Александр Дрозд - 2014_5_fb2 Страница 12

— И? — губы Карла пересохли.

— И… Воспринимайте это учение буквально!

Доктор явно любовался замешательством Павловского. Наглядевшись вдоволь, он расхохотался.

— Хотите сигарету? — спросил Асмодей, доставая из стола серебряную коробочку, украшенную замысловатым вензелем. — Какие предпочитаете?

— «Нашу марку»… — машинально сказал Карл.

— Ну, естественно. Даже не оригинально, — буркнул Асмодей, раскрывая портсигар. На красном бархате лежал ряд белых палочек. — Но не буду вас мучить. Мир, в котором вы пребываете после своего первого удачного самоубийства, а оно случилось в конце августа, с точки зрения древних, действительно можно назвать сном. Этот мир виртуален. Он — лишь компьютерная проекция. А вы — одна из сотни тысяч моделей, населяющих её наряду с ботами. Помните, доктор Велиалов сделал слепок вашей личности, оформляя самую первую страховку от суицида?

— Ах ты чёрт! — лицо Карла исказила гримаса. Скомканная сигарета оказалась на полу, а недопитый стакан полетел в стену. Никакого урона обстановке, впрочем, причинено не было. Ковёр с чавканьем заглотил окурок, а стакан просто растворился в воздухе. — Слепок — это же моё индивидуальное сознание! Да вы… Вы… Вы украли мой разум! Похитили мою душу!

— Успокойтесь, Карл! Наша компания действует строго на основании договора. До вашего самоубийства мы регулярно обновляли модель вашей личности и по изменениям оценивали вероятность суицида. Смею вас заверить, это было сугубо математическое моделирование! Но в случае самоубийства клиента или в иных случаях, когда нам принесён убыток, мы получаем неограниченное право использовать электронный слепок в исследовательских целях, вот вы и оказались здесь. А ваша душа теперь безраздельно принадлежит нам!

— Я на это не подписывался!

— Подписывались! Надо было просто уделить пять минут чтению договора, хотя бы той его части, что идёт мелким шрифтом!

Карлу потребовалось некоторое время, чтобы осознать открывшуюся истину. Он умер, но он потенциально бессмертен. По крайней мере, он будет жить до тех пор, пока работает центральный процессор компьютерного сервера корпорации. Сколько ни прыгай с крыши, и ни вскрывай вены, он будет вновь и вновь возвращаться к жизни в роли статиста для того, чтобы компания проверила, как воспринимается потенциальными потребителями новая реклама шоколадок или зубной пасты.

— Карл, — Асмодей похлопал Павловского по плечу. — Советую вам смириться с происходящим, перестать беспокоиться и просто начать… эээ…

— Жить?

— Я бы сказал, сотрудничать.

— Сколько же моих копий сейчас существует?

— А вы неглупый человек! — Асмодей засмеялся. — У нас неплохие вычислительные мощности, но, вот моделей сознания не хватает. Так что слепок личности каждого клиента, принёсшего компании убытки, приходится использовать примерно в десяти-пятнадцати проектах одновременно.

Это было ужасающее открытие. Десять-пятнадцать Карлов в этот миг просыпаются в своих унылых квартирках с видом на дымный город. Десять-пятнадцать Карлов плетутся на кухню и готовят осточертевшую яичницу. Десять-пятнадцать Карлов спускаются по тёмной вонючей лестнице и шагают к станции метро, чтобы поехать в ненавистный офис… И каждый мечтает только об одном: наконец-то прервать этот круговорот страданий!

— Но ведь… Ведь это же настоящий ад!

Асмодей пожал плечами.

— Но вы же изучали религиозные догматы. Разве вы не знаете, что самоубийцы попадают в ад?

***

Максим Милосердов родился в городе Барнауле — столице Алтайского края в 1978 году. В 1998 году стал лауреатом первого Всероссийского конкурса хайку, проводимого посольством Японии. В 2000 году, получив диплом переводчика с английского языка, поднялся в горы, мыл золото и добывал пушнину. Всё свободное время посвящал медитации и изучению каллиграфии. В 2013 году прервал отшельничество и вернулся к людям. Первый из написанных после возвращения в мир большого города рассказов мы публикуем.

*************************************************************

*************************************************************

У журнала «Космопорт» появился новый постоянный автор — классик научной фантастики и философ Станислав Лем. Любители НФ со стажем хорошо знают его творчество, ибо все его художественные произведения переведены на русский язык. Но художественная литература — это только часть творчества автора романа «Солярис». Гораздо большее место — по количеству опубликованного — занимают публицистика, научно-популярные статьи, литературная критика, футурология и философия. Вот с этой частью творчества Лема вам и предстоит познакомиться в рамках рубрики «Станислав Лем о …». Здесь будут публиковаться — преимущественно впервые на русском языке и с любезного согласия наследников — подборки высказываний Лема о фантастике в целом и персонам, её творящим, о различных событиях и явлениях нашей жизни, в том или ином виде имеющим отношение к фантастике. Источники публикаций — около полутора тысяч статей, пяти сотен интервью, тысячи писем на разных языках, большинство из которых на русский язык не переводились.

Станислав Лем о…

1. БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ

С классиками научной и социальной фантастики братьями Аркадием Натановичем (1925-1991) и Борисом Натановичем (1933-2012) Стругацкими Лем был знаком лично — несколько раз встречался во время посещения Советского Союза, а с Аркадием однажды и в Праге: «Я начал бывать в России во времена Хрущёва, в составе делегации Союза польских писателей. (…) Однако в ходе своих поездок я так и не познакомился с русскими писателями, за исключением братьев Стругацких, так как общался в основном с представителями научных кругов»; ««Физики» перехватывали меня у «лириков». Я успел познакомиться только с братьями Стругацкими. Помнится, в начале нашей встречи братья поставили на стол бутылку коньяка, и едва она опорожнялась, как на её месте волшебным образом возникала следующая. Но я с честью выдержал это испытание»; однако «с братьями Стругацкими, должен сказать, мне просто не везло. Лишь однажды мне удалось повидать их вместе и всерьёз побеседовать; это было в Ленинграде; потом, сколько я бы ни приезжал, встречался с ними порознь и ненадолго».

Хотя старший из братьев был младше Лема всего на 4 года, Лем считал их представителями уже следующего поколения: «Из фантастов младшего поколения в первую очередь хотелось бы назвать братьев Стругацких. Мне нравятся многие их произведения»; «Мне кажется, хотя, естественно, я могу глубоко ошибаться, что Стругацкие в определённом смысле идут проторёнными мной тропами, что делают это самостоятельно и умно, иначе говоря — таких «учеников» не следует стыдиться, но, однако, всё равно желал бы, чтобы делали что-нибудь полностью суверенное, в полной независимости от меня... и от всей остальной мировой фантастики»; «Я, конечно, вижу, где и как они шли за мной, т.е. по моим следам, но не могу их не уважать, потому что в каждый момент имею под рукой столько некачественной американской макулатуры, на фоне которой их книги звучат хорошо и чисто, порядочно и серьёзно»; «При всём тематическом и жанровом разнообразии англо-американской фантастики там очень заметно то, что я назвал бы «параличом социального воображения». Там пока совершенно невозможны произведения типа «Трудно быть богом» или «Обитаемый остров» А. и Б. Стругацких. Когда англо-американские фантасты пишут об отдалённом будущем, у них проявляются две крайности — либо они представляют его совершенно «чёрным», либо совершенно «розовым»».

Лем с интересом прочитал все основные произведения Стругацких, причём некоторые читал при первой публикации в журналах, которые ему присылали из СССР. Приведём мнение Лема о некоторых из них: «Люблю братьев Стругацких. Очень интересен их роман «Трудно быть богом». Он отвечает всем критериям, которые я требую от произведений научной фантастики: новизна, философскость. Хорошо, — я говорю как писатель, — хорошо написано, сильно»; «Роман [«Трудно быть богом»] Стругацких хорош, но есть неудачные места, они или не сумели, или не смогли его с размахом написать (российская критика заметила, что «Трудно быть богом» проблемно идентична моему «Эдему» и что идея отсюда; думаю, что это правда)»; «Трудно быть богом» (...) — очень явное повторение (во всяком случае для меня) проблематики «Эдема» (вмешиваться или не вмешиваться в чужую историю), a фон чрезмерно мнимый («чужие средние века» являются попросту микстурой, смесью событий — впрочем довольно поверхностных в историографическом смысле — земного хода истории, кроме того там есть ещё анахронизмы, наивность, продиктованные аллегорично-иносказательным воображением — я имею в виду «фашизм» — всё это вместе определяет, что имеем книгу не плохую, но не являющуюся ни выдающимся литературным произведением, ни захватывающей научной фантастикой)»; ««Трудно быть богом», если задумывалось как полемика с «Эдемом», полемикой не стало, потому что герой ничего не добивается своим бунтом: ничем не помог угнетаемым массам, девушку убили, а ему остались воспоминания. Кто в результате воспользовался тем, что он вышел за рамки игры, проводимой как чистое наблюдение? Можно сказать, что полемика заключается не в области моральных решений (вмешиваться — не вмешиваться), а в гносеологии (познаваема ли чужая культура?). Но и здесь нет никакой полемики, (...) ведь эти их инопланетные существа — это ЛЮДИ до последнего атома, то есть задача (гносеологическая) была «решена» с помощью circulus in definiendo, — я спрашивал, можно ли понять нечеловеческую историю, а они исходно заложили, что она ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ, то есть ничем существенным от человеческой не отличается. Это меня удивляет — может быть, Аркадий и не является орлом интеллекта, но Борис?»; «Мне восприятие этого романа очень затрудняет предпосылка авторов о полном подобии этих неизвестных существ и людей. Я попросту не могу в это верить! Разве что это сказка, но тогда она совсем сбивает меня с панталыку. Есть ещё одна их книга — называется «Малыш». Там причудливо поставлена проблема невозможности контакта с иной цивилизацией, которая замкнулась и не ищет никаких контактов»; «Малыш» уникален — это ясно, кроме того легко читается»; ««Сказку о тройке» я считаю превосходной, а «Гадкие лебеди» меня утомили»; «Сейчас Стругацкие пишут продолжение колоссальной истории об «Экселенц», о «странниках» и т.п. [имеется в виду «Жук в муравейнике»], публикуемое фрагментами в «Знание — сила» — мой австрийский агент достал пару номеров, поэтому мог прочитать и это мне показалось мало стоящим. Естественно, что с такими обесценивающими суждениями следует всегда быть очень осторожным, но мне это действительно не понравилось. В частности, это не вызвало ни такого интереса, ни таких эмоций, как «Пикник на обочине», который по моему мнению продолжает быть их лучшим романом. Если где-нибудь упаковывается так называемая «еврейская проблема», как в «Гадких лебедях», то последствия там были скорее плохими для произведения. А если вставляются какие-то перекрученные отдельные слова, свидетельствующие о совершенно не космических вопросах (потому что не считаю семитскую-антисемитскую проблему космической), то выявление таких вещей представляется мне ловлей блох. Ибо что из этого с точки зрения художественной, миропознавательной или идеологической следует?»; «Братья Стругацкие ударились в чудачества, в разные яйцеклетки и т.п. Не знаю, зачем?»; «Книга Стругацких «Жук в муравейнике» мне совершенно чужда. Вся эта история с космическими яйцеклетками не вызывает у меня энтузиазма. Это просто сказочка, без смысла, которая не имеет какого-либо соответствия в реальной действительности».