Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 122

- Не зря тесть все рифы на парусе взял-то?

- Отнюдь, - стоявший на полозьях позади кузова передового возка разбивала хрустнул костяшками, невзначай разминая суставы. - У посадских в толпе ни женщины, вестимо, драке быть. Вон, уже что-то началось.

Ближе к мосту через ров, шествовавшие под знаменем Йожа грубо оттеснили к обочине запряженные одним лосем крытые сани, в которых сидели две девы в светлых одеждах. Напуганный сохатый затащил сани в канаву на обочине. Несуразица про вежи сменилась речами от просто чересчур любезных к двусмысленным, и далее - до безусловно караемых вирой. Пара участников шествия под видом помощи одной из дев, попытавшейся выбраться на дорогу, откровенно ее облапала. Чтобы не остаться в долгу, дева затылком ударила державшего ее сзади посадского в нос и, таким образом освободившись, выхватила засапожный нож и полоснула вторую приказную козявку по руке.

- Недурственно, - Живорад кивнул. - А это вот совсем не по чести!

Еще шестеро отбились от основной толпы на помощь товарищам. Откуда-то появились чеканы и боевой ухват, ранее служивший держалкой для еще одного черного знамени, с надписью «Чернобоже, сим Йожом победиши.»

- Волчок, тебя ноги кормят, или что? - осведомился Лют. - Скорей ими перебирай! Ушкуй, возьми поводья.

У возницы хватило ума не возражать. Шедшие в хвосте рядовичи были сильно дурнее и попробовали что-то вякнуть, за что ненароком оказались в канаве. Впереди, из восьми посадских, уже трое вышли из строя. После неумелого выпада бывшего знаменосца, дева с засапожником нырнула под рогулину и коротко пнула неухватистого вздымателя ухвата под коленную чашечку. Тот охнул и ослабил хватку на оружии. Не выпуская из правой руки ножа, жрица (как было ясно из вышитых вдоль оторочки ее плаща священных животных) левой рукой крутанула ухват, пользуясь собственным правым плечом как точкой опоры, таким образом вырвала его из рук посадского, и завершила вращательное движение подсечкой, сбив того с ног.

- Ой, лепо, - восхитился Живорад.

- Бейте больно, но не насмерть, - предупредил Лют. - Пока.

Пятеро приказчиков излишне сосредоточились на круге, описываемом ухватом - двойная ошибка. Посадским никто, похоже, не объяснял, ни что следить предпочтительно не за оружием, а за тем, кто им орудует, ни что надо время от времени вертеть головой, чтобы не оказаться захваченным врасплох, например, дюжим ушкуйником. В канаве прибавилось ходоков в черном. У самого громкого из них, похоже, была сломана рука.

В голове шествия наметилось замешательство. «Ово Йож, Ово Колода» продолжил движение к воротам, в то время как конокрад с фафыгой направился к саням и возкам. Их сопровождавшие тоже разделились, причем шедшие за увешанным оберегами «балием лютичским» приближались к ушкуйникам с явной неохотой, несмотря на подавляющее численное преимущество.

- Что за безладье? - осведомился Лют. - Девам прохода не даете?

- Чредимо! Блазнесловным унотицам спону чиним! - ответил конокрад.

- Отсохни твой язык, как все отсохло в портах твоих спереди обмоченных, сзади обгаженных, каженик плешивый! - дева с ухватом в левой руке и ножом в правой явно примеривала расстояние для броска.

Ее раскрасневшееся от гнева лицо даже особенно не портила повязка через глаз.

- Борко, что ты гонишь? - вступил Глум.

Маленькие прищуренные глазки под мохнатыми седыми бровями на миг округлились, в них отразилось склизкое поползновение чего-то, отдаленно похожего на мысль. Конокрад оглянулся на своих товарищей, чей дух не внушал уверенности. Одно дело согнать с дороги и полапать пару дев (и с этим может выйти незадача), другое - лезть в драку со здоровенными ушкуйниками в боевой справе, не имея перевеса хотя бы двадцать на одного.

- Глуме! Другарь мой! - нарочито воскликнул Борко, затем перейдя на несколько менее неестественный слог. - Вместе на поморян ходили!

- Вообще-то, его поморяне чуть вусмерть не запороли, а я дурня лечил, - негромко пояснил Глум и вновь пыхнул трубкой.

- А вы кто, красавицы? - Лют, не вставая, изобразил полупоклон.

- Мы жрицы Свентаны! В гавань посланы вестницей, со словом от Званы Починковны и от Быляты Прилуковича к Люту Волковичу, наволокскому воеводе, дочери его Птахе Лютовне, и Ушкую Овсяниковичу, внегда придут! - ответила вторая служительница богини.

Она и впрямь была очень хороша собой.

- Это мы, и даже к спеху, - заметила Птаха. - Вас-то величать как, жрицы?

- Я Ждана, а то Огневеда, - красотка указала в сторону своей воинственной товарки.

- Бобырь, Ског, вытащите их сани, - негромко сказал Ушкуй. - Пусть едут между нашими возками.

- Глуме! Поклонись со мною Йожеданной фафыге! - предложил «Орибор.» - Йожиным промыслом она из червленой державы к нам перешла! Растленный юг гнушался правды! Никто во всем круге земном, кроме истинных устричей, Йожебоязненных фафыгоносцев, не знает в полноте Чернобога! Не знает и то, кто такой смертный, как устроено естество, откуда все произошло, и куда идет! Пойдем со мною, низвергнуть кумира ложного бога кузнецов! Возвысим знак, Йожом нам данный!

- Мне в макубу никто дурман-травы не добавлял? - на всякий случай спросил Глум.

От воротной башни раздались крики. Детинушка в нагольной шубе обратился в бегство, бросив знамя. За ним с воплями «Я те дам Йожа! Я те дам Чернобога!» бежал стражник в закрытом шлеме, плашмя лупя знаменосца по спине совней. «Отче, не дерись так больно!» - взмолился на бегу дуботолк. Йожебоязненные фафыгоносцы смотрели туда-сюда в замешательстве. Тем временем, Ждана, взяв лося под уздцы, повернула его и вывела на дорогу, а сзади Бобырь со Скогом освободили полозья саней от грязи и уперлись в заднюю стенку кузова, помогая лосю.

- Дорогу! - Лют кивнул, убедившись, что сани заняли свое место в поезде.

- Но фафыга! - Орибора не так легко было заткнуть. - Когда ж ей кланяться? Смотри, воевода, какая мохнатая!

- И то, мохнатая. В посад, в посад идите, - Лют встал, положив руку на плечо Ушкую. - Вперед помалу. Огневеда, в наш возок, Ског, к Ждане в сани.

Возки и сани двинулись к мосту перед воротной башней, рядовичи и черная сотня, расступившись перед Лютовыми дружинниками, потянулись обратно в посад, Борко-конокрад, он же жрец Орибор Няшич, впереди, приговаривая: «Не пришло еще время, предреченное Йожом, но как свершится срок...» На мосту, воин в закрытом шлеме таскал дуботолка за ухо, приговаривая:

- Не водись с купецкими приказчиками да с лоточниками, пепа, не водись! Ушлю тебя с первым же кораблем на север или на запад, чтоб круг земной повидал, да дурь из тебя морские ветры повыдули!

- Безнос, это что ж, старший твой? - спросил стражника оказавшийся не у дел возница.

- Младший, бревно кондовое! Из Волуя в Огнеяда себя переиначил! Волуишко! Будешь еще с голью посадской водиться? - воин, привстав на носки, крутанул детине ухо.

- Нет, отче! С ушкуйниками на Грумант пойду!

- Только его на Груманте и недоставало, - Огневеда поправила выбившиеся из-под платка волосы.

- Отменная работа ухватом, просто любо было глядеть, - заметил Живорад. - У кого училась?

У края причала, где кончались деревянные подмостья и начиналась каменная набережная, Плагго дал Кьюли номисму.

- Дедушка, с этого у всей нашей артели сдачи не наберется! - растерялся молодой рыбак и ныряльщик. - С вас четверых, путь и скиллинга не стоил?

- Сдачи не надо, купите снаряжение получше, - старец бодро, насколько позволяла слегка приволакивавшаяся нога, направился вверх к замку, Нетта, Горо и Кирко за ним.

- Учитель, ты уверен? - наверно, в сотый раз спросил схоласт. - Может, лучше нам всем разведать обстановку и выкрасть анассу?

- Я давно уже не гожусь ни для какого потаенного дела. Найдите лавку Ипомусаро на Восточной Улице, он вас пристроит, и ждите знака. Если два дня знака не будет, откройте письмо.

- Но учитель! Вдруг ты ошибся?

- Моя жизнь и так идет к концу. Ты знаешь все тайны. Годом раньше отправиться на западный берег острова, куда не ходят суда - не великое горе. Сменим тему. Тебе надо будет записать рассказ этого варвара о кораблях, потонувших в бурю, и послать Ионно в Лимен Мойридио и Зване в Альдейгью. Теперь мы точно знаем, что произошло с Астрабо.

- Воля Четырнадцати, - Горо кивнул.

- Гигантский осьминог? Козни Малеро. Как и вся эта история с Леонтоде. Почему? - сам себя спросил Кирко, тоже, похоже, в сотый раз, и потянул руку к усу. - Мы встретились у корчмы, он сказал: «Езжайте на север, к Пиматолуме, чтобы сбить преследователей, а мы с анассой и двумя всадниками пойдем на запад, от моря.» Как мог водитель войска совершить такое предательство? Не иначе, зов тьмы!

- Про осьминога, может, ты и прав, но с Леонтоде все проще, - не согласился Горо. - Он жевал волчий жмых.

- Как? - Ты знал? - вместе удивились схоласт и мистагог.

- Я ботаник, он картопатриос, - травник пожал плечами. - Кто бы мне поверил.