Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 2. Фантастические поэмы и сказки Страница 10

ПОЭМА О РОБОТЕ (1934)

Здравствуй, Робот, —никельный хобот,трубчатым горлом струящийся провод,радиообод,музыки ропот —светлым ванадием блещущий Робот!

Уже на пижоновне смотрят скромницы,строгие женыбегут — познакомиться.У скромных монахиньв глазах голубыхвстает многогранник его головы,никто не мечтаето губ куманике,всех сводит с умаметаллический куб,кольчуг — алюминийи хромистый никельи каучук нелукавящих губ.Уже Вертинскийтомится пластинкой,в мембранеголосом обомлев,и в «His Maisters Voice»[3]под иголкой затинькалМорис Шевальеи Раккель Меллер[4]:

В антенном мембранном перегуде, гуде,катодом и анодом замерцав,железные поют и плачут люди,хватаясь за сердца…

Электроды в ладпоют о чудах Робота,свет наплечных лат,иголка, пой:«Блеск магнитных рук,игра вольфрама с кобальтом,фотофоно[5], друг,о Робот мой!»

И дочки пасторов за рукодельем,когда в деревне гасятся огни,мечтать о женихах не захотели —загадывают Робота они:

рукою ждущейна блюдце тронутыв кофейной гущестальные контуры…

Все журналы рисуют углы и воронкизолотым меццо-тинто в большой разворот:эбонитный трохей и стеклянные бронхи,апланаты-глаза и желающий рот.

Шум растеттопотом,слышен плачв ропоте(пропадипропадом!).

Все идутк Роботу,клином мирв Роботе,все живутРоботом!

Весь в лучах, игрой изломанных,озаренный ясно —тянет Робот из соломинкисмазочное масло.

Отвалился, маслом сытенький,каракатицей,в пальцах шарики в подшипникахперекатываются.

И окно в лицо спокойноеот рождения —бросило тысячеоконноеотражение.

И светит медный мир в мозгукатодно-ламповый,стук-стук-тире стекает с губ,с холодных клапанов.

Берет газету Роботс неслышным треском искр,и буква входит в хобот,оттуда в фотодиск,на пленку, в хобот снова,и узкий свет горит,свет переходит в слово,и Робот говорит:

Лон —дон.ЛордГор —донОвз —билльвнесбилльо уууу...о утверждении бюджета…

Гремит железная манжета,и Робот в алых «ауу!..» стихий,скрипя, садится за стихи.

По типу счетной машиныв Роботе скрепками тихимивсажены в зажимыкомплексные рифмы.

Элемент коснется слова «день» —и выскакивает «тень»,электроды тронут слово «плит» —и выскакивает рифма «спит».

А слова остальныепроходят сквозь нитки стальные,и на бумаге строчек линийка —автоматическая лирика:

«Сегодня дурной день,кузнечиков хор спит,и сумрачных скал сеньмрачней гробовых плит».

И вдруг ему взбредет уснуть —в приемник наплывает муть,и ток высокой частоты,и сон высокой чистоты.И в ухо чернотелефонноеи в телевидящий зрачоквсплывает небо Калифорнии,снег, Чарли Чаплин и еще —киножурнал, петух Патэи пенье флейты в слепоте.Дождем частя,эфиром пронесенв шести частяхполнометражный сон.

И во сне смеется Робот механический,грудь вздымая, как кузнечный мех (анический)с сонных губ слетает в хобот смех (анический).Робот спит, забыв стихи и книги,Робот спит бездумным сном щенка.Только окна отражает нике —лированная щека.

Приборы теплятся едва,свет погасить в мозгу забыли…И ноги задраны, как двагрузоавтомобиля.

Стальной паутинкой —радиомачта.Граммофоны. Пластинки.Трансляция начата.

Роботу шлетприказания всев синем шевьотовомумный monsieur.

Коробка лак-мороз,где луч и звук синхронны,нить фосфористой бронзыв четырнадцать микронов.

И в аппаратную плывет,то грянув, то стихая,продроглый гул норвежских вод,стеклянный шум Сахары.

То провод искоркой кольнув,то темнотой чернея —любую примет он волну,и Гамбург, и Борнео,и SOS мертвящих глыб морских…Планетным гулом обнят,одной волны — волны Москвыпринять не смеет Робот.

Струится пленка в аппарат —читает Робот реферат:

«Болезни металлов, распад молекул,идет эпидемия внутренних раковин,в больницах лежат машины-калеки,опухшие части торчат раскоряками,машин не щадит металлический сифилисна Ниагаре турбины рассыпались…»

Кончилась лекция.Monsieur включает — с трещинкой —жанром полегче,программу в духе Лещенко.

И Робот идет, напевая,пальцы как связка ключей:

«По улице, пыль подыма-ая,прохо-дил полк гусар-усачей.Марш вперед,труба зовет,чер-ные гу…»

Оборвут на полслове песенки тон,и губами резиновыми не шевелит он,пораженный чудовищным энцефалитом,Робот ждет приказаний с открытым ртом.

Ровно в 7 пунктуально по Гринвичу,руки сложной системыот себя потяготою ринувши,когда стены коробок полосой озаряются красной,просыпается Робот,в суставах коленчатых хряснув.

Подымает скафандром сияющий череп,на волнистом затылке узор, —это родинка фирмы, фабричный гербиз геральдики Шнейдер-Крезо.

Ис волнызолотого соборапереливом колеблемых волнв ухо Робота звоном отборнымколокольнеювклинилсяКельн.

Он встает, протирает мелом и замшейэлектрический чайник щеки,пылесос рукавицею взявши,выметает сор и стихи,и на службу — в концерн,к стеклянному дому в конце…

Слышит дом шага четкого клац,Робот лбом отражает Потсдаммерплац.

Несгибаем и прям, конструктивно прост,нержавеющий Робот ртутною мордойулыбается во весь ростподъяремным Линкольнам и Фордам.

По доспехам плывут вверх ногами прохожие,и рекламами, окнами, спятив с ума —светлой комнатой смеха на никельной рожегримасничают дома.

И на заводе у крыл машимых —уже заводят парней машинных.В руках — зазубрины,поршнями хрюкая,впродоль стены стоят безропотно —кинжалозубые молоткорукие цельностальные ребята — Роботы.

А Робот-люксус, выпучив «цейсы»,к воротам завода прирос полицейским.(Не оглянувшись на ворохи дыма,живой безработный проходит мимо.)

И приторно тянет ипритом оттуда,стеклянно-синий снят цилиндр,заботливо в баллон укутаннежнейший… нитроглицерин.Им ничего, не дышат, не люди,вуалится газ у лица на полуде.А вечером синим апрелемк Роботу входит тонная фрейлейн.Шапочка — наискосок, с фетра вуалинка,тонкий носок у туфельки маленькой,На цыпочках тянется к блеску забрала,и ниточкой-ручкой железо забрала.И гуды в антеннах тогда принимаютскрипичный оттенок со склонностью к маю,сияющий иссиня доспехами, грубый,он — пианиссимо оркестрится румбой.Пошли по трелям стальные ботинки,и пальцы фрейлейн лежат на цинке:

— Пойдем глянцевитым путем,пойдем-пойдем!

Губы синеватым аргоном,румбу отбивая ступнёй,Робот танцует спокойнос фрейлейн, травинкой степной…

Телевидящей синькою светит стекло,и на инее цинка пальцев тепло…

Приемная зала стального картеля.На глади паркета ракета луча.С официальностями не канителя,сам Шнайдер с портфелем проходит, ворча.Напрягся мозг микрофарад,контакт механик пробует.В ноль пять начнется смотр-парад,приемка новых Роботов.Шпалером стоят орденастыепредставители павшей династии.

Каски шпиц —генерал оф-Битц,Генеральный штаб —адмирал фон-Папф,с рекою-лентой на грудифельдмаршал граф де-Бомбарди.Тряся лицо — чертеж машин(проекты мин и ядер) —сам Шнайдер примет строй машин,шутливый, старый Шнайдер.

И мимо пиджаков пушка зимы светлей,в Герленовых духах, и в золоте затылок, —прошла украдкой леди Чатерлейи у колонны жилистой застыла.

Забыт лесник (они давно расстались),ей нужен Робот первобытных эр —орангутанг несокрушимой стали,чья сила: Е, деленное на Р.

Повернулись головы.Лорнетки у глаз.Об пол слитки олова,по лестнице лязг…

Вдоль по рядам прокатился рокот,дрогнули люстры в мелкую дробь.В зал — маршируют — за Роботом — Робот —паркет гололедицей — ромб в ромб.

Идут ребята страшных служб,в дверях отдавши честь орлу.А тени дам толпою лужлежат на глянцевом полу.

— Рыцарской — ротой — железных сорок —— Топорщась — подагрой — кольчатых — лап, —— Корпус — пружинит — на плотных — рессорах —— Свет — тиратронов — кварцевых — ламп. —

— На каждом — Роботе — надпись — «Проба», —— Лбов — цилиндрических — свет — и сверк —— Панцири — в глянце — Робот — в Робот, —— Радиоскопами — смотрят — вверх. —

— Сто-ой! — (ударили тяжкой стопой).А белая леди мечтает о встрече!«Когда ж я увижусь, о Робот, с тобой,чтоб тронуть железо и вздрогнуть, и лечь,и щекой ощутить ферросплавные плечи.

Захочу, заведу,и нежный гагачийв пастушью дудузапоет, догадчив,склонившись антенной,он чудный,он тенор…»

Она видала видики,но жить с живыми стало впроголодь,и лапу лучшей в мире выделкирукою замшевой потрогала.Каждый — Робот — проверен — и вышколен,Х-образная — — грудь — — широка, —№ и серию вписывая в книжку,Шнайдер обходит строй сорока.

— Мерцает — утроба — кишечником — трубок,— шарниры — колесики — — ролики — стук.— Напра — во, ать — два — повернулись — угрюмо— светло-зеркальные — — сорок — — штук.

— Дайте-каобщий выдох и вдох! —кинул механикуроботов бог,и разом сорок резиновых легкихохнули в хоботы: «Хайль! Гох!»

А леди мечтает: «Захочу — научу,и Робот, грубый, жестокий такой,повалит меня дивану в парчудушить ревнующей рукой.И после, блестя синевой под утро,сентиментальный Роботоперным тембром гудит в репродуктор:„Твой до гроба…“»

А Шнайдер, рукой оттопырив ухо:«Вот этот вздохнул немножечко глухо!» —сказал и обмер, дорожка по коже,как будто паук пробежал рукавом, —грустно стоит на других непохожийРобот номер сороковой.

Пульсирует веною, странный что-то,что-то неверное в низких частотах.Сгорбился Робот, вымолвить силится,не может ожить, и стрелка на «стоп»,и но около рта морщинка извилистая(может — небрежность, а может — скорбь…).

Светится в прорезях лампа сквозная,и чудится Шнайдеру — он по-людскисмотрит презрительно: «Я тебя знаю…» —и тихо пульсируют сталью виски.

Завитковый соленоидзеленеет локоном,и лицо его стальноехудобою вогнуто.По резине глянцевойу немого ртатонко жилка тянется,будто доброта.

И Шнайдеру страшно:— Выгнать! Испорчен! —Отходит под стражейк Роботам прочим…

Повернули тумблер в латах,между глаз —вынули аккумулятор,свет погас.

Ни тепла, ни рокота,ничего особенного:вон выносят Роботазабракованного.

Уже — ни стихов, ни пенья, ни гуда,—и, отражая мерцание звезд,цельностальное зеркальное чудо«Бюссинг» повез.

Зал гремит от топота:что ни шаг — залп!Тридцать девять Роботовпокидают зал.

Сплавом стали с кобальтомклещи свисли.Тридцать девять Роботовна работу вышли.

Чтоб парламент пеплом вытлел,рейхстаг сжечь.В Спорт-Паласе черный Гитлердержит речь.

Блещут фонодугаминикельного сверка,зашагали слугамиГуго — Гугенберга.

Пролетает морем синимпылью пар,облит синим керосиномФили — ппар[6].

Черной свастикой железона щеке,страшной цепью танки лезутна Же-Хе.

Отливает маслом потнымморды сталь —глядя дулом пулеметным,Робот встал.

Среди старья — развинчен и разверчен,развороченный, как труп, кошмар, —забракованный за нечто человечье,Робот, брошенный, лежит плашмя.

Робот мертв. Ржавеют валики.Ненужный Робот в грязном стокепод грудой жести спит на свалке.На нем цветет узором окись…

Кто б знал!..Вороны, каркая, над свалкой пролетали,и мимо — так как пищи не увидели.А мелкие, блестящие деталираскрали юные радиолюбители.

Медь зеленеет и пятнится, какосенний мох под палою березою.И чудный панцирь разъедает рак,железный Cancer — трупная коррозия…

Осколки ламп раскинуты пинком,и руки врозь, забывшие о жесте…Спи, Робот, спи, прикрытый, как венком,обрезками консервной жести!

Запахом пороха воздух тронут.У пулеметов лежим по два.Траншеями изморщинен фронт.Высота 102.

Темнеет. За спиной — Республика.Шинель у ног.Комрот молоденький (три кубика)глядит в бинокль.

И в шестикратныхдва кругав деленьях накрествплыл курган.

Сначала туманен и матов,резче, и вблизился в круграк в защитных латах,вытянув лопасти рук.

Сумерки. Холм извилист…Из-за пригорка вылез,сузив мерцанье линзы,вытянув черный хобот,глянув глазами слизней,стопочервячный Робот.

— Встааа-вай!..— К пулеметам!..(А вы покателефонируйте в штаб полка:у речки Суслонь замечен отрядбронированных, страшного роста;ждем приказаний…)

С кургана подрядприподымались количеством до ставооруженные до подошв,лоб по графам размечен.

Птица упала с облака в рожь,в обмороке кузнечик.

В атаку ли ринуться?Ждать?.. Наступать?..— Прицел одиннадцать!Це-лик пять!..

Из-за кургана вполоборотавыходят, баллонами плечи сутуля.Очередь грохота…Не берет пуля…

Пружиня в рессорах, пулей не тронуты,как ящеры в проволочном лесу,пошли — гипнотически — двигаясь — роботы,свинцовые лапы держа на весу.

— Орудия… огонь! — шарахнулся взвод.Шепот цепочкой: «Лечь…»Но и снаряд отклоняется отстранно мерцающих плеч.

Идут, расползается газовый запах,идут на гусеничном ходу.Как паровозы на задних лапах,идут, несут беду.

Слизисто сиз люизит[7],полполя дыханием выжгли.Маску сжимая, шепчет связист;— Телефонограмма… Держитесь… Вышли…Сейчас… (захрипел).

Из Бобриков вылетели,запрятавши в сталь дизелей сердца,из куска монолитного будто вылитые,топыря когти хватательных цапф,сто самолетов.

Беда!На морде у Робота рупор,пулеметного речью орущий вокруг…Ложится зарево на лица трупов,на крючья хватающих воздух рук.

Вытянув клещи чудесной закалки,шагают в рост колоколен.Пунцовые! В зареве! Как при Калке!Как на Куликовом!

Сквозь вихрь напролом аэро стремятся,звезда под крылом — комсомольским румянцем.Самолет показался, жужжа мириадами ос,когти расправил, полетом бреющим снизясь,рванул одного, схватил на лету и понескогтями железными — Робота в дымную сизость.

Ночь. Забилась в кусты перепелка.И Робот гудит в железной руке,как летучая мышь вися в перепонкахв белизне осветительных ракет.

А когти аэро впиваются в латы,как рука шахматиста хватает ферзя, —напрасно! Идут и идут автоматы,прожекторным светом качая глаза.

Их ноги хрустят по мертвым и раненым,уже показались в горящем лесу,ворочая тысячевольтными гранями,свинцовые лапы держа на весу.

Остановилось метро.Воздушна повисла.Стали автобусы.Ни одного пассажира.Город застыл, полумертв.И только, вытянув дыма перо,аэро над городом мчится к сияющей пропастии на вокзалетатакает пулемет.

Ужеу магазина Смитса и Верндтависит афиша: «Правительство свергнуто.Исполнительный Комитет».

На площади Мирачетыре трамвая лежат.Мимо витрины шляппровели арестованных полицейских.

Ночь пришла. По звездам прожекторы тянутся,и, гильзами выстреленными соря, —уже! — занимают радиостанциювооруженные слесаря.

Уже ревком добивает войнуи, дулом лоб кольнув,уже говорят радисту: — А ну,переведи волну.

«Маузера» у monsieur в висках:— Давай-давай! — Под надписью «Робот»распределительная доска,и тихо ворчит мотора утроба.

Товарищ в доску ткнул сгоряча, —monsieur под маузером залихорадило.— Не мешкать! — и вниз опущен рычаг,управляющий Роботами по радио.

И на фронте, оступившись о траншею,Робот мотнул пневматической шеей.Широкие пальцы из никеляскрючились… и сникли.

Будто кровь подобралась под угли —прожектора потухли.

Заворчав глухой утробой,будто заспанный —стал отваливаться Роботна спину.

Замолчал на морде рупор,замотались хоботы,повалились к лицам труповРоботы.

Помутнела линза глаза,искривились челюсти,и последний выдох газанизом тонко стелется.

Их радиаторы стынут. И стынутс подбородками-ямочками винты.И уже мы стоим на сияющих спинах,наворачиваем бинты.

Утро легло лиловатою тенью,и солнечный блик по Роботу — вскользь…И птица села ему на антенну,и суслик в ухо вполз.

К цветастым клумбам и травепесочком тропокприходит с лейкой в головесадовник Робот.

Доспехом светя,идет — быстрорукий,на травку летятраспыленные струйки.

Подходят детишки, — Робот — добрый —дает им потрогать и локоть и ребра.

По Москве в большом количестве —ходят слуги металлические.

Вот — метлу держа в ладонях — с тротуара ровногопыль сосет высокий дворник, весь никелированный.

Железный полон лоб забот —пылищу вытянуть,на лбу клеймо: «МОСРОБЗАВОД,511».

Гуднули машины, пахнули булочные,и Робот другой —в стекле управляет движением уличным,блестя рукой.

— В Маяковский проезд проехать как? —Робот слов не тратит.Карта Москвы на стеклянных руках,и стрелка снует по карте.

А вот и столовая. Зайду, поемпосле писания трудных поэм.

Столы стеклянные стоят.Блестя щеки полудой,эмалевый официантнесет второе блюдо.

От него не услышишь: «Как-с и что-ссосисочки-сс, слушаюссь, уксус-с нету-с…»

Безмолвный Робот качает поднос,уставленный феерической снедью.

И в мраморе бань, потеплев постепенно,Робот исходит мыльною пеной.

Ноготки у Роботаострее лезвий «Ротбарта».

Станьте вплотную — Робот ручьистыйвытянет бритвы ногтей,он вас помоет, побреет чистои не порежет нигде.

На вредных фабриках красокхлопочут протертые насухо —Роботы в светлых касках,без всяких и всяческих масок.

Ни гарь, ни газ, ни свинцовая пыльотныне людей не гробят.Железной ногою в шахту вступилчернорабочий Робот.

В вестибюле театра у синей гардиныждет металлический капельдинер.

Светло-медные дяди торчат в коридорах,и на водку дядям не платят —человеческий труд — это слишком дорогодля метлы и храненья платья.

И куртку мою, и твою шубку,когда в вестибюль мы входим оба,снимает и вешает нежно на трубкувежливый гардеробот.

А ночью, склоняясь над коляской —нянька на тонкой смазке, —Робот, задумчив и ласков,детям баюкает сказки:

«Жил да былсреди людей —берень-дереньБерендей,бородатыйчародей,чародатыйбородей».

На нем колотушки и бубны висят,а если ребенок орет —пластмассовый палец кладет пососатьс молочного струйкою в рот!

На перекрестках гуляющих тысячи.Сидит со щетками Робот-чистильщик.

— Почисть, дружище,да только почище!

И чистит Робот, и бархаткой водит,и щетку по глянцу торопит,и даже мурлычет по радио, вроде:— Ехал на ярмарку Робот…

Если дверь откроет Роботвам в семье —это вас не покоробит,вовсе нет.В дверь спокойно проходи-ка,запах смол, —это домороботихамоет пол.

Метлою и бархаткой шибче шурши нам,ты моешь, метешь и варишь —живая и добрая наша машина,стальной человечий товарищ!

ГЕРАНЬ — МИНДАЛЬ — ФИАЛКА (1936)