Л. (предположительно) - Соня в царстве дива Страница 10

„Отроду так мною не командовали!^ думает Соня и потихоньку пошла за грифоном.

Немного они прошли, как завидели „телячью головку”. Из брони черепахи торчала телячья голова хвост и задния ноги - теленка, передния лапы - черепахи. Грустно и одиноко сидела она на обломке скалы. ІІодойдя к ней поближе, Соня слышит: вздыхает телячья головка, будто сердце у нея надрывается.

Разжалобилась Соня над ней. „О чем она грустит?" спрашивает она грифона, а грифон говорит: „все это у нея одно воображение, никакого горя у нея нет. Подойдем к ней.»

Подошли, а телячья головка только глядит на них большими, заплаканными глазами, ничего не говорит.

,.Вот барышия пришла послушать твои росказни', говорит ей грифон.

„Пожалуй, разскажу”, глухим голосом, мрачно выговорила телячья головка. „Садитесь оба и не говорите ни слова, покуда я не кончу.”

Уселись и молчат.

Долго ли, нет ли, они молчали, только Соне начало надоедать так сидеть.

„Однажды”, замычала, наконец, телячья головка, н тяжело вздохнула, „я была настоящим теленком.' За этим настало долгое молчание: телячья головка опять зарыдала, а гриФон передразнивает ее,—также всхлипывает. Соня потеряла терпение и собралась было уходить, поблагодарив за приятную беседу, но ей вдруг стало жалко телячью головку и она решилась подождать; уселась опять и молчит.

„И жилось нам хорошо, телятам, как вздумали вдруг сделать из нас черепах и отдали нас в ученье к старой черепахе, жившей в море”, несколько успокоившись и лишь изредка всхлипывая, продолжает телячья головка. „Море это было не настоящее, а соленый бассейн, но мы его называли морем!”

„Почему же вы его называли морем, когда оно было не настоящее?" спросила Соня.

„Мы его называли морем, потому что нас там морили”, сердито отвечала телячья головка. „И воспитывали нас прекрасно...."

„Я тоже хожу в школу, нечего вам стало-быть, так хвастаться!" прерывает Соня.

„А есть у вас дополнительные предметы за особую плату?"- хвастливо спросила телячья головка.

„Как же, французский и музыка.”

„А стирке вас учат?"

„Какой вздор! конечно, не учат", с негодованием говорит Соня.

„Ну, хороша же эта ваша школа! самая пустая!" решительно выговорила телячья головка и самодовольно вздохнула. „Нет у нас учили."

„Что же вы стирали? ведь вы жили в воде?" насмешливо заметила Соня.

„По бедности я не могла этому обучаться", вздохнула телячья головка. „Ну чему же вас учат?'-

„Нас сначала учат читать, потом идут склонение, спряжение..."

,,Да, да, да", подхватила телячья головка, „слоняние, наряжание..."

„А по скольку часов в день вас учили?" поторопилась Соня повернуть разговор, видя, что головка понесла чепуху.

„По десяти часов в первый день, по девяти—на второй, и так далее, все на ущерб.

„Скажите, какой странный порядок”- удивилась Соня.

„Ничего не странно! Сама увидишь. Ведь иначе никогда не отучишься! Вот понемногу ученье-то и убавлялось."

Такая новая мысль очень заняла Соню; она задумалась над ней и собралась было с новым вопросом.

Телячья головка глубоко вздохнула, провела лапой по глазам, поглядела на Соню, будто желая что-то сказать, но рыдания заглушили ей голос.

,.Ни дать, ни взять подавилась костью!" говорит грифон, и ну ее тормошить и колотить в спину. После этой трепки телячья головка пришла в себя; слезы все еще текли по ея щекам, однако она успокоилась настолько, что могла проговорить:

„Ты, может быть, не живала на дне морском, и потому не имела случая познакомиться с морским раком."

„Случалось его пробовать, когда подавали к сто..." начала было Соня, но поскорее замодчала, боясь кого-нибудь обидеть. „Никогда не случалось", говорит она.

„Следственно, ты никак не можешь себе представить всю предесть раковой пляски!"

„Никак не могу", согласилась Соня. „Что это за пляска?"

„Не желаешь ли посмотреть,—мы, пожалуй, пропляшем?" предложил грифон.

,,С удовольствием».

„Давай, пропляшем первую Фигуру!" говорит грифон телячьей головке.

Телячья головка утерла слезы и охотно согласилась.

Начали: пошли кружиться около Сони, то заденут ее хвостом, то отдавят ей ногу.

„Благодарю вас, очень занимательная эта пляска!” говорит Соня, а сама ждет не дождется конца.

Наконец кончили.

„Ты бы разсказала нам теперь про свои приключеиия,'- обратился вдруг грифон к Соне.

„С удовольствием разскажу вам, что было со мною, но только с сегодняшняго дня”, робко начала Соня, „Про вчерашний не стоит говорить, потому что вчера я была совсем не той, чем стала нынче с утра.”

„Что-то непонятно объяснила”, говорит телячья головка.

„Прошу без объяснений - от них одна скука. Начинай прямо с приключений”, говорит грифон.

И пошла Соня им разсказывать, что было с нею с тех пор, как, увидавши белаго кролика, она погналась за ним. Сначала она робела и несколько сбивалась и было с чего: оба зверя подсели близко к ней и, широко разинув пасть, выпучили на нее глаза. Вскоре, однако, она оправилась и стала говорить смелей. Слушатели ёя сидели смирно, чинно и не прерывали ея, покуда ие дошла она до того места, где червяк велед ей прочитать наизусть „Близко города Славянска" и слова у нея выходили все на выворот.

„Оказия!” проговорила тут телячья головка и глубоко вздохнула.

,,Да, признаться,—оказия!”- поддакнул гриФОн.

„И все выходило на выворот?" задумчиво переспросила телячья головка.

„Любопытно было бы ее прослушать; вели-ка ей сказать что-нибудь", обратилась она к грифону, словно он более ея имел права командовать Соней.

„Встань и прочитай наизусть «Раз в крещенский вечерок.» приказал гриФон.

„И они туда же распоряжаться! Задавать уроки! это выходит,ни дать ни взять, таже школа!" думает Соня, однако встала, начала. И понесла она такую чепуху, что и сама себя не разберет: пляшут у нея в голове поросята, разные звери, а язык болтает,—не сладит она с ним никак:

„Раз, собравшися в кружок,

Петухи гадали,

На ворота колпачок,

Сняв с ноги, сажали..."

Соня остановилась — стыдно ей и досадно стало; она закрыла, лицо руками и думает „будет ли всей этой чепухе конец?"

„Не мешало бы тебе обяснить", начала было телячья головка, но грифон перебил ее.

„Где ей", говорит, „обяснять! И сама-то себя не разберет."

,,Не желаешь ли, мы пропляшем тебе вторую фигуру раковой кадрили? А то, не попросишь ли телячью головку спеть нам песенку?" предложил грифон.

„Ах, да, пожалуйста песенку! Будьте так добры, спойте что-нибудь", говорит Соня телячьей головке.

Телячья головка тяжело вздохнула и дрожащим голосом, прерываемым рыданьем, затянула:

„Ах, прекраснейший суп

Из головкп телячьей!... " .

Только что заголосила телячья головка, как вдруг издали послышался крик: „к суду, к суду, допрос начался!”

„Идем!" заторопился грифон и, не дождавшись конца песни, схватил Соню за руку и пустился бежать.

„Какой допрос? кого судят?” допрашивает Соня, едва переводя дух; а грифон только пуще торопит ее и сам шибче бежит.

Издалека, все слабее и слабее доноснлись до них замирающие звуки жалобной песни телячьей головки:

„Ах, прекраснейший суп

Из головки телячьей!..."

Заседание суда

На троне сидели Король и Краля Червонные; около них собралась большая толпа из мелких пташек и всяких зверят; тут же выстроилась вся колода карт.

Подсудимый, Червонный Валет, в цепях стоял перед троном, охраняемый двумя стражами. Возле Короля белый кролик держал в одной руке звонок, в другой—большой сверток бумаги. На средине залы, на столе было поcтавлено большое блюдо с сладкими пирожками. И что за вкусные пирожки! Глядя на них, у Сони глаза и зубы разгорелись.

Соня никогда еще не бывала в заседаниях суда, но слыхала толки о них.

„Этот вот—судья, потому, что у него цепь на груди”, думает Соня. А на этот раз судьей был сам Король.

„А там вон - скамья, а на ней сидят все разныя животныя. Это, должно быть, пристяжные”, подумала Соня. Она, видите, говорила пристяжные, потому, что не совсем затвердила слово присяжные.

„Да, это пристяжные, пристяжные", повторяла она, с самодовольствием несколько раз кряду, а сама думает: „это, пожалуй, знает не каждая девочка одних со мною лет!”

Эти двенадцать пристяжных усердно строчили что-то на грифельных досках.

„Что они пишут? И о чем им писать, когда суд еще не начался?" шепнула Соня на ухо грифону.

„Имена свои учатся подписывать, неравно забудут до окоичания суда", шепнул ей грифон в ответ.

„Глупыя тва...!” крикнула Соня, но испугалась и остановилась на полслове.

„Тише господа!" громко крикнул белый кролик.

Король надел очки и с досадой оглянул собрание.

Соня с своего места заметила, как все присяжные записали на своих досках: „глупыя тва..!"

Еще ей показалось, что один из присяжных не знал: писать ли глупые или глупыя, и шептался об этом с соседом.