Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 4 Страница 13

Команду «Сокол» возглавлял Юрий Константинович Солнцев, играя в основном в паре со своим сыном – Сережей Солнцевым. Также там играли еще пары Миши Рейзина с Павликом Маргулесом и Бориса Бутаева с Сашей Рубашовым.

Время от времени у нас образовывались какие-то помещения для игры. И каждый раз казалось, что эти помещения – надежные и на долгое время. Но потом помещения исчезали. Причин никто никому не объяснял. Но они и так были ясны: тот, кто давал разрешение, рисковал своей головой. И даже какие-то деньги, которые бриджисты собирали на компенсацию риска, не оправдывали себя.

Первым таким помещением был Вычислительный центр Академии наук СССР. «Устроил» нам это помещение Александр Абрамов. Сам он играл за команду «ВЦ» в паре с Курочкиным. В этой команде играли еще Сидоров и Бочек.

Миша Рейзин был заметной фигурой в московских строительных организациях. Он постоянно находил какие-то помещения для игры в бридж. Это были и строящиеся объекты, и подвалы зданий. Несколько парных турниров прошло во временной столовой строителей недалеко от станции метро «Коломенская».

Начиная с 72-го года играли парные турниры в так называемом «курчатнике» – в подвале клуба «Малахит» Курчатовского института. Это помещение возникло благодаря Николаю Шапкину, Игорю Русанову и Ивану Гладких – сотрудникам института. Они же образовали тогда команду «Малахит», которую возглавил Шапкин. В «курчатнике» произошел инцидент с гипсовым бюстом первого предводителя большевиков, который являлся обязательной принадлежностью любого официального советского помещения. Володя Кирьянков пробегал мимо бюста, чем-то махнул, бюст упал и разбился. Собрали деньги и купили другой бюст взамен разбившегося. Тащила его из магазина в клуб Аня Кирьянкова. И хотя новый бюст был меньших размеров, чем разбитый, весил он довольно прилично. Так что Аня хорошо запомнила этот эпизод, и она рассказала мне о нем, когда мы созвонились с ней в начале 2014‑го.

Пару раз мы играли в Московском областном шахматном клубе в Воротниковском переулке (недалеко от станции метро «Маяковская»). Играли мы там по протекции Бориса Спасского, чемпиона мира по шахматам, который в это время готовился к матчу с Робертом Фишером. Со Спасским вел переговоры Леон Голдин, который был с ним знаком.

Были еще какие-то кратковременные помещения в Мытищах и на Щербаковской. Какое-то количество парных турниров прошло в кафе «Ласточка». Там бриджисты Москвы подверглись набегу гэбэшников, которые не придумали ничего другого, как конфисковать карты.

После этого инициативная группа бриджистов писала письмо протеста и просила возвратить спортивный инвентарь.

В разное время за разные команды играли такие игроки и пары, как Толя Гуторов, Саша Рубашов – Юра Соколов, Аркадий Белинков – Саша Рубашов, Юра Соколов – Сережа Солнцев, Леня Каретников – Наташа Каретникова, Юра Борисенко – Леша Злотов, Володя Кузнецов.

*        *        *

Несмотря на то, что мы жили как бы в вакууме, информация извне все-таки как-то к нам поступала. И в первую очередь это относилось к печатным изданиям по бриджу. Самыми первыми среди них для меня были фотокопии, сделанные Виленом Нестеровым. Он фотографировал оригинал книги, печатал фотокопии и сам изготовлял переплет.

Мне как-то попался в магазине набор «Юный переплетчик». Я его купил. Показал Вилену. Он криво усмехнулся, прочитав название набора, но содержимым заинтересовался. И даже взял у меня кусочек каптала. Через какое-то время после этого он подарил мне копию книжки “BridgeSqueezes Complete” (автора Glyde E.  Love). Твердый переплет с капталом и все остальное было изготовлено, можно сказать, с любовью. На титуле – собственноручное оформление Вилена: надписи, каемочки, цветной рисунок. Эта книжка до сих пор хранится у меня.

Позднее до конечного пользователя бриджевые издания доходили, как правило, уже в виде переводов на русский язык, выполненных внутри нашего бриджевого сообщества. Вилен Нестеров перевел «Гроссмейстерский бридж» Х.  Кэлси, Саша Рубашов с помощью Вилена перевел книгу Д.  Парсона «100 задач». Рожковым было сделано большое количество переводов бриджевой литературы с английского. Миша Рейзин знал польский и переводил бриджевую литературу с польского. Переводы книг по бриджу стали выходить одна за другой. Конечно, все бриджисты были довольны наличием таких изданий. Но с самого начала вся эта деятельность, безусловно, носила пиратский характер.

Люди по-разному относились к пиратскому копированию на государственном уровне. Но в быту пиратское копирование не только не считалось противозаконным, но даже не считалось зазорным. И я думаю сейчас – это было правильно, что в быту оно не считалось зазорным. Представьте себе, что вы находитесь в тюрьме в компании людей, приговоренных к пожизненному заключению. Информация извне практически до вас не доходит. Или доходит, но с большим опозданием. И вот каким-то чудом в вашу камеру попадают машинописные листки с переводом книги какого-то иностранного автора, рассказывающего о том, что интересует всех в камере. Ну, скажем, о положении заключенных в советских лагерях. И эти листки предлагаются вам к прочтению. Откажетесь ли вы их читать только на том основании, что это будет противоречить Всемирной конвенции об авторском праве?

В начале 70-х я изготовил тренировочный планшет-самоучитель «Автобридж» для разыгрывания контрактов. Мне показалось, что нужно было переключиться на что-то более активное по сравнению с чтением книг по бриджу. Конечно, сейчас техническая реализация подобного самоучителя гораздо проще могла бы быть осуществлена на компьютере. Но тогда компьютеров ни у кого не было. Мой первый персональный компьютер появился у меня только в начале 88-го года. Так что тогда механическое устройство – это было то единственное, что я мог сделать.

Мой самоучитель был размером примерно с современную e‑book. В левом верхнем углу планшета располагалась информация о торговле. Остальная часть планшета состояла из четырех отделений для каждого игрока – N, E, S, W. Основная задача, для которой использовался «Автобридж», – как разыграть контракт. При этом предполагается, что разыгрывающий сидит на S, видит свои карты и карты своего партнера и, по мере того как он разыгрывает контракт, он видит, какие ходы делают противники. Все, что нужно делать разыгрывающему, – это убирать «заглушки» одну за другой в естественном порядке.

И мне лично такой тренажер был очень полезен. Но я не помню, чтобы кто-то еще, кому я его показывал, высказал какие-то особые восторги.

Как-то я дал планшет Вилену на непродолжительное время. Он его попробовал и вернул мне, похвалив. Возможно, только из вежливости.

*        *        *

Время было беспокойное. И играли мы беспокойно. Резкие слова в адрес партнера можно было услышать практически на любом турнире. «Юрий Константинович соку дал» – эти слова, принадлежащие Вилену, были, пожалуй, одними из самых мягких в ряду обвинений товарищу по команде. А вот «…слил все подряд» – это уже было нечто более серьезное, означающее, что матч, скорее всего, проигран с треском.

Вася Стояновский всегда очень нервничал, когда ошибался его партнер – Миша Стрижевский. «За что ты подкладываешь меня через сдачу?» – это был обычный рефрен Васи, обращенный к Мише. Когда Вася волновался, голос его немного вибрировал, и это «за что ты подкладываешь…» не могло не вызывать улыбку любого, кто это слышал (за исключением его партнера, разумеется).

Были и другие, быть может, более мягкие конфликты между партнерами. Я был счастливым свидетелем такого диалога между Андреевым и его аспирантом Завалко (думаю, что должно быть ясно, кто обращался к партнеру на «ты», а кто – на «вы»):

– Почему ты не вышел бубной?

– Потому что вы просили пику.

– Я просил тебя выйти пикой?

– Да, вы просили пику.

– Ты знаешь, кто ты?

– Нет.

– Ты просто идиот.

– А вы кто такой?

Вилен, когда играл с Патей, переругивался с ним постоянно, но беззлобно, однако с помощью таких непечатных выражений, которые я не могу решиться привести здесь. Один из их разговоров (на отвлеченную, правда, от бриджа тему) я запомнил. Как-то Патя в позднем междусобойчике сказал что-то о том, сколько раз он мог иметь секс за ночь. И у него там прозвучало число восемь. На что Вилен мгновенно прореагировал: «Вы, наверное, Петр Александрович, считали туда и обратно?»

*        *        *

Помню еще один интересный и памятный турнир того времени – в Дубне, в Доме ученых при Объединенном институте ядерных исследований. Там играло всего 8 пар. Но среди них – почти все сильнейшие пары Москвы и пара мастеров из Польши. Участие польских мастеров и было основным стимулом для того, чтобы мы с Мариком поехали в Дубну. Для нас это было единственной возможностью встретиться за бриджевым столом с мастерами из других стран. Мы были с Мариком, по терминологии homo sovieticus, «невыездными». За десять лет до турнира в Дубне, в 1959 году, когда мы заканчивали с ним школу и готовились к поступлению на мехмат Московского университета, проводилась первая Международная олимпиада по математике. Она проводилась в Румынии. И мы с Мариком были включены в команду от Советского Союза. Но в Румынию мы с ним, как и еще несколько человек с еврейскими фамилиями, допущены не были.