Елена Навроцкая - Бегущие сквозь грозу Страница 12

Глава десятая

Тот, кто не нуждается в жалости

Я никогда не любила слово "повстанцы", оно отдает допотопной напыщенностью, совершенно неуместной в конце двадцатого века. Тем более, называть горстку людей, скрывающихся от жестокости инквизиторов, повстанцами, было более, чем нелепо. икто власть в нашем городе не захватывал, чтобы против нее восставать. Инквизиторы, банды, заразные - все действовали в своих сугубо корыстных интересах, и на царствование в разоренном городе все по большему счету плевали с верхней полки. Инквизиция, вернее те здоровые психопаты, которые в нее входят, руководствовались безумной идеей уничтожить всех заразных в городе, считая их порождением дьявола. Хотя дьявол здесь скорее всего не при чем, просто кто-то очень хочет крови и безнаказанных, изощренных убийств. Банды целенаправленно грабили все, что можно пограбить. Это было вначале. Потом банды взялись уничтожать друг друга, ополоумевшие несчастные люди, чей разум затмили блеск металла и вседозволенность хаоса. Иногда банды и инквизиторы действовали вместе, так как крови жаждали обе группировки. По крайней мере, так объяснял Эдик, и, может быть, я его правильно поняла. Иногда у меня складывалось такое впечатление, что ясность сознания сохранилась лишь у заразных. И в основном эту ясность определяло ожидание приближающейся неизвестности. екоторые, действительно, свихнулись, но большая часть стойко держится, борясь с болезнью, с убийцами, с голодом и холодом. И засевшая в разветвленных коридорах бывшего университета, небольшая группа, именующая себя громким словом "повстанцы", лучшее тому подтверждение, хоть мне и не нравится их самоопределение. Вот уже пять дней мы находимся среди них, и еще ни разу не попался нам ни один здоровый человек! Так что, Карина и Сандра с телепатом (если раненую и мутанта можно отнести к здоровым) остаются тут в гордом незаразном одиночестве. Карина психует, ее дикое желание убраться из города понятно, ведь в любой момент в ней может поселиться нечто, и ее нулевые шансы вообще достигнут абсолютного нуля. - Вы не можете уйти, по крайней мере, сейчас, - говорил Шарманщик, прищуривая свои и без того узкие глаза; парень со взглядом дракона - так обозвала его впечатлительная Сандра, и я не возражала против такого портрета. - Инквизиция что-то замышляет, а вы станете неплохой приманкой, уж лучше сидите здесь и не высовывайтесь! И вообще, ваша затея - безумие! Вы не успели отъехать от центра города, как вас уже подстрелили! - А мой сын утверждает, что он нам поможет! - упрямо твердила Карина, с ненавистью глядя на Шарманщика. - Да будь он хоть трижды телепатом, вам не прорваться сквозь минные поля! - Ты не знаешь его, ты не знаешь! Квато приняли в здешней среде очень хорошо, может быть, обилие нелюдей заставило закрыть глаза на уродства ребенка. Его жалели. Им восхищались. Его способности превращали телепата в божество для измученных существ, чьи странные трансформации заставляли о многом задуматься. Очень часто, особенно поутру, мы не досчитывались некоторых повстанцев. Зато в каком-нибудь укромном темном уголке находили противные коконы. И тогда их сжигали. Человек должен оставаться человеком до последнего, а потом он обязан умереть - вот такой жестокий принцип, установленный Шарманщиком, царил в этом маленьком обществе, и никто не возражал. По крайней мере, если моя судьба - закуклиться именно здесь, то есть надежда, что мой кокон не останется в живых. - аташка, - мрачная, как туча, Карина, вышла из своего закутка, отгороженного стеклянной доской, на которой еще были видны меловые следы формул, - Квато что-то надумал насчет тебя, иди к нам. Подумать только - к нам! Английская леди приглашает в свое фамильное имение, на ленч! Я, прыснув со смеху, прошествовала в "имение", за древнюю, как этот университет, доску. Ребенок покоился на лежанке, разевая свой ужасный безгубый рот - белесые капельки блестели вокруг сморщенной кожи. Значит, все-таки грудью...

тебе неприятно об этом думать?

Я уже научилась не высказываться вслух, а отчетливо формировать нужную мысль в голове, хотя Квато читал все подряд: и нужные мысли, и задние, и даже то, о чем ты сам боишься подумать.

все в порядке, Квато

если б только я мог... стать другим - отдал бы телепатию за возможность не быть отвратительным уродом!

мы бы все отдали последнее за возможность не быть уродами

нормальные люди даже не представляют, насколько им повезло, большинство из них прожигает собственную жизнь в пороках, как моя мать, или в бесконечном нытье на судьбу!

а стукни их так, как нас, может быть, они и оценили бы свое везение?

может быть, только тогда будет слишком поздно, урок - не впрок... впрочем, я позвал тебя не за этим. мне нужно понять, как ты заразилась

не знаю, Квато... это просто пришло ко мне в один прекрасный день и предъявило права на мое тело

я хочу глубоко проникнуть в твой разум, еще глубже, чем в ра зум Александра

ты проникал в разум Сандры?

да... когда мы ехали в машине, она звала меня, а я не отказал ся испробовать свою силу... мне кажется, что в недрах твоей памяти лежит день, когда ты заразилась, каждая секунда того дня... и в одной из них содержится подробная информация о про никновении инфекции в твой организм

это не больно? хотя какая разница... я согласна!

я постараюсь проделать все аккуратно, аташа!

Шарманщик тихонько протиснулся в закуток, с любопытством взирая на нас, Карина, которая недолюбливала его, демонстративно вышла. - аташа, Квато зачем-то звал меня... - аверное, быть свидетелем эксперимента... Парень осторожно уселся на край лежанки, с тревогой посмотрел на меня, потом бросил быстрый взгляд на телепата. - Это не опасно?.. - Помолчал, выслушивая ответ. - Понятно.

что мне делать, Квато? просто ляг и расслабься

Я передала ребенка Шарманщику, а сама улеглась на узкое твердое ложе, попыталась расслабиться, но меня вдруг наоборот затрясло от волнения, аж зубы начали выбивать дробь.

расслабься расслабься расслабься

Закрыла глаза. Темно, лишь узкий радужный лучик света пробивается сквозь неплотно прикрытые веки. А в луче танцуют замысловатые фигурки, прозрачные, иногда с серыми, расплывчатыми, вкраплениями. У меня, наверное, что-то с сетчаткой, но все равно интересно наблюдать, как эти фигурки, почти живые, извиваются в чудном танце. Я поплыла вслед за одной из них, похожей на одноклеточную водоросль под микроскопом, поплыла по узкому коридору, и меня сопровождал то ли шум морского прибоя, то ли бесконечно далекий голос Квато. Луч света становился все шире и шире, и когда сияние стало почти невыносимым, я резко отвернулась, уткнувшись носом в стену, приятно пахнущую свежесрубленным деревом. Я отпрянула назад и увидела, что нахожусь в тесном помещении, площадью примерно полтора метра на полтора, а потолок, с которого свисает на проводе тусклая лампочка, чуть выше моего роста. Здесь также обнаружился стул, такие обычно стоят в казенных помещениях. - Квато, ты здесь? Где я? Детский задорный голосок. - В своем сознании... Я в изумлении покрутилась. Странно... но здесь нет двери. Голосок захихикал. - Квато, так нечестно! Я не хочу разговаривать с тобой в таком сортире! - А я хочу? Это твое сознание, я только гость. Черт! икогда не подозреваешь, что творится у тебя в собственных мозгах! Думаешь, что там находятся великолепные дворцы с фонтанами, а на самом-то деле собачья конура с казенным стулом! Слава Богу, хоть не слишком грязная. - Ты хочешь меня видеть, аташа? - Что? - у, Сандра, вернее Алекс, возжелал полюбоваться моей персоной в более привлекательном виде... - ет, спасибо. Вдвоем мы тут уже не поместимся. Голосок радостно рассмеялся, но внезапно смех оборвался, и Квато приказал: - Ты должна напрячь память! - о как? Это твоя забота! - е спорь! Пока ты не позволишь мне проникнуть глубже, мои попытки бесполезны. О, Господи! Я уселась на стул, демонстративно закинув ногу на ногу. - Позволяю! Змеиное шипение, кажется, он рассердился. - И это все? - А что еще? - Обернись! Ты все там же, в четырех стенах! Тут только ты и я! И ничегошеньки из твоего прошлого! ичего! Лишь сейчас я заметила, что на мне надето узкое черное платье из плотного сукна, достающее до щиколоток. И воротник под горло. Смешное, однако, платье. ечто подобное носили гимназистки в прошлом веке. Мной вдруг овладело чувство страшной беспомощности. - Квато, что же мне делать? - е знаю. Думай. Пытайся. А я умолкаю, пока ты не освободишь память. И я стала думать, пытаться и освобождать. Мерила шагами эту проклятую будку и прокручивала четвертьвековую пленку своей жизни, но в памяти всплывали какие-то отдельные, наиболее примечательные, моменты. Детский садик. Толстый Пашка пыхтит, пытаясь вырвать у меня машинку, зря пытается, потому что я ему и так ее отдам. Ведь есть же другая! А больше ничего особенного... Школа, где я беззаботно тяну срок, будучи твердой хорошисткой. Каждый день, вернувшись домой и сделав уроки, я заваливаюсь на диван с какой-нибудь книгой, без разницы - какой и погружаюсь в ее мир. У меня практически нет нелюбимых книг, наверное, я самый благодарный читатель на свете, потому что считаю, что любое произведение, точнее мир любой книги имеет право на существование, так как уже создан, хотите вы того или нет. Чем больше я читала, тем больше понимала, что настоящие люди и выдуманные разительно отличаются друг от друга. Книжные персонажи намного благороднее и красивее, или, наоборот, - омерзительнее и страшнее, даже если какой-нибудь герой - ну просто вылитый сосед по площадке, то сосед превращается в жалкую пародию на данного героя. Вымышленные люди постоянно обдумывают свою жизнь, копаются в душе, прямо, как я сейчас, тогда как реальные люди в большинстве своем используют мозги для исчисления собственного прожиточного минимума, а для всяческих копаний не остается ни времени, ни места в душе. Конечно же, я позже избавилась от подобного юношеского максимализма, но все равно сторонилась людей, и они считали меня чересчур замкнутой, или чересчур эмоциональной, если меня вдруг пробивало на длинную речь. ашла время для самоанализа! Так, поехали дальше... Выпускной вечер в школе, где мы все дружно напились, а на следующий день обзванивали друг друга, и восклицали с еще детским восторгом: ну мы вчера дали! ну, блин, дали! а как Светка, а? а Леха-то, Леха! о никто ни разу не сказал, какой фортель выкинула на этот раз аташка, потому что оная девица, улизнув с вечера, сладко проспала на диване в учительской, а под утро поехала встречать рассвет вместе со всеми и слушать нехитрое подростковое брынчание на гитаре. А потом я приехала сюда, поступать в педагогический, не из-за любви к детям, а из любви к книгам, почему-то мне казалось, что филология - то, что нужно. е поступила. Помнится, узнав результаты первого же экзамена, я испытала страшное облегчение, тогда как девчонки рыдали в университетском дворике, я с наслаждением ела мороженое и радовалась июльскому солнцу. Промыкавшись по родне и квартирам, я всетаки поступила на второй год, приобрела профессию учителя русского языка и литературы, удовлетворила собственные амбиции, но не работала в школе ни дня. Окончила курсы секретаря-референта, встретила Эдика, а потом начался этот кошмар, эта эпидемия, когда город оказался отрезанным от всего мира... - Ты любила его? - голос Квато заставил меня вздрогнуть. - Кого? - Эдика. Я задумалась - можно ли любить человека, которого считаешь извращенцем? Эдик чем-то притягивал, за его непробиваемой холодностью скрывалась какая-то страшная, яростная сила, заставляющая беспрекословно подчиняться ей. Я видела, как он воздействовал на людей, как те съеживались под его ледяным взглядом, превращались в ничтожества. Смотреть на такое уничижение было противно. Может, я любила его за эту силу? ет, нет, нельзя любить против собственной воли... - Ты жалела его? - хоть Квато и задал вопрос, но в нем чувствовалось утверждение, вызвавшее во мне смех. - Господи, Квато, он прибил бы тебя за такие слова! - Ты жалела его! Жалела! - телепат торжествовал. - Созерцательный взгляд на мир отдалил тебя от людей, которых ты жалела против своей воли, жалела их за никчемное существование, так отличающееся от того, что ты когда-то читала в книгах, а потом эта жалость трансформировалась и переместилась на всех, даже на тех, кто в ней не нуждался! Ты никому не навязывалась, но если перед тобой открывали душу, то попадали в сети такого ненавязчивого сочувствия, и даже твой сильный Эдик попался! Я же говорила, что он читает те "закадровые" мысли, которые сам от себя гонишь! - у и что, Квато? Чем нам это поможет? - усталость вдруг навалилась на меня, даже показалось, что лампочка стала гореть тусклее... - аташа, это нить... Я чувствую... пойдем по ней, и дойдем до того дня, когда все случилось. - Пойдем по жалости? - Именно! - о как? - Просто вспомни моменты, когда ты испытывала приступы острого сочувствия к кому-либо! - Так, так... Сандра... Сандра занимает мои мысли, и не хочет уходить... Карина... Заразные... - Я, Шарманщик, целый город! Это все случилось гораздо позже! Дальше, дальше! И тут меня осенило. Стены помещения вдруг задрожали, и словно лепестки гигантского цветка, распались, а я очутилась посреди широкого тротуара. Слева от меня сверкали еще целые витрины шикарных магазинов в центре города, справа находилась дорога с быстрым движением. Спешащий народ обтекал меня, толкал, обдавал ветром движения, а я заворожено уставилась в одну точку. Эта девочка... Эта девочка шагала прямо на дорогу, задрав в небеса аккуратно подстриженную под каре головенку, скорее всего, она залюбовалась облаками и напрочь забыла об опасности; дети, они ведь такие беззаботные существа! Приближающаяся машина отчаянно засигналила. Я кинулась к дороге, сбив с ног какого-то парня. - Эй, корова! Куда прешь?! Пофигу! Расстояние между девочкой и машиной неумолимо сокращалось. - Стой, стой, стой! Я, поймав край ярко-красного пальто, оттащила малышку на тротуар. Сердце в груди скакало, как ковбой на необъезженном мустанге. Прижимая девочку, чувствуя биение ее маленького сердчишка, я понемногу успокаивалась. Присела перед ней, стала лихорадочно ощупывать. - Тетенька, мне щекотно! а вид ей было не более пяти лет. Огромные голубые глазки, прозрачные, как горный хрусталь; розовые губки-бантики. Ребенок с выставки "Самое красивое дитя планеты". - С тобой все в порядке? Где твоя мама? Разве можно позволять маленьким детям одним переходить дорогу? - У меня нет мамы. - А папа? Девчушка, поджав губки, покачала головой. В ее взгляде что-то изменилось, эта перемена вдруг напрочь убила в ней ребенка. Она изучающе смотрела на меня, как на диковинное животное. еожиданно мне стало неприятно, но надо выяснить все до конца, нельзя же отпустить ее просто так! - А где ты живешь? Я отведу тебя домой. - Там! - девочка неопределенно махнула рукой в сторону. - Давай ты отведешь меня к себе, ты ведь с кем-то живешь? - Я одна живу. у да, теперь паспорт дают в пять лет, акселерация, блин, никуда не попрешь! - у хорошо, пошли к тебе, там посмотрим. Девочка вела меня какими-то задворками, и скоро мы выбрались в сектор частных домов (сроду не припомню, чтобы в центре города был такой сектор). Что-то беспокоило меня в поведении ребенка. А потом я поняла, что мы все время шли молча, тогда как дети в этом возрасте без умолку болтают о своих подвигах, если не выслушивают ругань взрослых, конечно. Может, мне просто мало доводилось общаться с детьми, несмотря на педагогическое образование? аконец мы подошли к двухэтажному зеленому дому, с рядом окон на втором этаже. Однако, причудливая архитектура!.. Поднявшись на второй этаж, девочка толкнула незапертую дверь, и мы очутились в светлой просторной комнате. а всех предметах лежал толстый слой пыли, она же струилась в солнечном луче, падающем из окна, тут напрашивался лишь один вывод - жилище уже давно необитаемо, и девочка просто-напросто врет. - Послушай, детка, зачем ты меня обманываешь? Искренне удивление отразилось в ее огромных глазах. - Я не обманываю, честно! Честно! И очаровательные глазки наполнились слезами.