Сакура-ян - Андрей Геннадьевич Кощиенко Страница 10

— Никому об этом не говори! — требует ГынХе от подруги. — Об этих планах я никому не сообщала, только тебе.

Подруга в ответ кивает.

— Конечно, конечно! — отвечает она. — Можешь не сомневаться, онни. Дальше этого стола наш разговор не уйдёт. Только у меня появилась тревога, когда ты сказала про иностранные лейблы. Они точно не смогут увести у меня Агдан?

— Не беспокойся. Пока ЮнМи в тюрьме, никто не сможет предложить ей подписание контракта. Ты, кстати, — тоже не спеши её радовать известием о скором освобождении. Она должна быть благодарна за спасение.

— Но наблюдать я за ней могу?

— Для чего?

— Талант легко теряется даже в обычной повседневной жизни. А тюрьма, — такое место, где могут легко отбить всё желание к творчеству.

— Хорошо, наблюдай. — недолго подумав, соглашается ГынХе. — У тебя и основание для этого есть, — как руководитель фонда, представляющего культуру Кореи на международном рынке. Но только наблюдать. Поняла?

СунСиль кивает.

— Спасибо, онни! — благодарит она.

— Уже остыл. — говорит ей в ответ президент, имея в виду кофе в своей чашке.

— Мало времени осталось. — отвечает ей СунСиль, продолжая размышлять о ЮнМи. — Судейские любят затягивать, а четыре месяца — это не такой большой срок.

— Пак ЮнМи — военнослужащая и рассмотрение дела будет происходить в военном суде. В нём делопроизводство идёт гораздо быстрее, не в пример гражданскому. Проволочек не будет. — успокаивает ГынХе. — Я за этим прослежу.

— Отлично! — восклицает СунСиль.

Время действия: двадцать восьмое декабря

Место действия: в одном из кабинетов здания правительства

— Что это? — поднимая голову, удивлённо спрашивает одна охранница другую.

— Кажется, кто-то воет. — прислушавшись, отвечает ей та.

— Действительно… — соглашается с ней первая и замирает, не став задавать очевидного вопроса, кто это может быть.

— Мён СонХва. — делится с ней своим выводом напарница. — Колдует.

Посидев без движения ещё несколько секунд и послушав доносящиеся звуки, первая охранница встаёт со стула.

— Здесь нельзя заниматься подобным. — говорит она, беря со стойки полицейскую дубинку. — Это нарушение. Пойдём, подстрахуешь.

— Думаешь, она убережёт от магии? — спрашивают у неё о прихваченном спецсредстве.

— В камеры к заключённым не положено входить с пустыми руками.

— Спасибо, что напомнила. — говорит вторая напарница, тоже направляясь к стойке.

(некоторое время спустя)

Дверь неожиданно распахивается, прерывая мои упражнения. Поворачиваю голову на шум. Обнаруживаю двух охранниц с дубинками в руках, заглядывающих из коридора ко мне, внутрь камеры. Не став задавать хамский вопрос — «Чего надо?», молчу, ожидая продолжения. Пауза на пару секунд, в ходе которой женщины разглядывают меня с какой-то опаской.

— Что вы делаете? — наконец спрашивает аджума, стоящая первой, в то время как вторая выглядывает из-за неё.

— Распевку. — отвечаю коротко я.

— Разве это пение?

Вообще-то распевки автоматически не означают непосредственно процесс пения как такового. Они разные бывают. Сейчас я заканчиваю известный мне вариант под номером один, в который входят следующие упражнения: «мычание», «пылесос», «сирена», «моторная лодка» и «моторная лодка + сирена». Понятно, что за такими названиями вряд ли скрывается что-нибудь похожее на вокальные упражнения. Но объяснять подобные тонкости человеку, который «не в теме», — нет ни смысла, ни желания.

— Раз я этим занимаюсь, то значит, — знаю, что делаю. — уверяю я.

Тётки стоят, молча смотрят на меня, соображают.

— Здесь нельзя петь. — наконец говорят мне и неожиданно просят. — Не пойте … пожалуйста.

Блин! А чем мне тогда здесь заниматься? Думал, — хоть в тюрьме голосом займусь. И нате вам! Но набирать очки для карцера нет желания.

— Хорошо, я поняла.

— Спасибо. — благодарят из коридора.

— Пожалуйста. — удивлённо отзываюсь в ответ.

Дверь закрывается.

«Мне выпал редкий шанс свихнуться от безделья». — глядя на неё, думаю я.

(там же, чуть позже. Разговор между охранницами, возвращающимся в дежурное помещение)

— Какое сложное дежурство.

— И не говори. Надеюсь, она не станет накладывать на нас проклятия?

— Мы были вежливы и корректны. Нет повода для обиды.

— У колдуний сварливый нрав.

— Она ещё молода. Её характер не должен был успеть испортиться.

— Это у сто пятидесятилетней ведьмы? Не следует на такое рассчитывать. Нужно идти в храм и проводить обряд очищения. И взять с собой оттуда защитные свитки.

— Точно! Обязательно взять свитки!

— А вообще, — нам положена надбавка за охрану столь опасной заключённой.

— Думаешь, стоит сказать об этом сабониму?

— Обряд и свитки стоят денег. Почему мы должны нести дополнительные расходы?

— И вправду…

Место действия: здание военной полиции

Время действия: этот же день. Позже

— …Для получения возможности воспользоваться услугами адвоката, — необходимо обвинение, оформленное по всем правилам. — просвещает меня следователь, назначенный вести моё «запутанное» дело.

Тоже мужик, тоже в капитанском звании. У них там что, — других персонажей нет?

— … Поэтому, вчерашний отказ в предоставлении вам адвоката — был совершенно правомерен. Сейчас же, после оглашения обвинения, вы можете в установленном порядке требовать себе защитника.

— Требую себе защитника! — заявляю я.

Капитан кивает.

— Адвокат будет вам предоставлен согласно установленным правилам, — не позднее двух дней после предъявления обвинения. — обещает он и спрашивает. — Вам понятен смысл предъявленных обвинений?

— Понятен.

— Вы с ними согласны?

— Категорически не согласна!

— Прошу объяснить причину.

Обвинение мне предъявлено по статье номер 30 подпункт второй. А именно, — самовольное оставление воинской части во время введения военного положения в стране или регионе. Номер два говорит о то, что за это предусмотрено наказание сроком в пять лет каторги. Будь подпункт первым — если это повлекло за собою утерю оружия или чью-то смерть, тогда бы наказание было бы десять лет. Короче, мне повезло, что я не таскал с собою автомат, как это делают израильские девки. Пять, — это не десять.

Невезение же моё заключается двух вещах. Первое — это то, что после инцидента, случившегося у острова Ёнпхёндо объявили чрезвычайное положение, а я не знал. Второе — Республика Коря по своим размерам совсем не Россия. Расстояние от Сеула до южного побережья полуострова составляет всего-навсего 350–400 километров. С учётом наличия в стране скоростных поездов, преодолеть такую дистанцию можно буквально за пару часов. Поэтому, когда корейским военным объявляется «большой бум-тара-бум», они должны бросать всё и нестись в часть. На это им даётся шесть часов. Отпуска считают отменёнными. Исключение делается лишь для тех персоналий, которые находится в командировке в другой воинской части. А все остальные должны прибыть к месту несения службы для получения оружия и приказов командования. Страна воюет, какие тут могут быть отпуска?

Поскольку я этого не сделал, то по истечении шести часов мне автоматически был присвоен статус «самовольное оставление