Юрченко Борисович - Социология: Левиафан и дитя Страница 11

Даже у свободолюбца Бердяева в 1911 г. можно было прочесть: «Те, которые верят в миссию России, а в нее можно только верить, те всегда видели и всегда будут видеть это призвание в творческом достижении религиозного синтеза и в жизни, и в сознании. Отвлеченная философия не может у нас создать ничего замечательного, ее работа у нас в лучшем случае лишь педагогическая. Если существует своеобразный дух России, то дух этот ищет истины как пути и жизни, т.е. истины живой, конкретной. Только в этом может быть наше всемирно-историческое дело» [17].

И вот в русской философии появляется «загадочная душа», «соборность», «особый путь», «мессианское назначение». В современном мире мне известно еще одно большое сообщество людей, претендующих на особый путь и мессианство. Это – исламские фундаменталисты. Они тоже собираются спасти мир. И, конечно же, все это под лозунгом Святыни. Очевидно, русские спасут мир, если даруют планете счастье жить под властью Всемирного Российского правительства. Ну а мусульмане его спасут, если всюду установят Священный Ислам. Похожие настроения, имеющие тенденцию к патологии, есть у американцев (а теперь и у европейцев с тех пор, как они тоже захотели стать Империей, не понимая, что всеми своими достижениями обязаны своей исторической раздробленности): спасти мир Священной Демократией.

Страстное желание человека унифицировать весь мир по образу и подобию своему – это еще одно проявление его первородного солипсизма.

Почему же Россия, прожив 1000 лет рядом с Европой, имея общие с ней гены, культурные ценности и даже религию, учась у нее и подражая ей во всем, не стала культурной частью Европы? Человек, как уже было здесь сказано, есть продукт симбиоза биологии и среды. Если не принимать идею славянской генетической ущербности, которой нет ни малейшего подтверждения, то остается только вторая составляющая симбиоза – быт. Что отличает исторический быт россиянина от быта европейца? Только одно – необъятная родина.

Европейца взрастила его компактная страна. И эта компактность, как мы установили, следуя Постулату об оптимальности иерархии, социологически фундаментальна. Именно поэтому совершенно естественно то, что цивилизованная Европа, которую мы сегодня знаем, началась с итальянских городов-республик. В самом сердце павшей Римской империи сформировались эти независимые города, на обломках римского права строилось гражданское общество в них, ведь гражданин (citizen, bourgeois) есть изначально горожанин. Патриотическая ценность городов заключалась в их малости. Гражданин знал, где кончается его родина. Действительность предъявляла его мозгу весомые аргументы в пользу того, что ему следует дорожить общественным благом этого компактного социума. Закон орбиталей работал в нем естественно, без уродств. Что касается Закона пирамиды, то правитель сидел невысоко и сдернуть зарвавшегося самодура с трона не составляло труда.

Города-княжества Древней Руси были подобны этим европейским городам-республикам и часто также являли образцы патриотизма – не великодержавного, имперского, а естественного, человеческого. Поводом для такого патриотизма было и то, что эти княжества часто враждовали, что тоже естественно для человеческого солипсизма. Ведь и Европа формировалась в бесконечных войнах всех со всеми. Сколь бы ни были оправданны или надуманны ссылки на исторические обстоятельства, толкавшие якобы эти русские княжества к объединению, будь то вынужденная борьба с Востоком или противостояние Западу, важен сам факт превращения этих княжеств в централизованное Московское супергосударство.

Летописец Нестор начинает историю этой империи с рассказа о том, как призывали Рюрика и двух его братьев на царство: «Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами» [18]. Ключевые слова здесь «величина» и «порядок». Порядок в том смысле, который всегда подразумевается при оценке человеческого социума, социологически обеспечивается Законом пирамиды согласно известной триады: порядок – организованность – иерархия. Величина подразумевает высоту складывающейся пирамиды власти, и она же отсылает нас к Закону орбиталей, который не согласуется естественным образом с иерархией. Именно ради совмещения величины и порядка Россия всегда тяготела к тоталитарно-авторитарному режиму. Это - необходимое условие ее целостности, проявление гегелевской «божественной воли», а не продукт «субъективных капризов» того или иного деспотичного правителя. Закон компенсации в виде дыбы, плахи и каторги учил холопов родину любить.

На память мне приходит невеста из «Женитьбы» Гоголя. Барышня рассуждает: Вот если бы взять фигуру Ивана Ивановича, да приделать к ней голову Ивана Васильевича, да вложить в эту голову ум Ивана Кузьмича, да преобразить все это осанкой Ивана Степановича, вот получился бы красавец-мужчина. Третий век русская интеллигенция задается вопросом: Кто виноват и Что делать? И остается в полной растерянности. Как бы сложить политические органы Необъятной Родины таким образом, чтобы получился Завидный Жених, за которого она, интеллигенция, могла бы с удовольствием и чистой совестью выйти замуж?

Тысячи русских умов бьются над вопросом: как совместить необъятную родину с патриотизмом, в котором нет негодяйства, как получить цивилизованную экономику без централизации власти и бюрократии, как создать при имперском инфантилизме народа и патернализме власти гражданское общество, как сложить вместе соборную, общинную, коммунальную тоталитарность с индивидуальным нейрокомфортом? Не складывается одно с другим. А посему историческая роль этой русской интеллигенции сводится к брюзжанию. Брюзжала на царей, брюзжала на генсеков, ныне брюзжит на президентов. Похоже, у этой русской интеллигенции ума не больше, чем у гоголевской невесты. В Российской империи можно строить что угодно: монархизм, коммунизм, капитализм, да хоть Царство Божье с Патриархом во главе, - всегда будет одно и тоже: тоталитарное бюрократическое государство с сакральным правителем на вершине супериерархии. Святы били цари, святы были генсеки, ныне святы становятся президенты.

У Священной Империи всякая власть священна, какой бы тупой и подлой она ни была. И правитель всегда будет самодур, и бюрократия всегда будет косной, и чиновники будут казнокрады, и судьи будут презирать свой собственный Закон, и полицейские будут нечисты на руку. И тарифы на патриотизм, как и на ЖКХ, будут расти до бесконечности. Сколько нужно заплатить негодяю, чтобы он родину любил? И на сколько лет его нужно посадить в тюрьму, чтобы эта любовь в нем окрепла?

Большевики пришли к власти на анти-монархических лозунгах, но очень скоро они поняли, что если хотят сохранить и расширить Священную Империю (теперь уже коммунистическую), то им не следует подрывать сакральный авторитет власти. И тогда некоторые монархи были реабилитированы. Их список возглавил Петр 1. Согласно канонизированной истории этот царь прорубил России окно в Европу. Чем? Крепостным правом? Если он и прорубил куда-то окно, то оно смотрело в Азию, в дремучую Азию времен Ахеменидов. И по-другому в Священной Империи не могло быть!

Во все времена никак не декларированной, но по сути единственной и фундаментальной идеологией Российской империи был инфантилизм. Народ – дитя. Дети – милейшие существа, но они не самостоятельны. Русский народ – святой божий народ. Но он не разумен. Нельзя давать детям играть со спичками, нельзя русскому народу давать вольницу. Он сам себя погубит. Не проживет он без зрелых, мудрых правителей. Даже Крепостное право объясняется исключительно заботой о народе. Этот святой божий народ сделали рабом ради его же пользы.

Обратной стороной инфантилизма становится патернализм власти. Царь – батюшка, генсек – отец, а президент – старший брат. Имперские чиновники, скорее бессознательно, чем осознанно, начинают играть роль пастырей-покровителей, источающих отеческую снисходительность, а при необходимости и родительскую строгость по отношению к обществу. Государство поворачивается лицом к народу. Раз уж инфант-народ не способен сформировать гражданское общество, то власть сама готова создать Общественную палату, многопартийность, финансировать оппозицию себе (если та не посягает на Конституцию и ее гаранта).

Социологический Закон сакрализации делает любого правителя супериерархии «гением места». Так, в списке сценических амплуа герой-любовник должен быть красавцем, инженю - простаком, субретка – лукавой. Глава Российской Империи, как бы он при этом ни назывался: Царь, Генсек, Президент, – и какими бы личными качествами ни обладал – есть такой «гений места». Именно это неизбежно делает его в глазах более или менее свободомыслящих умов «злодеем места»! Он обязан быть таким. Это его «планида» (конечно же, священная). Василий Темный, Иван Грозный, Петр Страшный, Николай Палкин, Иосиф Сталин, Леонид Застойный – все «злодеи места» созданы «гением места».