Шарон Меркато - Люди разбитых надежд: Моя исповедь о шизофрении Страница 11

Я не спала должным образом следующие несколько суток и начала худеть. Иногда я забывала помыть голову и приходила на работу растрепанная. Из последних сил я сосредоточивалась на езде в автобусе, переодевании в форму и нажатии кнопок. Я знала, что, потеряв эту работу, я потеряю все.

У меня начались галлюцинации. По какой-то непонятной причине мне стало жаль моих покупателей. Я смотрела на их лица и видела мутные слезы, которые катились из их утомленных глаз. Я думала о том, что они бедны и стараются как-то прокормить детей. Они пользовались экспрессом, потому что не могли позволить себе много продуктов. Чтобы помочь, я запаковывала половину заказа и пробивала на кассе, а остальное украдкой бросала прямо в грязные сумки. Я чувствовала себя святой.

Постоянная клиентка не поняла этого акта доброты и краем глаза я заметила, что она разговаривает с управляющим. Они пожимали плечами. Управляющий отвел меня в сторону и сказал, что я странно себя веду. Он предложил мне пойти домой и отдохнуть.

Когда я вернулась домой той ночью, моя квартира превратилась в зоопарк. Каждая частичка мебели оживала перед моими глазами. Шнуры электрической лампы превратились в змей. Круглый ковер приятных теплых цветов стал гнездом, где кишели черви. Люстра на потолке превратилась в отвратительное создание с чешуйчатыми свисающими ногами.

Я лежала на полу и наблюдала ужасные картины, которые разворачивались перед моими глазами. Призраки дрожали и танцевали. Я все время привставала, чтобы увидеть, не прячется ли кто-то за ними. Казалось, что двери ванной то открывались, то закрывались, кто-то шепотом повторял мое имя.

Я лежала внизу и старалась не поддаваться панике. Толстый деревянный пол скрипел подо мной. Я хотела вызвать скорую помощь, но сдерживалась. Я ощущала, что сама должна выйти из этого состояния.

Когда злые лица с кинжалами в руках начали появляться из-за кушетки и на потолке, я закричала. Чем больше я кричала, тем быстрее двигались лица, кружась и летая по комнате. Кровь капала из их ртов и черви висели из ноздрей. Я кричала, пока у меня не заболело горло и голос не превратился в хриплое карканье.

Тогда я молилась, сначала тихо, потом все громче и громче, чтобы заглушить бурчание голосов. В конце концов, ко мне, изможденной, пришел сон. Последнее, что я помню — мое сердце, увеличенное в тысячу раз, которое колотится в моей груди.

На следующий день я пошла на работу, но задержалась в столовой для служащих. Все выглядели по-новому, будто весь персонал сменился за 24 часа. Я не узнала никого. Это были другие лица с новыми прическами. Одна девушка спустилась ко мне по ступенькам и предложила какое-то странное блюдо.

В тот день я должна была встретиться с юристом и побежала на эту встречу, не переодевшись. Его офис находился неподалеку, но я была взволнована и заблудилась. Наконец я добралась, встретилась с ним и проговорила несколько часов, наблюдая, как у него расширялись глаза и вытягивалось лицо. Потом он отвез меня в больницу. Я говорила всю дорогу. Я все еще говорила, когда меня вели к врачу, в приемный покой и сопровождали по ступенькам вниз, до психиатрической палаты. Я говорила, пока медсестра не ввела иглу.

Развод прошел без осложнений. Моему мужу поручили опекунство над нашим сыном. И все.

На Рождество я сделала скворечник кирпичного цвета из остатков детского конструктора с таким маленьким отверстием, в которое могла влететь лишь воображаемая птичка.

Когда меня выписали, у меня оставалась квартира, но я потеряла работу. Нельзя осуждать супермаркет за это решение. Тяжело вести бизнес, когда ваши кассиры раздают товар. Однако они отнеслись с глубоким пониманием к ситуации в целом.

Хотя у меня осталась квартира я очень нуждалась в работе. Деньги, которые мне удалось сохранить, таяли. После множества попыток я нашла должность машинистки при лаборатории, которая поставляла амфибий в биологические кабинеты. Запах консервантов проникал в офис. Мне неприятно было ходить в заднюю часть здания по многим причинам. Я не могла выносить этот запах, к тому же сочувствовала бедным лягушкам. Их там держали в банках. Лягушки, прыгая по кругу, использовали друг друга в качестве лестницы и пытались сбежать. Это было ужасно.

Работники лаборатории дразнили персонал офиса, сажая огромную жабу на бачек с водой в женском туалете. Некоторые из нас целый день ходили с полным мочевым пузырем.

Я встретила девушку, которая согласилась снимать вторую спальню в моей квартире. Она была хорошей. А моя спальня была достаточно большой, чтобы устроить там кровать для сына, которого я забирала раз в две недели на выходные. Квартирантка облегчила мое материальное положение, потому что на работе платили мало.

Через несколько месяцев работы в компании у меня начались проблемы. Я принимала все выписанные лекарство, но было очень тяжело сосредоточиться. Сначала я отнесла это на счет скучной работы, поскольку моя должность предусматривала большой объем печатной работы. Но когда компания расширила сферу моей деятельности, стало еще хуже. Бывали дни, когда я сидела, уставившись в единственную страницу, и не могла ничего сделать. Слова плыли и менялись местами на странице. Я все время чувствовала себя утомленной и постоянно опаздывала на работу. Особенно сложно бывало после обеденного перерыва: до него я еще могла разогнать свою усталость. В результате меня уволили.

К счастью, я нашла другую работу. Я говорю «к счастью», потому что моя квартирантка сообщила мне о своем решении покинуть город. Теперь я лишилась материальной поддержки от сдачи комнаты. Когда она выехала, я сняла квартиру с одной спальней в этом же доме, как раз под вестибюлем.

Чтобы получить новую должность, я должна была пройти много собеседований, их содержание обычно было чрезвычайно скучным. Самое трудное при поисках работы было пережить стыд. Как сказать: «О, в это время я была в психиатрической больнице»? Сомневаюсь, что это оказывало благоприятное впечатление. А когда они спрашивали о сыне, я не знала, что отвечать. Если я скажу, что он живет с отцом, они подумают, что со мной не все в порядке. Мне кажется, что матерей обычно не лишают прав, если только они не проститутки, алкоголички или сумасшедшие.

Это не очень благодарное дело — объяснять людям, что ты сумасшедшая. Кое-кто советовал мне вообще не упоминать о семье, но я не могла принудить себя письменно отказаться от моего ребенка. Я ощущала, что едва лишь эти слова появятся на бумаге, как возврата уже не будет.

Но для новой работы, казалось, это не имело значения. Они позарез нуждались в машинистке, и я прошла печатный тест с положительным результатом. Это было несложно. Компания была небольшая и держала всего нескольких служащих. Мы были коллекцией интересных характеров и разных жизненных путей. Я сразу приспособилась.

Я имела собственную рабочую комнату и оставалась работать в одиночестве. Прошла неделя, я ощущала себя все увереннее. Меня наняли, чтобы замещать Эмили, которая должна была идти в декретный отпуск, и она готовила меня. Ее должность включала бухгалтерию, прием, машинопись и решения всевозможных проблем.

Эмили чувствовала, что я была заперта и одинока, и она обычно старалась поддержать меня добрым словом. Она с доверием рассказала мне о своих опасениях относительно ребенка, и я заверила ее, что все будет хорошо. Она дала мне ощутить себя нужной, значимой. Эта дружба поддерживала меня. За то время, что мы провели вместе, она стала моей самой близкой подругой на много лет.

Когда она ушла, я заняла ее место. На протяжении некоторого времени я справлялась хорошо, но это забирало все мои силы. Я звонила Эмили 3–4 раза в день за поддержкой и советом, возвращалась домой совсем изможденной, сразу падала и засыпала.

Личной жизни у меня не было. Я немного общалась, но отношения казались сложными, к тому же, меня угнетал страх, что раскроется моя болезнь.

Я работала там уже 5 месяцев, когда возникли проблемы. Я не могла сосредоточиться, от этого страдала скорость печати. Меня это невыразимо огорчило, я склонилась вниз и начала плакать. В другой раз из-за галлюцинаций я начала «списывать» в книгах самые важные счета. По каким-то причинам я решила, что эти симптомы вызваны лекарством, которое я принимала. Я думала, что, отказавшись от таблеток, буду способна выполнять работу лучше, буду более бодрой и не такой разбитой. Это была ошибка. Взорвался психоз, и полностью овладел мной.

Когда начались галлюцинации, я не пошла в больницу. Я ощущала, что обратившись туда снова, рискую правом свиданий с сыном. На протяжении 2 дней я лежала на полу, обращаясь к уродам с адскими лицами. Галлюцинации были настолько ужасные, что я начала молиться Богу, и так пылко, что в конце концов он сам явился мне как галлюцинация. У видения не было длинной седой бороды, он не держал посох. Он имел ласковое лицо, даже с веснушками. Я открыла ему свою душу, и из нее вылился монолог отчаяния. Он слушал, кивая головой с действительно глубоким сочувствием. Я считала, что Бог наслал на меня болезнь как кару. Но видение убедило меня в противоположном. Он сказал, что так сложилась жизнь. Казалось, он обиделся, что я предъявила обвинение ему в такой жестокости, и сказал, что я должна научиться бороться. Образ начал исчезать и я протянула руку, чтобы коснуться его. Но он уже растаял.