Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 100

- Пойдем, рыженький, сделаем из твоих беленьких братиков колбаску.

Рыжее отродье не в меру наглого осла и блудливой кобылы сперва повернуло голову, скосив не выражавший большого доверия карий глаз с густыми, как щетки, ресницами на ездока, но все-таки пустилось вниз по склону. Впереди раздались крики. Колеснице властителя Гуталанда как-то удалось вырваться из окружения, но головная пара осляков, похоже, обезумела. С кровью, струившейся по мордам, они истошно орали, таща Реккареда к реке. Горм только успел прикинуть, что по-венедски из этого можно было бы сделать скороговорку, как животные сверзились с небольшого утеса в быстротечные волны Даутавиги, а за ними колесница с молитвенно сложившим на рукояти опущенного лезвием вниз меча руки конунгом в украшенном синими самоцветами золотом венце.

«Вот тебе и колбаска,» - решил ярл. Пожрать откровенно хотелось. Кроме того, очень неплохо было бы срочно постираться и сходить в баню. Похоже, кто-то притащил на скеофор головных вшей. Бушуев внук задумался о том, какие меры стоило принять против свинства в Йормунрековых ватагах. Строго говоря, воинов было слишком много даже для дружины, и их скопление следовало именовать войском. Из-за большой скученности карлов, нечистоплотность даже одного была чревата последствиями для многих, и вши с клопами и чесоточными зуднями только начинали список возможных неприятностей, завершавшийся, согласно злобным предсказаниям Щени, повальным кровавым поносом такой мощи, что он смоет все войско в Мидхаф.

- Какие саги об этой битве сложат! - с восторгом воскликнул Скегги Радбарссон.

Кто-то срубил навершие его шлема, но в остальном молодой пеший воин был в порядке, даже особенно не запыхался, хотя большинство его стрел было расстреляно. Горм кивнул в направлении своего правого стремени. Ухватившись за стремя левой рукой, Скегги потрусил рядом, указывая луком в сторону реки:

- Как конунг гутанов принес себя в жертву богам...

«Как, как... Гутанистенько так. На шести переросших белых зайцах самоцветным венцом в реку бульк. Только что никто при этом не подпевал:

“И прежде чертог любви падет,

Чем черный ветер имя мое до тебя донесет,134”

или как у них там,» - мысленно уточнил Горм. - «Ну, ему, положим, икнулось нарушение законов гостеприимства. А с ним заодно мы зачем еще с тысячу положили? Для красоты, или чтоб тем неповадно было с дурнем связываться?»

- Как ты призвал истинного бога воинов и одним ударом поверг всадника вместе с конем... - глаза лучника горели упоением битвы.

«Я кричал “Кром?”» - попытался вспомнить ярл, уставившись на Скегги. - «Когда мы Слисторп брали, казался ли я отцу, Раскульфу, или Ньоллу таким же дуботолком под наитием? Нет... Ну ладно, может, самую малость...»

Побоище впереди продолжалось. Клубы поднятой пешими и конными пыли не способствовали ясности в происходившем, но было сильно похоже, что гутаны дрались не только с Йормунрековыми воинами, но и между собой. В разрыве между пылевыми облаками мелькнул круп огромного серого коня, а над ним - красный плащ и высоко воздетый топор. Не встретив особенного сопротивления со стороны рыжего осляка, Горм устремился туда, напомнив лучнику:

- Скегги, держи расстояние!

По части того, как себя показать, Йормунрек мог заткнуть за пояс любого гутанского конунга, даже на нуждаясь в золотой колеснице. Его доспехи сияли сталью и рдели чужой кровью, топор разил без промаха, а конь время от времени поднимался на дыбы и бил врагов копытами. Тыл конунга прикрывали верховой Гудбранд с палицей и спешенный Родульф с двуручной секирой. Но истинный ужас в сердцах гутанов, не дрогнувших даже после гибели их вождя, смог посеять только верховный черный дроттар.

Тенью, словно втягивавшей в себя свет, он стоял на поле боя, прямо на пути гутанского боевого слона. «Лиува! Лиува и Толаборг!» - закричал почему-то корнак, взмахивая стрекалом. На вид, слону было лет сто, если не больше. Конечно, этот возраст соответствовал глубокой слоновьей старости. Но перешедший на бег серый великан весил никак не меньше трехсот пудов, и даже если он плохо видел и успел лишиться молодой поворотливости, и то, и другое было в общем-то не его трудностью. Рядом с Фьольниром, в землю вонзился болт, пущенный тяжелым самострелом из башенки на спине животного. Правой рукой, дроттар поднял посох. Прозвучало первое слово, слово силы:

- Фьюка.

Ворон взмыл с его плеча, нацелив тяжелый клюв слону в глаз. Слон чуть повернул и взмахнул хоботом, не сбавляя хода. В воздухе закружилось несколько черных перьев. Помятая птица как-то удержалась в воздухе и снова пошла в нападение. Неуловимое движение скрытой рукавом левой руки жреца, и на пути слона появилось быстро рассеивавшееся темное облачко. Слон взревел и повторно поднял хобот, отмахиваясь от ворона. Кошелка его рта приоткрылась прямо в середине облачка.

За ревом слона последовал голос, исходивший, казалось, не от дроттара, а из-под земли у его ног, негромкий, но сверхъестественно отчетливый. В изреченном втором слове

втором слове, слове тьмы, будто заново сосредоточилась рассеянное ведовство незнаемых существ, чья громовая поступь сотрясала круг земной за тысячи веков до Фимбулвинтера, и только чьи проклятия пережили забвение:

- Пнуннг135.

Один вздох, ноги слона обмякли, и туша рухнула на землю, пропахивая клыками глубокие борозды. Правый клык ударился о камень и с треском сломался. Корнак, вылетевший из седла, шмякнулся навзничь, прокатился по каменистой земле, и замер поломанной куклой. Дроттар опустил посох, так и не сделав ни шага с места, на котором стоял.

Даже крики умирающих животных над полем битвы зазвучали приглушенно. Оружие дрогнуло в руках домовых карлов Реккареда, до того обреченно, но твердо державших строй, где каждый прикрывал правую сторону туловища соседа щитом.

- Один! - воззвал к чужому богу гутанский ярл и сокрушил палицей шлем и голову домового карла.

Наконец подъехавший поближе Горм увидел, что примерно треть гутанов у реки обратилась против своих товарищей. Йормунрек опустил топор и наблюдал за дракой с легкой улыбкой на лице, покрытом уже начавшими подсыхать мелкими капельками крови. Фьольнир Ингвефрейссон, вставая по правую руку от конунга, принялся что-то объяснять. Любопытство победило природное предубеждение Горма перед черным дроттаром, и ярл подъехал поближе.

- Тьодимер нашел истинного бога и воззвал к нему, -

жрец с вороном на плече указал в сторону гутана с палицей

. - Он вступит в Гладсхейм, послав вероотрицателей в Хель.

- «Так что я-то кричал? “Кром?” Или “Один?” Или вообще “Пнугн” какой-нибудь? Что за слово такое - чем больше вертится в голове, тем меньше мне нравится?» - вновь усомнился Горм.

- Вообще-то, Тьодимер с ватагой начал толаборгских метелить еще до того, как Реккаред сверзился в реку, - вполголоса по-венедски отметил Щеня, появившийся из пыли. Его руки и перед свиты были в крови, хотя заткнутый за пояс у левого бока шестопер не носил на себе следов недавнего применения.

Горм наклонился в седле и так же вполголоса и по-венедски обратился к приблизившемуся знахарю:

- На холме вправо от третьего снизу водяного колеса лежит Бермонд воевода. Достойно бился, но конем его придавило. Глянешь?

Ученик Круто кивнул и пошагал к холму.

Последний домовой карл гуталандского конунга пал, ни к кому не взывая. Воины Тьодимера и Йормунрека остановились, разделенные кучей трупов. Гутан с палицей вопросительно взглянул на конунга Свитьи и Килея.

- Кроши предателей! - закричал Йормунрек, подняв коня, которого звали Готи, на дыбы, и крутя топором над головой.

Последовало недолгое, но почти поголовное истребление последних гутанов. Единственной, зато весьма нешуточной, неожиданностью оказался тяжеленный древний скрамасакс, на самом излете битвы невесть кем пущенный Йормунреку в лицо. Не толкни ехавший рядом Горм конунга в грудь, тот не отделался бы только расшатанным полузабралом и рассеченной переносицей. Фьольнир сковал кровь бормотанием, исходившим не совсем понятно откуда, упоминая инеистых великанов, и порошком. Последний по виду и запаху ничем не отличался от смеси квасцов, крапивы, и тысячелистника, которой пользовал кровоточивших увечных Щеня, не произнося никаких особенных слов, кроме ругательных под настроение, в силу чего Горму, должным образом впечатленному дроттаровым истреблением слона посредством одной «пьюки» и одного «фнугна,» тем не менее пришлось усомниться в необходимости зловеще звучавшего заветного заговора.

Проезжая мимо дроттаров, из кусков одной из обозных телег строивших виселицу для к своему несчастью еще не насмерть убитого Тьодимера, Йормунрек поделился с Гормом:

- Конечно, он переметнулся на мою сторону, но как знать, не переметнется ли так же и на чужую? Мне такие слуги двух господ не нужны, а Одину, может, на что и сгодятся, не зря его самого зовут «предатель воинов.» Но самое главное - мне просто любопытно стало, как у него вытянется рожа, когда я крикну «Кроши предателей?»