немало на этот счет беседы вели. Государь наш и реформы свои Великие от того начал. Да, слава Богу, вовремя одумался. Реформы, это, Ваши Высочества, что? Это суета и беспорядок! Великий Князь вот все на историю уповает. Дескать, она нас рассудит. Я и не спорю. Что проку? Рассудит. История, уж поверьте старику, дама степенная, чинная. А они ей эту мышиную возню под нос, прости Господи! Где же тут благообразие? Дерганье только и шум...