Кэтрин Брикс - Unknown Страница 11

Напротив меня сидит девушка примерно моего возраста. Ей в соседний кабинет. На руках держит девочку, которой около года (может, чуть больше). Надув щеки, она сосредоточено крутит что-то в своих маленьких ручках. На этого ребенка просто невозможно смотреть без умиления.

Встречаюсь со взглядом больших голубых глаз, когда она отвлекается от игрушки. На её лице мгновенно появляется радостная улыбка. Она начинает крутиться, как будто ей надоело сидеть на одном месте. Девушка с тяжелым вздохом ставит ребенка на пол и поправляет комбинезон. Девочка тут же мелкими шажочками пробегает по коридору и останавливается возле меня. Внимательно на меня смотрит и тянет ручку.

- Привет, - тихонько произношу, улыбаясь в ответ этому милому созданию.

Не могу удержаться и легонько беру ее за протянутую ручку. Она сразу же с силой сжимает мой палец и расплывается в довольной улыбке.

- Извините, - виновато произносит мама этого чуда и подхватывает ребенка на руки.

- Ничего, - улыбаюсь ей в ответ и машу девочке на прощание.

Они заходят в кабинет, а меня накрывают теплые чувства. Конечно, мне, как и почти всем девушкам, хочется иметь детей. Но я не стремлюсь к этому. Всему свое время. Интересно, хочет ли Ян детей? Мы никогда это не обсуждали. Да и рано об этом говорить, ведь мы встречаемся всего ничего. Но я думаю, что он мог бы стать прекрасным отцом.

За своими мыслями и фантазиями о счастливой семейной жизни я не замечаю, как до меня доходит очередь. Захожу в кабинет. За столом напротив двери сидит женщина средних лет. Рядом, за соседним столом, – скорее всего, медсестра. Она выглядит намного моложе и даже не поднимает на меня взгляд, когда я прохожу в кабинет.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, присаживайтесь, - врач указывает мне на стул напротив ее стола, - что у вас?

- Я принимала противозачаточный таблетки, но потом перестала. Нужно снова начать прием.

- Имя и возраст? – поправляет очки и готовится печатать на компьютере.

- Белозерская Виктория Валерьевна. 23 года. Почти 24.

- Боткина, венерические болезни?

- Нет, ничего.

- Первые месячные?

- В 12.

- Аборты, выкидыши были?

- Нет.

- Хорошо. Проходите к креслу, - указывает в сторону ширмы.

После осмотра она возвращается за свой стол, а медсестра что-то пишет, пока я одеваюсь. Обратно сажусь напротив врача, и медсестра протягивает мне листок с рецептом на таблетки.

- Принимать начнете с нового менструального цикла, а пока что вашему молодому человеку нужно позаботиться о защите, - информирует врач.

- Ясно. Большое спасибо, - улыбаюсь и встаю со стула.

- Всего хорошего.

- До свидания.

Выхожу из кабинета. Решаю спуститься на первый этаж и сразу купить таблетки в больничной аптеке.

Когда я возвращаюсь к палате, в которой лежит Павел Алексеевич, то слышу громкие всхлипывания. Они явно принадлежат Светлане Ивановне. Сердце мгновенно сжимается в груди. Меня пронизывают страх и предчувствие плохого. Мигом влетаю в палату. Мама Яна прижимается к мужу и громко рыдает. Рядом стоят врач и медсестра. У обоих печальный вид, и я понимаю: это конец. Чудо, которое мы так ждали, не произойдет. Случилось то, чего все так боялись и даже не озвучивали.

Подхожу к Светлане Ивановне и кладу руку ей на спину. Даже представить не могу, что она сейчас чувствует. Через секунду она разворачивается, и я утешающе обнимаю ее. Понимаю, что ей не помогут никакие слова или действия. Смерть любимого человека – это, пожалуй, самое ужасное, что может произойти. Что будет с Яном? Глебом? Бедная Светлана Ивановна…

Не замечаю, как тоже начинаю плакать. Мы не были знакомы с Павлом Алексеевичем, но я не могу остаться равнодушной. У его семьи не было даже возможности попрощаться с ним. Услышать последние слова и сказать, как они его любят.

Покинув палату, садимся со Светланой Ивановной в кресла. Она не прекращает плакать, и это можно понять.

- Нужно сообщить мальчикам, - с трудом произносит она, захлебываясь от слёз.

- Я сообщу, - успокаивающе глажу ее по спине.

Одна из медсестер приносит для нас успокоительное в виде валерьянки. Выпиваю и отхожу в сторону, чтобы позвонить Яну. Мне страшно представить, что с ним будет; и сердце разрывается оттого, что любимого человеку будет больно.

Достаю телефон и набираю номер Яна.

- Детка, еще час, и я еду, - его бодрый и веселый голос заставляет меня снова заплакать, - что случилось? – он становится серьезным.

Мне тяжело выговорить эти ужасные слова.

- Вик, что случилось? Что-то с отцом? – он обеспокоен.

- Да… он умер.

Глава 8

21 ноября

Ян

Уже несколько ночей я не могу уснуть. Как только закрываю глаза – вижу образ отца. В тот момент, когда Вика сообщила о его смерти, мое тело будто что-то сковало; и хотелось орать до одури от боли. Что я и сделал, вылетев из тренажерного зала. Я орал как сумасшедший, пугая прохожих. Орал и разбивал руки в кровь о стены, чтобы стало легче. Бесполезно. До сих пор не верю, что он… умер. Сглатываю.

Больше не будет нравоучений, сравнений с братом, обиды и прочей ерунды, которая теперь не имеет значения. Абсолютно никакого значения, потому что отца больше нет с нами рядом. Я так надеялся наладить с ним отношения. Мы уже сделали шаг навстречу друг другу, но оказалось слишком поздно. Это самое ужасное. Планы на будущее, мечты – всё рухнуло в один момент. И ничего уже не изменить. Никогда. Сжимаю руки в кулаки так, что слышится хруст. Безысходность душит невидимой петлей, заставляя все органы внутри сжиматься от боли.

Сажусь на кровать и смотрю на Вику. Спит. Провожу пальцем по щеке. Если бы не она, не знаю, что со мной стало. Одно ее присутствие дает мне силы продолжать жить и просто не утонуть в горе. Поднимаюсь и иду на балкон. Подкуриваю сигарету. Открываю окно, и в лицо бьет ноябрьский ветер.

Прошло три дня с момента смерти отца, но я до сих пор не проронил ни одной слезы. Я просто не могу раскисать, когда мама на грани нервного срыва, когда брат не может принять факт смерти отца и впадает в депрессию. Я должен быть сильным и поддержать их. Но это непросто сделать. Днем я забываюсь, занимаясь вопросами похорон, но ночью становится невыносимо. Ненавижу ночь. Часы тикают, отсчитывая секунды. А мозг лихорадочно работает, вытаскивая из памяти воспоминания о счастливых и не очень моментах. Меня злит, что плохих моментов больше. Хочется вспоминать только хорошее, но его было так мало в наших отношениях.

Чувство сожаления съедает меня изнутри. Почему я был таким законченным эгоистом? Почему нельзя было хотя бы раз сесть и послушать отца? По сути, он желал только добра для меня. А я, как баран, упирался и не хотел ничего знать, кроме собственного мнения.

- Теперь никто не будет поучать! Наслаждайся, Ян! Ты же этого хотел, - мысленно говорю себе и усмехаюсь.

- Хотел, только это уже не имеет значения. Теперь я хочу другого. Хочу прийти за советом к отцу и выслушать его мнение. Хочу, чтобы он гордился мной.

В памяти всплывает наш последний разговор и его слова «я горжусь тобой, сынок». Глаза щиплет от навернувшихся слез. Втягиваю морозный воздух. Не сейчас. Я не имею права на слабость! Выкидываю окурок и захожу в комнату. Пару шагов – и квартиру наполняет истошный вопль. Мама! Вика подскакивает на кровати. Не дожидаюсь ее и бегу в комнату матери. Опять истерика. Как только уколы перестают действовать и она возвращается к реальности, начинаются ее страдания. Это невыносимо слышать и видеть. До ломоты костей больно за родного человека, но я не знаю, как ей помочь. Я лишь прошу Бога – или кто там управляет нашими жизнями, как марионетками, – не забирать ее у меня.

Мама, скорченная от боли, лежит на кровати, вцепившись зубами в подушку.

- Пашенька, забери меня с собой...

По спине проходит холодок.

С трудом удается взять ее на руки. Марина уже со шприцем ждет моей команды. Киваю. Еще один укол – и несколько часов сна для мамы. Укачиваю ее на своих руках, как ребенка. Слезы переходят на всхлипы. Прижимается к моей груди, стискивая в руках футболку. Тишина. Несколько минут – и снова тихий вой. Только теперь брата. Сжимаю челюсти от злости.

Мама выпускает футболку из своих рук. Я не тороплюсь укладывать ее в кровать. Уже знаю: как только выпущу из своих рук – начнет метаться. Минимум полчаса нужно подождать. Снова тиканье часов. Раздражает, но я терплю ради матери. Руки затекли и начинают покалывать.

- Ян, Светлана Ивановна спит, - возвращает к реальности Вика.

Укладываю маму. Всматриваюсь в ее лицо. Осунулась. Напоминает маленькую девочку, а не взрослую женщину. «Что же ты сделал, отец…»

Выходим с Викой из комнаты. Брат сидит на полу, обхватив голову руками. Маришка прижимает его к себе.

- Идите спать, - говорю им.

- Глеб, поднимайся, мой хороший, - просит Маришка.

Убирает руки от лица. Взгляд пустой и потерянный.