Виталий Амутных - Шлюхи Страница 13

среди града и торга повесити... а оным сосца отрезаху; овым же, кожу содравше со срама ея, и

рожен железан разжегши вонзаху в срам еи, и усты исхожаше, и тако привязана стояше у столпа

нага, дондеже плоть и кости ей распадутся или птицам в снедь будет?”

— Экстремист. Какой экстремист! — покачал головой Учитель.— Они нужны на земле как раз

для того, чтобы ты наглядно мог лицезреть, каково похмелье от слюнтяйства и сластолюбия.

— Но сколько же несчастий они способны еще принести русским людям!

— Успокойся. Остерегайся таких обобщений. Побудь эгоистом. Самое страшное, что они могут

— это отнять у тебя совесть. Если веришь, что какое-то право выбора человеку отпущено — не

отдавай. Вот все. И хватит о них. Пошли чай пить.

Домой Никита пробирался сквозь все тот же мерзлый бескрайний мрак. У входа третьераз-

рядного отеля пара дешевых шлюшек жалась друг к дружке, холодный ночной ветер задирал им

подолы коротеньких светлых плащиков, они непроизвольно выбивали ногами чечетку,— а вокруг ни

души. Никита, понятно, не мог явиться объектом их заинтересованности. Еще по дороге он видел

трех людей с автоматами. К счастью, они тоже не проявили к нему никакого внимания.

35

Дома его ждала тишина. Пол усеян хрустящими под ногами зелеными бутылочными осколками,

поперек коридора лежал, посапывал, сосед Толик. Никита залез в свою берлогу, накрылся с головой

одеялом и проспал четыре дня кряду.

Никита Кожемяка спал. А чем же были заняты тем часом прочие? Алла Медная после бала в

загородной резиденции умчалась в Мексику и там на незнакомых дорогах предавалась сладостным

и престижным удовольствиям. Поэт Федор Тютчев слагал для нового сборника загадочные

верлибры. Снежана пособляла родителям переустраивать интерьер ванной комнаты так, чтобы он

напоминал убранство буддийского храма. Учитель писал роман. Милкин и Нинкин... О, у них было

слишком много разных забот. Бывший начальник отдела критики, Тамара Петровна Филатова,

каждый день просила медсестер больше не ставить ей капельницу, потому что она хочет умереть. А

вот пенсионерок Ольгу Трофимовну и Анну Семеновну вовсе не устраивала голодная смерть,

потому они перепродавали в подземном переходе сигареты и спички.

— Аня,— говорила бывало Ольга Трофимовна, — будут если выборы — ты за кого станешь

голосовать?

— А не один шут?

— Нет, Аничка, так быть не может, Бог не допустит, чтобы у них там одно ворье да разбойники.

Должен быть и честный человек.

— Разве честный человек среди бандитов выживет? Сигаретысигаретысигареты!

Комуспичкисигареты! Подходите скоренько!

А в конце четвертого дня... Сейчас мы совершим посещение редкостное, можно сказать —

уникальное. (Ведь вы любите всякие, редкости.) Мы посетим обитель самого Имярека Имярековича,

и уж поверьте: очень и очень немногим случалось не то что бывать здесь гостем, но и знать

координаты местонахождения той обители.

Имярек Имярекович работал в своей библиотеке, как обычно стоя (ради «пользы, которая

может быть в геморроидальном отношенье») за старинной вырезной конторкой у окна, когда к

массивным воротам усадьбы подкатил длинный, широкий и плоский лимузин. Но еще до того, как у

черного лакового лимузина открылась правая задняя дверца, в библиотеке рядом с конторкой

тренькнул внутренний телефон. Имярек Имярекович нехотя оторвался от своего занятия, подошел

к телефону и снял трубку.

— Имярек Имярекович, простите за беспокойство, к вам Президент, — вежливым баритоном

сообщила трубка.

— А! Да-да. Проводите его туда... Ну туда, где я обычно его принимаю.

Имярек Имярекович положил трубку и на секунду задумался. О, если бы кому, скажем, Алле

Медной, удалось быть свидетелем этого мгновения, увидеть шефа в сей приватной обстановке! Он

показался бы ей совершенно незнакомым человеком. Нет, широкое мясистое лицо, изрядное

брюшко, пухлые, оплывшие нежным жирком ручки — все было на месте; но выражение масляных,

всегда поблескивавших лукавством глазок, его прелестная, уморительная походка танцующего

бегемота — куда все это делось?

Еще раз тренькнул телефон. Имярек Имярекович уже не стал подходить к нему. Щелкнул

выключателем — огромное помещение: несметные легионы книг на высоченных стеллажах,

36

лестницу-стремянку, старозаветную конторку на точеных ножках — все поглотил мрак. Имярек

Имярекович вошел в назначенную им для весьма нечастых приемов комнату, — навстречу ему,

улыбаясь, поднялся из кресла Президент. Обстановка этой комнаты воплощала заветную мечту

прогрессивного хама со вкусом: белые стены, пол, потолок; мебель, обитая черной

полихлорвиниловой «кожей», украшенная блестящими никелированными трубками; по стенам

темная живопись, какие-то ночные урбанистические пейзажи в черных рамах. Президент поднялся

из кресла и, широко раскинув руки, двинулся к Имяреку Имярековичу:

— Здравствуй, брат Имярек! Рад, рад тебя видеть.

Радость визитера не вызвала ответных чувств хозяина, он досадливо поморщился, не подав

даже руки, отошел и сел на кушетку.

— Я тебе, кажется, не раз рекомендовал не показываться здесь пьяным, — негромко произнес

Имярек Имярекович.

Президент, не зная, как ловчее выйти из неприятного положение потихоньку опускал руки, но те

все еще не могли достичь бедер.

— Ну какой пьяный? Ну что ты такое говоришь? Да, рюмку выпил. Ну, две. Миша пришел — что,

я должен был с ним насухую разговаривать?

— И зачем вообще ты заявился, — так же неторопливо, со сдерживаемым неудовольствием,

продолжил Имярек Имярекович.— По-моему, все, что надо, тебе сообщили. Дополнительные

наставления ты мог бы получить и по телефону.

— Но я почувствовал: все зашло в тупик. Надо что-то делать...

— Х-х, — усмехнулся Имярек Имярекович. — Ты правильно почувствовал. Что-что, а чувст-

вительность тебя никогда не подводила. Молодец. Ладно, может быть, оно и лучше, что сам

приехал.

— Конечно, лучше!

- Так вот... Покороче — и расстанемся. Песни об экономических реформах уже не в моде.

Экономическое производство летит себе в тартарары с восхитительной скоростью, а социально-

экономическая поляризация как раз поспела, налилась. Но ты же видишь, дорогуша, что, твое

положение отнюдь не блестяще. Того и гляди, свои же соратники шкуру спустят. Нет, мы, конечно,

не допустим, но это вовсе не означает, что ты можешь, когда тебе вздумается, хлестать Мишей

принесенный “Бисквит”.

— Коньяк был мой,— встрепенулся Президент.— Проверенный.

— Не важно, ведь и Миша не дурак. И потом, пожалуйста, никакой самодеятельности. Не надо

увлекаться дифирамбами твоей “бесконтрольной” власти. Один раз ты уже чуть не наделал

глупостей со своими внутренниками и ОМОНом. По счастью, твой американский коллега вовремя

тебя урезонил.

— Да ничего я...

— Еще раз: никакой самодеятельности! Иначе ты раньше срока можешь лишиться сладкой

пищи, мягких коек и сытого тщеславия. Итак. Вот теперь наступило время решительных действий...

— Вот-вот-вот. Я тоже думаю...— бросился на кушетку к Имяреку Имярековичу Президент.

37

— Так, котик, ты же хорошо знаешь, что я не выношу этого амбре. Иди, сядь в свое кресло и не

прыгай.

— Хорошо, я сяду, сяду,— отвечал Президент, — но дай я тебя один раз поцелую по-братски.

— Я сказал: на место! — не оценил сердечного порыва хозяин.— И что за рожи у всех вас там!

Точно сошли с витрины “Иx разыскивает милиция”. Слушай, где вы такие рожи берете? Как на вас

народ смотрит? То ли дело американцы: им подай мордашечку посимпатичнее, а то и киношную

мордашку. А здесь: к заднице галстук привяжи — нате, смотрите — и отлично.

Президент скрючился в своем кресле, насупил брови, сжал губы и сквозь такие вот сжатые губы,

стиснутые зубы огрызнулся:

— Что ж, я дурак, алкоголик... Но пока что я — президент. И какими-то силами располагаю...

— Ладно, ладно, зайчик, не будем ссориться. Слушай дальше. Короче: пора подогнать к

парламенту танки и разнести его к чертовой матери.

Рот у Президента открылся, и он вытянулся в кресле, словно кобра перед факиром.

— Танки... Разнести… — пролепетал он.— А Конституция? А Конституционный суд? Что скажет

Запад?..

— Котик мой, не тебе заботиться о том, что скажет Запад. Твоя задача — действовать. Но,

разумеется, оформить все это необходимо так, чтобы твои действия производили впечатление