toshiba - МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ Страница 12

близкий отцу, оказался сексотом.

Долгое время я не знал даже, к какому году следует отнести этот

эпизод. Наконец, в 2001 году в переданном мне письме моего отца

И.Л. Кушнеровой от 19 сентября 1949 г. я обнаружил упоминание

о «трупе». («Труп вернулся и хочет восстановить отношения со

мной».)

Зная из книги «Избранного» А.С. Есенина-Вольпина, что он был

арестован 21 июля 1949 года, я, руководствуясь банальным

здравым смыслом, сделал вывод о том, что вспышка и разрыв

отношений с «трупом» произошли вскоре после ареста Вольпина.

Этот вывод напрашивался сам собой. Раз человек арестован,

значит, кто-то на него донес; узнав об аресте, – решил я – отец

вычислил стукача и «припер к стенке».

Эта ТРИВИАЛЬНАЯ логика в ситуации с Вольпиным

неприменима.

Вольпина посадили не ПОТОМУ, ЧТО на него кто-то донес, а

ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ скомпрометировать Локшина. Поэтому

столкновение с «трупом» следовало с самого начала искать во

времени, ПРЕДШЕСТВУЮЩЕМ аресту Вольпина. И оно

действительно там обнаруживается!

Цитирую:

<<В июне [1949 года] мы [т.е. В. Прохорова и мой отец] не

виделись, а в июле Шуру [Локшина – моего отца] случайно

встретила на концерте моя сестра Люба. Я тогда болела гриппом.

Узнав об этом, Шура страшно взволновался и пообещал прийти.

Во время нашей, как оказалось, последней встречи он был очень

беспокоен, У НЕГО ДЕРГАЛОСЬ ЛИЦО, И ОН ТАК СТРАННО

НА МЕНЯ СМОТРЕЛ, КАК БУДТО Я ЛЕЖАЛА В ГРОБУ. Я ЕГО

СПРОСИЛА ОБ ЭТОМ, О ПРИЧИНАХ ЕГО ДОЛГОГО ОТСУТ-

СТВИЯ, ВСПОМНИЛА НАШИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ,

СКАЗАЛА, ЧТО ВСЕГДА БУДУ ИХ ПОМНИТЬ. ШУРА ОТВЕ-

ТИЛ, ЧТО НИЧЕГО ОСОБЕННОГО В НАШИХ ВСТРЕЧАХ НЕ

БЫЛО. >>

См. Прохорова В. Трагедия предательства/ Российская музыкальная

газета, 2002, №4.

Как я полагаю, причина «дергающегося лица» и « долгого

отсутствия» (а также ясно выраженного нежелания продолжать

«замечательные беседы») – это случившееся перед встречей с

Прохоровой окончательное выяснение отношений и разрыв с

«трупом». Итак, наиболее вероятное время для данного события –

начало июня 1949 года. (Замечу, что упомянутому событию

наверняка предшествовал какой-то период накапливающихся

подозрений.)

11.01.2008

P.S. Любопытно, что несмотря на свою довольно обидную

реплику, мой отец через сестру Прохоровой был в сентябре 1949

года приглашен в ее дом, и встречи продолжались (см.

цитированную выше статью Прохоровой).

Глава III. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПУБЛИКАЦИИ

Эта глава посвящена, в основном, моему школьному учителю

истории и литературы, диссиденту Анатолию Якобсону,

трагически погибшему в 1978 году.

К моему величайшему сожалению, Якобсон и его бывшая жена

Майя Улановская всегда были горячими сторонниками Веры

Прохоровой.

Материал этой главы знакомит читателя с образом мыслей и

действий моих непримиримых оппонентов.

1. КТО ЛУЧШЕ РАЗБИРАЕТСЯ В СТУКАЧАХ?

В 2003 году, уже после того как я ответил Прохоровой на все ее

обвинения в адрес моего отца (см., например, [1]), в издательстве

ИНАПРЕСС вышла очередным дополненным изданием книга Н. и

М. Улановских «История одной семьи». В этой книге подруга

Прохоровой Майя Улановская, ВИДЕВШАЯ МОЕГО ОТЦА

ВСЕГО ОДИН РАЗ В ЖИЗНИ НА КОНЦЕРТЕ, называет его

«сверхъестественным злодеем» и «нелюдем», который – после

концерта – «кланялся, как заводная игрушка», и т.д. и т.п. Читая

текст Улановской, я поначалу поверил в искренность ее ненависти

к моему отцу. (Впоследствии, однако, эта моя уверенность сильно

поколебалась.) Приведу теперь, в качестве примера, один

превосходный пассаж (стр. 244):

<<Несколько лет назад в Иерусалиме побывал Р. Баршай и

пригласил меня на свой концерт, чтобы поговорить о Локшине.

Опасаясь, что от меня через русский журнал, где впервые были

напечатаны эти воспоминания, пойдут порочащие музыканта

слухи, он напомнил мне за кулисами, что «гений и злодейство –

две вещи несовместные», а Локшин – гений и потому не мог быть

стукачом. «Я кое-что понимаю в музыкальных гениях». – «А я

понимаю в стукачах».>>

Однако, вот что пишет по сходному поводу госпожа Улановская,

когда дело касается ее самой: (см. книгу А. Якобсона «Почва и

судьба». Вильнюс – Москва, 1992, с. 342):

<<В первом же письме ко мне из Черняховской спецпсихбольницы

(от 4.8.70) Григоренко выразил полное понимание моей вспышки

<…>[Читатель, я надеюсь, понимает, что, находясь в психушке,

выражать какие-либо сомнения и подозрения было невозможно. –

А.Л.]. Однако, в своей книге «В подполье можно встретить только

крыс…» (Нью-Йорк, Детинец, 1981, стр. 674–675), вспоминая о

собрании в своем доме, он придал этому пустяшному эпизоду

крайне зловещий смысл, намекая на мои связи с КГБ. Все попытки

объясниться с Григоренко лично или через прессу ни к чему не

привели.>>

Интересно, а Григоренко понимал что-нибудь в стукачах?

* * *

Все, как видно, познается в сравнении. Ничуть не желая умалить

достижения М. Улановской, хочу привести поразившую меня

цитату из воспоминаний Евгения Шварца, где он пишет об

отношении высоколобой публики к Шостаковичу:

<<Но года два назад в среде более высокой, среди композиторов

по праву, я вдруг обнаружил ту же ненависть [к Шостаковичу].

Сами композиторы помалкивали, несло от их жен. Одна из них,

неглупая и добрая, глупела и свирепела, едва речь заходила о

Дмитрии Дмитриевиче: «Это выродок, выродок! Я вчера целый

час сидела и смотрела, как он играет на бильярде! Просто

оторваться не могла, все смотрела, смотрела… ну выродок, да и

только! <…> Какова наглость? У него петух бросается на людей, а

он зовет: «Заходите». Выродок!» Я ужаснулся этой ненависти,

которой даже прицепиться не к чему, и пожаловался еще более

умной и доброй жене другого музыканта. Но и эта жена прижала

уши, оскалила зубы и ответила: «Ненавидеть его, конечно, не

следует, но что он выродок – это факт.» И пошла, и пошла.[2]>>

Конечно, случаи с Шостаковичем и с моим отцом совершенно

разные. Но есть в них одно несомненно общее – это готовность

культурной публики поверить в несусветную чушь и дружно

возненавидеть непохожего.

Я благодарен М.Улановской, которая, поддерживая свою

репутацию за чужой счет, сохранила для любителей музыки

замечательную историю о Рудольфе Баршае.

[1] Локшин А.А. «Трагедия предательства» как портрет эпохи / Российская

музыкальная газета, 2002, №7/8. Эта статья, воспроизведенная также в

«Гении зла» (М., 2005), представляет собой ответ на статью:

Прохорова В.И. Трагедия предательства / Российская музыкальная газета,

2002, №4.

[2] Евгений Шварц. Позвонки минувших дней. – М.: Вагриус, 2008, с.

196–197.

Приведу теперь свою заметку, опубликованную в феврале 2007

года на http://www.lokshin.org примерно в таком же виде:

2. ПЕТР ГРИГОРЕНКО, МАЙЯ УЛАНОВСКАЯ И

ДРУГИЕ

Насколько мне известно, книга воспоминаний «В подполье можно

встретить только крыс…» известного правозащитника

П.Г. Григоренко (1907–1987) издавалась на русском языке трижды.

В прижизненном издании 1981 года (Нью-Йорк, Изд-во

«Детинец») имеются примерно четыре страницы (см. с. 674–678),

опущенные в российских изданиях 1990 и 1997 годов.

Данная заметка – попытка разобраться в том, почему эти

важнейшие страницы, содержащие не для всех приятные мысли,

исчезли в двух переизданиях книги, сделанных после смерти ее

автора.

В частности, исчезли такие строки:

«В честности Петра Якира в те дни [т.е. в дни, предшествовавшие

аресту и «раскаянию» Якира] я усомниться не могу. Слишком

близко и хорошо я его знаю, чтобы подозревать в чем-нибудь

темном. У него были два недостатка, из-за которых я советовал

ему отойти от [правозащитного] движения, не ожидая ареста.

Первый из этих недостатков – излишняя, просто невероятная

доверчивость. Стоит совершенно незнакомому человеку придти к

нему и рассказать о действительных или мнимых бедах,

перенесенных им от властей, и он уже для него свой человек.

Любой бывший зэк – друг и брат. Он последнюю рубашку снимет

с себя для него и поделится последней рюмкой.

Его невероятную доверчивость я могу продемонстрировать на