Пожарский-2 - Владимир Олегович Войлошников Страница 10

— Слышу, господин судья.

— Кого из присутствующих ты выберешь себе в хозяева, боярина Салтыкова или князя Пожарского?

— Выберу князя Пожарского, Дмитрия Михайловича, конечно.

Судья чуть усмехнулся:

— Могу ли я узнать, почему?

— Так — родная кровь, господин судья!

— Мххм…

— Ваша честь! — снова подскочил адвокат Салтыковых. — Мои доверители имеют доказательство, подтверждающее факт несомненного повелевания данным мечом.

— Неужели? — судья шевельнул бровью. — И что это?

— Это заклинание превращения, ваша честь. Тайное, поэтому оно не может быть произнесено во всеуслышание.

— Что ж, пусть скажут его мечу. Посмотрим…

Салтыков слегка кивнул головой, и сын его Иван подошёл к мечу, наклонился и что-то зашептал.

— А-х-х-х-ха-ха-ха-ха!.. — заржал Кузя. — Я ведь не тебе эти слова говорил! И что-то не припомню, чтобы ты взамен обещал мне что-нибудь показать! Может, я тебе покажу тогда? — Кузя трансформировал рукоять в металлический уд*, весьма правдоподобного вида, заставив Ивана отшатнуться.

*То же, что МПХ (мужской половой этсамое)

Судья тяжело посмотрел на Салтыковых:

— Это — всё, что вы нам хотели показать? Или будет что-то ещё?

— Н-нет, ваша честь, — проблеял Салтыковский адвокат, — это всё.

— Что ж, это было любопытно, — судья снова взял в руки экспертное заключение. — Вижу, здесь помечено, что количество принимаемых тобой форм, меч, бесконечно. Это так?

— Совершенно верно, — Кузя вернулся к более приличному виду.

— Ты можешь показать нам примеры?

— Конечно, господин судья! Желаете что-то конкретное?

Пару минут судья удовлетворял своё любопытство, заказывая мечу изобразить тот или иной клинок.

— Что же, весьма интересно и увлекательно, благодарю тебя. Не желаешь изменить своё решение?

— Нет, господин судья. Моё решение останется прежним: мой хозяин — Дмитрий Пожарский.

— Быть посему. Фамильный меч Пожарских возвращается в род князей Пожарских, во владение князю Дмитрию Михайловичу. Теперь касательно взаимных обид. Меч, расскажи нам, сам ли ты покинул хранилище бояр Салтыковых или был выкраден?

— Я решил вернуться в дом Пожарских, — Кузя честно отвечал ту часть правды, которая была ему удобна. — Посулил девице Салтыковой, которая в схрон пришла, что буду оборачиваться дурацким мечом сказочным, про которые они всё картинки смотрят.

— Кто — они?

— Молодёжь, девчонки особенно. Она меня мимо охраны и пронесла. Неделю я честно отрабатывал, а потом мы оказались недалеко от особняка Пожарских, и я сбежал.

— И никто из кладовщиков тебе не помогал?

— Никто, ваша честь.

Судья посмотрел на пластину, установленную по правую руку от него. «Правдомер»! Если бы Кузька щас соврал — ох, заверещало бы, верно.

— Были ли у тебя сообщники со стороны рода Пожарских?

— Нет, ваша честь, они об этом и не знали, пока я у них под балконом не оказался.

— Хорошо, можешь отправляться к хозяину.

Кузя неспешно проплыл в нашу сторону. Судья взял следующую бумагу:

— Прошение бояр Салтыковых о компенсации за моральный ущерб отклонены ввиду отсутствия оскорбляющих действий со стороны рода Пожарских. Теперь рассматриваем встречный иск князя Пожарского о публичном оскорблении.

Дальше, чтоб вас не утомлять, из Салтыковых выжимали подробности о том, кто, кого, как отправлял, чтобы выловить, собственно, меня. Приглашали Салтыковских бойцов из коридора, трясли. Иногда пищал правдомер. Судья мрачнел. Меня тоже опрашивали.

Наконец судья пришёл к определённому выводу:

— Бояре Салтыковы признаю́тся виновными в публичном оскорблении князя Пожарского, ведущего свой род от корня Рюриковичей, а также в подготовке нападения на оного князя в стенах столицы, что законами нашими запрещено. Посему боярам Салтыковым предписывается: оплатить штраф в двенадцать гривен* в государеву казну за поклёп, оплатить штраф в сорок гривен в государеву казну за попытку открытия межклановых военных действий в стенах столицы, а также оплатить отступную мировую князю Пожарскому в размере одного таланта серебра. Суд окончен.

*Архаичные значения,

используемые в книге,

как меры расчётов

в тяжбах

и судебных делах.

Одна гривна —

около 200 г,

Один талант —

около 26 кг серебра.

ДО ТОЧКИ КИПЕНИЯ

Салтыков поднялся, темнея лицом. Я тоже встал и вышел в коридор. Медленно, рассчитывая, что боярин дозреет на ходу и меня догонит.

Догнал.

Прошипел:

— Рано радуешься, папкин выхолостень! Погоди, я тебя…

Со всех сторон, откуда ни возьмись, повалила охрана в странного вида мундирах (тоже, поди, традиция какая-то), Салтыкова начали сыновья за руки хватать, на плечах виснуть…

— А чего годить? — весело и громко спросил я. — Годить не будем. Вызываю тебя, боярин, на Арену. Сегодня, в шесть часов вечера. За то, что деда моего раньше времени в могилу свёл. За мать. И за то, что меня магическим обсоском сделать хотел, да не вышло. Слыхал, может, что с тем межеумком стало, который меня прилюдно обхаять решил? И с тобой то же станет. Как дыхание чёрной смерти на себе почувствуешь, так и скалиться перестанешь. А за тобой всех твоих отпрысков вызову, по очереди. Чтоб от рода твоего даже памяти не осталось.

Развернулся и вышел на улицу. Для того, чтоб отступные озвучить, у меня теперь юрист есть. А хотел я ни много ни мало — имение Суздальское вернуть, со всем имуществом, да сверх того двенадцать талантов серебра. И извинения с родовым покаянием во всех столичных газетах, иначе — поединок, без вариантов. Специально так много затребовал, надеялся, что откажется Салтыков и на Арену выйдет. Ох, с каким бы удовольствием я его на лоскуты порезал…

Я уселся в ожидающий нас экипаж, уставился на дверь. Талаев выскочил довольно быстро, запрыгнул за мной, крикнул шофёру:

— Поехали прямо, там разберёмся!