Виктор Соколов - Мастерская Бога Страница 10

От слов тех Больше полувека

У нас кружится голова...

О, век двадцатый –

Хитрый,

Злой -

Фарс жутковатый,

Подлость драмы,

Где вместо

Праздников с дарами

Дымятся угли под золой.

Глава, которой могло и не быть (продолжение)

Я помню дней своих исток –

Стремнины бурные и плесы.

В ночи вагонные колеса

Стучат в рассвет:

- Вла-ди-

вос-ток...

Я этот город покидал,

Не ставший

Ни родным, ни близким.

Героям ставя обелиски,

Он много в жизни повидал.

Он много в жизни пережил.

Внимал жаргонам

И наречьям.

Здесь мой отец

На Черной речке

Когда-то

В кавполку служил.

Конец двадцатых

Грозных лет,

Еще дрожащих от фугаса.

Огнем звезды,

Давно погасшей,

До нас дошел

Их жесткий свет.

Быть может, город потому

Меня манил

К далеким сопкам.

Он из лучей фонарных

Соткан,

Возник в тумане и в дыму.

И я к нему прижал уста.

Но я

Не стал в него влюбленным...

Хоть от Причала

До Мильонной

Пообошел его места.

И на путях

Подъездных стыл,

На пирсе

И на переходе...

... В порту

Грузились пароходы.

Был вид их

Горек и постыл.

Они однажды вдаль ушли.

В чужие волны завернулись.

Они ушли

И не вернулись

К причалам

Ждавшей их земли.

И город враз осиротел,

Хотя не знал еще об этом.

Не знал, -

Чужою мечен метой,

Пропахнет

Непотребством тел.

Погрязнет

В ханжестве словес,

Из сердца прошлое изгонит.

Годами теша глупый гонор,

Утратит свой престиж и вес.

Так будет нужно сатане –

И кто-то

И на самом деле

Считает жителей

И делит...

И пишет… «текел » на стене…

Я этот город покидал

На скором поезде

В субботу.

Его для нас

В цехах сработал

Трудолюбивейший Дедал.

И мы - Икары всех времен –

Куда-то мчимся поневоле.

Порой

Сжигаем крылья в поле

Под шелест Чуждых нам знамен.

Гудя, проносится во мгле

Наш поезд фирменный «Россия».

Мы много горького вкусили

На нашей суетной земле.

Скитаемся из края в край.

Самосознания не ищем.

В кулак

На перегонах свищем,

И ждем -

Вот, вот объявят рай.

Нам столько

Долгих трудных лет

Его прихода обещали.

Мы силы тратили. Нищали.

Наш

Заносило пылью

След.

Но в море,

В поле и в забой

Нас посылавшим

Словом строгим

Мы верили.

Мы их в дороге

Несли портреты над собой.

Они,

Сменившие вождей,

Спеша,

Друг друга поносили.

Мы вслед за ними голосили,

Поддавшись

Треску их идей.

И мы отвыкли рассуждать.

Нас,

Правя на своем точиле,

И думать даже отучили...

Чего

От нас таких вот

Ждать?

Мы удобрение для тех,

Кто нам торопится на смену.

Еще мы думаем надменно

О них

Под гул своих утех.

А час-то наш давно пробил.

Истек

Единый

И заветный...

Прислушайся –

В тиши рассветной

Уже нам Ангел протрубил.

Гудит гудок.

С ним в день иной

По сонным сопкам

Скачет эхо.

Проеханная жизни веха

Осталась в дымке т спиной.

Растаял город, невесом –

Приморский,

Нашенский,

Далекий...

И солнце

Вагонным гулким колесом.

За окнами знакомый вид:

Избушки на просторах синих.

Быт

Полунищенской России

Сдавить мне сердце

Норовит.

В купе две бабы и мужик

С их радостью

И с их бедою.

С простой Крестьянскою едою

(коль есть еда, о чем тужить?..)

Обычный путевой уют.

Соседей добрые обличья.

Мне

Их бесхитростные притчи

Теперь покоя не дают...

... В столице Родины, в ЦК

Руководителем отдела

Работал некто...

Знать, имелась

В верхах «мохнатая рука».

И, значит, - добрый кабинет,

Не кабинет,

Считай, палата.

Всегда приличная зарплата –

Бумажек шорох,

Звон монет.

Да санаторий каждый год,

Хотя здоров несокрушимо.

Да персональная машина.

Да персональный «огород» -

На южном направленье дача.

Еще

«Кремлёвка» ко всему.

Уж если шла к кому удача,

Вы понимайте, -

Шла к нему.

Он в доме жил

Большом, высотном,

Который сталинским зовут.

В добротном доме,

Словно сонном,

Простые люди не живут.

Для нас

Хрущева малоклетки –

Хотим мы их, иль не хотим...

Что до наград

За пятилетки -

Был телу вес их ощутим.

Хоть планы

И не выполнялись –

Теряли уголь и руду

И планы

Без конца менялись

Напоминали чехарду.

Вот так он жил...

Из всей родни

Его лишь мать еще устало

Век в деревеньке коротала,

Вела безрадостные дни.

Прийдя в избушку с похорон,

Где с мужем старым

Распростилась,

Она в былое возвратилась

Под рвущий душу

Хрип ворон.

Почудилось:

Отцовский дом,

Косилка,

Лобогрейка,

Грабли –

С годами здесь

Мужичье-бабьим

Тяжелым нажито трудом.

Народ, известно,

Слово «быть»

Всегда осмысленно решает.

...Но есть такое,

И мешает...

А... не избыть

И... не забыть...

Должно, и страхи те прошли.

Но прочно в памяти засело:

Однажды

Ясным днем весенним

В деревню красные пришли.

Качался крик –

Язык распух.

Не враз

Обскажешь и словами.

Кружился, плыл над головами

Хозяйский плач

И птичий пух.

И Вайнгер –

Красный комиссар

В казенной

Кожаной тужурке

В своей обыденности жуткой

Над этим скопом нависал.

Он говорил (слова важны)

«Людскую делая породу,

Равенство

Мы несем народам -

Все бедняками быть должны».

... Теперь грядущее темно.

И мать

На жизнь смотрела сиро.

И в город

Перебралась к сыну –

Он звал ее к себе давно.

Она в квартире –

В сердце страх.

Нарком, знать, жил

В таких хоромах.

Должно, под полом

Захоронен

Хозяев прежних старый прах.

Она на даче...

Боже мой,

В колхозе их

Хозяйство меньше.

Ей, удивленной,

Онемевшей,

Не породниться бы

С тюрьмой?..

Так жалко дома своего.

А сын уехал на работу.

А у нее одна забота –

Ей страшно,

Страшно за него.

Сидит на лавочке во тьме,

Вконец замучена, несчастна,

К богатой даче

Не причастна,

Опаску точит на уме...

И после сыну говорит:

«Заснуть пытаюсь...

И не спится.

Душа

Среди шкафов теснится,

Отныне птицей не парит.

Тоскливым ветром

День продут.

Кубыть

Не будет сна и ночью.

Боюсь я за тебя, сыночек –

А ежли красные придут?!.»

... Он много значил,

Человек,

И в сложной жизни

И в постылой?

Когда и кровь уже остыла,

И на земле

Двадцатый век...

Когда к делящей мир меже

Припал душою обнаженной?

Уже в моей России жены

Живут полвека без мужей.

Их мужики остались в том

Сороковом

Невозвратимом.

Их

Как преступников

Скрутили

И отвезли

В казенный дом.

Они не ведали - за что

Им эта выпала кручина?

Коль настоящую причину

И ныне мало знает кто...

... А власть над ними

Пришлый род

Забрал.

И не спускает глаза.

Пускает кровь им

Раз за разом,

Чтоб в трепете

Держать народ...

В то время давнее печаль

В сердца их русские

Вселилась.

Сам Бог им дал

Свою немилость

И многих

С плахой повенчал.

А жены ждут... А жены ждут...

Они еще свиданий просят.

И в тюрьмы

Хлеб засохший носят.

А дни идут...

А дни идут...

Который день свиданий нет.

И дома малые ребята.

Жизнь

На кресте судьбы распята,

И стал немилым белый свет.

Хоть руки впору наложить –

Самой избавиться от ада...

Но только надо,

Только надо

Детей растить

И, значит,… жить.

И жизнь вернется на круги,

Где от надежд одни руины...

И в них

Судьба Поповой Нины,

И судьбы тысячей других.

Ей по несчастию сестра

При встрече

Поделилась... с риском:

«... похоже... ваше... на

Урицкой пальто -

я видела вчера...»

(В тюрьме скрывали,

коль убьют,

но люди знали их порядок, -

в комиссионке денег ради

несчастных вещи продают...)

Враз сердце дало перебой...

И от земли враждебной

Вскоре

Она уедет в дальний город,

Детишек малых

Взяв с собой...

Часть четвертая

Благословенными да будут

Мечта и труд –

Сей жизни суть.

И пусть они хорошим людям

Открытий радости несут.

И день за днем,

И век за веком

Бьет снежный ветер в грудь...

И пусть

Земля ждет встречи

С человеком.

И человек... выходит в путь.

На том пути -

Я с детства помню -