Я был аргонавтом - Евгений Васильевич Шалашов Страница 10

— Хайре, герой Эллады, — помахал я рукой своему, якобы, другу. — У вас лекаря в команде нет?

— Так у нас Асклепий — лучший лекарь Эллады. А зачем тебе?

Я кивнул на «бездыханное» тело. Полубогу хватило нескольких секунд, чтобы сориентироваться. Скинув с плеч и добычу и копье, Геракл заорал, сжимая огромные кулаки:

— Да что ты творишь-то, приап собачий! Да тебя убить мало за такое!

— А что ты на меня орешь, баран фиванский! — вызверился я, хватаясь за котел, который только что вымыл. — Сейчас как дам по башке, худо станет.

В эту минуту мне было плевать, что передо мной величайший герой древности и я готов был треснуть его огромным горшком, в котором недавно варили кашу. Геракл посмотрел на меня круглыми глазами, потом неожиданно заулыбался.

— Горшок поставь, — попросил меня полубог. — У меня башка крепкая, выдержит, а котел расколешь, в чем похлебку варить станем?

Не сразу, но я поставил котел на землю, но далеко от него не отходил. Мало ли, от героя отбиваться придется. Геракл же, тем временем, взял на руки девушку и осторожно отнес ее к источнику, а потом аккуратно опустил в воду.

— Может и ничего, придет еще в чувство, — изрек герой. Повернувшись ко мне, спросил: — Ты зачем наяду спаивал? Если бы захотел, она бы и так дала.

— Я спаивал? — обалдел я от ложного обвинения. — Да она сама, как бурдюк увидела, ухватила его и присосалась, словно пиявка. Сказала, что вино, это лучшее, что есть у людей.

— Да? — с сомнением спросил Геракл, заглядывая в родник, где на дне спала пьяная наяда, свернувшаяся в клубочек. Почесав волосатую шерсть на груди, полубог изрек. — Если она и раньше пивала, то может и ничего, оклемается.

— Думаю, что пивала, — усмехнулся я. — Говорила, что наше вино лучше, чем у сатиров.

— Конечно лучше, — авторитетно подтвердил полубог. — Рогатые даже копыта не моют, когда виноград топчут, а потом вину выбродить не дают, чуть ли не сразу лакают. Слабенькое у них винцо, да еще с навозом.

— А почему нимфам нельзя пить вино?

— Дуреют они с него. Помнится, мы с Ификлом, по молодости да по дурости, напоили одну ореаду, так она разговаривать разучилась, теперь лишь чужие слова повторять может, да и то, только последние. Раньше такая болтушка была, не остановишь.

Глава четвертая. Сизифов труд.

На поляну у родника начали возвращаться аргонавты, ушедшие на охоту. Притащили ланей, вроде той, что была убита Гераклом, изрядное количество птицы, штук пять зайцев, подсвинков.

С берега подошел Ясон — мужчина лет тридцати, с высоким лбом, русоволосый, чем-то напоминавший Вячеслава Дворжецкого в роли капитана Немо, только без бороды, и принялся распоряжаться. Часть добычи должна быть съедена прямо сейчас, а часть взята с собой, про запас. На самом «Арго» нечего и думать разводить костер, но может так статься, что мы можем высадиться на голодный берег.

Ясон был красив. Не смазлив, как юноша, только и думающий о своей внешности, а красив той неброской мужской красотой, за которой скрывается и благородство, и мужество.

Не было мужа вовек средь героев, в прежние годы.

Живших, — всех, сколько их ни родил Зевес-громовержец,

Или от крови других бессмертных богов ни возникло, —

Кто бы сравнился с Язоном, каким супруга Зевеса.

Сделала нынче его, — и на взгляд и речами прекрасным.

И, на него озираясь, товарищи даже дивились:

Так он красою сиял!

Чего это я? Уже и стихами заговорил[1]. Послушает кто-нибудь, может сделать неправильные выводы. Впрочем, пусть делает, мне не жалко.

И вот уже разведен костер, а сам Геракл взялся за разделку ланей и жарку мяса, а остальные принялись свежевать остальные туши и тушки, щипать птиц.

Народу много, я забеспокоился — как там наяда? Заглянув в родник, обнаружил, что девушка почти незаметна — почти слилась с окружающей средой, а сквозь нее уже виднеются камушки, лежавшие на дне. Успокоившись за судьбу водяной барышни, пошел вносить свою лепту в процесс заготовки припасов. Обнаружив на краю поляны заросли крапивы, принялся рвать жгучие стебли. Эх, мне бы сейчас рукавицы, дело пошло бы лучше, а так, приходится терпеть.

Мое появление с охапкой крапивы вызвало изумление.

— Зачем ты ее приволок? — поинтересовался парень, худощавый, но словно бы скроенный из жил и сухожилий.

— Завернем в нее мясо, — сказал я, сгружая свой груз рядом с теми, кто резал на куски небольшого кабанчика.

— Мясо? Куда лучше завернуть его в сырую шкуру.

Эх, не слышал аргонавт о «колбасных» поездах, катающихся в восьмидесятые годы двадцатого века из Москвы по разным городам и весям и пассажирах, упаковывающих мясо и колбасу именно в крапиву, да и Ивану Грозному доставляли шекснинскую стерлядь либо в судках, либо, завернув в крапиву..

— Лаэрт, наш новый друг прав, — вступился за меня высокий мужчина, лет сорока, с клочковатой бородкой. — Крапива позволяет сохранять свежее мясо гораздо дольше, нежели сырая шкура. Да и сама крапива съедобна и полезна.

Лаэрт (это не отец ли Одиссея?) только фыркнул, остальной народ заворчал:

— Асклепий, ты опять за свое? Дай тебе волю, кормил бы нас травами да овощами. Травки да овощи. Этак, мы скоро блеять начнем.

О, так это и есть Асклепий, легендарный целитель? Кажется, он умел воскрешать мертвых, за что боги разгневались на него и убили.

— Мы не козлы и не бараны, но нам нужно есть фрукты и овощи, а если их нет, то хотя бы траву, ту же крапиву, — твердо сказал Асклепий. — И руки не забывайте мыть, а иначе, превратитесь из героев в поносников. Так что, берите крапиву и заворачивайте в нее мясо, а уже потом можно сложить все в шкуры.

Елки-палки, а ведь целитель говорит дело, хотя о витаминах и о болезни «грязных рук» здесь еще представления не имеют.

Аргонавты принялись заворачивать куски мяса в крапиву, слегка поругивая меня, хотя за «кусание» следовало ругать траву, а Лаэрт, увязав свою партию, обратил внимание на котел:

— О, как он хорошо вымыт! Неужели Орфей постарался?

— Нет, это Саймон отмыл котел, — отозвался кто-то из парней.

Я даже не успел возгордиться похвалой, потому что Лаэрт немедленно спросил:

— Скажи-ка, Саймон, ты раньше