Маргарита Блинова - Демон. Одиночка Страница 14

Язычок застежки плавно скользит и останавливается где-то на середине. Это дает возможность платью не упасть с меня, но при этом плечо легко оголить.

В отражении зеркала я вижу, как лаэрд осматривает ранки, недовольно сводит брови на переносице и поднимает голову.

Наши взгляды встречаются, и я чувствую уже такое знакомое чувство неловкости.

— Готова?

Готова ли я? Пфф… какой странный вопрос.

— К такому вообще можно быть готовой? — шутливо фыркаю я, придерживая руками лиф платья. — Все-таки не каждый день тебя предлагают облизать, да не абы кто, а взрослый, солидный мужчина!

Он мягко улыбается и наклоняет голову, а потом…

Его губы касаются моей кожи, чуть ниже косточки ключицы, легко целуют, затем едва ощутимо посасывают кожу, а дальше горячий язык начинает кружить вокруг ранки.

Я чувствую, как сладкая волна проходит по всему телу, и закрываю глаза.

Говоря «зализать рану», Курт явно использовал не ту терминологию. Это приятно, это чертовски приятно и возбуждающе!

Чужие губы всего на секунды отрываются от моей кожи, а затем смещаются к основанию шеи и все повторяется вновь.

Я сжимаю зубы, чтобы, чего доброго, не застонать в голос, и цепляюсь за бортик раковины. Мамочка! Как бы оргазм от такой первой помощи не словить.

Его губы вновь отстраняются, но вместо того, чтобы переместиться к другой ранке, Курт поднимает голову, трется носом об мою шею и легко прикусывает мочку уха. Я судорожно хватаю губами воздух и открываю глаза.

— Забыл сказать, — хрипловатый шепот, от которого сердце начинает биться сильнее, — для взрослых особей слюна демона действует, как естественный афродизиак, — наши взгляды встречаются в отражении зеркала, и он обольстительно улыбается. — Собственно, поэтому мы и кусаемся…

Курт наклоняется, находит следующую ранку, целует, и я, уже не таясь и не пытаясь сдержаться, издаю громкий стон и откидываю свою голову ему на грудь.

Это нечто, непередаваемое словами. Необычность ситуации, уверенные действия Курта, мое собственное желание — такого еще никогда не было в моей жизни.

Словом, возбуждение настолько сильно, что у меня начинают подрагивать колени.

Курт одной рукой обхватывает мою талию, а второй тянет платье вниз. Ни я, ни платье не имеем ничего против, поэтому, когда я оказываюсь в одном нижнем белье, то это не становится чем-то уж очень неожиданным. Скорее, правильным и закономерным.

Курт уже больше не занимается ранами, его губы мягко целуются мою спину, плечи, легонько покусывают шею, едва надавливая клыками на кожу, в то время как руки вовсю исследуют мое несопротивляющееся тело.

Я прогибаюсь в пояснице, кручу попой, чувствую его возбуждение, и от этого мое собственное взлетает почти до небес.

— Курт… — слетает с моих губ требовательный стон.

Его пальцы уверенно берут меня за подбородок, поворачивают голову к себе. Прикосновения его губ к моим — жесткие и нетерпеливые. Он ловит мою нижнюю губу в капкан своих зубов, слегка посасывает и проводит язык из стороны в сторону.

— Курт… — выдыхаю я, блаженно улыбаясь от умелой лаской мужчины.

Не выдержав своей полной безынициативности, резко поворачиваюсь, обхватываю руками его шею, и сама требовательно впиваюсь в его губы.

— Эва, — стонет он, — убери клыки…

Спохватившись, разжимаю челюсти, которыми прокусила нижнюю губу мужчины. Крохотная капля появляется в круглой ямке, и я тут же слизываю ее языком, стараясь испытать то, что испытывал Курт, «зализывая раны».

Он резко, хрипло выдыхает, одним движением срывает с меня бюстгальтер и сжимает грудь руками.

— Какая сексуальная девочка, — еле слышно шепчет он, играя пальцами с моими сосками, и снова целует в губы.

Я стискиваю его шею руками, с нетерпением отзываюсь на ласки и тут же спохватываюсь — почему на Курте до сих пор так много одежды? Непорядок!

Мои руки пробираются под край серого свитера, касаются горячей кожи и шаловливо царапают ноготками. Он довольно урчит, не разрывая поцелуя, поднимает меня, заставляя обхватить себя ногами за бедра, и прижимает к стенке.

— Эва… Эва… — шепчет он, жадно целуя мою шею и вжимает меня в стену сильнее.

Краем глаза замечаю, как хаотично расстегивающий штаны мужчина задевает с полки неровный ряд шампуней и кремов, сквозь наше хриплое дыхание слышу шум падающих флаконов и на секунду отрываюсь от его губ.

— Ты что творишь? — возмущенно фыркаю я, намекая на свое явное нежелание устраивать уборку среди ночи.

— Что? — выдыхает он и почему-то останавливается.

Курт, тяжело дыша, смотрит на меня, облизывает губы и немного ослабляет свои объятья.

— Ты права, девочка, — хрипло говорит он, помогая мне спуститься с его бедер. — Ты слишком молоденькая.

— Что? — на этот раз расстроенно выдыхаю уже я.

— Извини, — прижимается он ко мне. — Это было очень глупо с моей стороны. Надо было просто отвести тебя в больницу и… Еще раз извини.

Мужчина отстраняется, окидывает меня жадным взглядом, а затем поспешно покидает ванную, прямо на ходу поправляя на себе одежду.

К тому моменту, когда я заворачиваюсь в полотенце и разочарованно выхожу следом, Курт уже обувается в прихожей.

— Завтра я должен улететь, — не поднимая головы, говорит он таким тоном, словно ничего и не было. — Если ты не против, то по прилету я позвоню тебе…

— Зачем? — тупо переспрашиваю я.

— Надо поговорить, — немного неопределенно бросает он и встает.

Мы встречаемся взглядами, и мне вновь начинает казаться, что я лечу вниз по склону.

Нет, не так! Я лечу по склону, я лечу на скорости 220. Несусь к нему навстречу, готовая ко всему, в том числе и к столкновению, но никак не к тому, что Курт отшатнется назад и молча выйдет за дверь.

М-да, Яблокова. Вот мы и приплыли…

— Винни, ты не прав! — зло смотрю на замершего на лестничной площадке Мажора.

— Что? — деланно удивляется парень. — Не такое сейчас и утро.

Я демонстративно перевожу взгляд на ярко-желтый циферблат «свотч», поднимаю голову и кидаю испепеляющий взор на жизнерадостного Микаэля.

— Ну, если восемь утра — это не утро, то я — Пятачок!

Парень согласно кивает и вытягивает вперед руку, которую все это время прятал за спиной.

— Любишь пончики? — призывно раскачивает пакетом Мика.

Желудок радостно сжимается от счастья, напомнив, что его прокатили вчера с ужином, да и обед был не слишком плотным.

Для виду тяжело вздохнув, я отступаю назад в квартиру и, выставив все те же тапочки из овчинки, бреду в комнату.

— Где у тебя кухня? — кричит из коридора Мажор. — А хотя не надо, я нашел!

Ну да, это ведь не трехэтажный коттедж! В моей квартире заблудиться нереально даже страдающему географическим кретинизмом.

Лениво скинув с себя пижаму, влезаю в любимые джинсы и майку, накидываю сверху олимпийку и, зевая, бреду в ванную.

На полу все также валяются сбитые Куртом флаконы, безнадежно смятое платье и мой лифчик. Вспомнив о Курте, непроизвольно вздыхаю, и на душе становится грустно.

Вчера я так долго ворочалась и не могла заснуть. В голову лезли воспоминания, а общая неудовлетворенность и обида мало способствовали приятным сновидениям. Я все представляла, как бы это было с Куртом…

— Ева! — резкий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. — Ты кофе с молоком пьешь?

— Да! — кричу я, включая воду. — И две ложечки сахара.

Буркнув что-то нечленораздельное, парень уходит на кухню, а я засовывая в рот зубную щетку.

Интересно, зачем Мажор приперся так рано? Неужели семья заставила его попросить прощение? Сомневаюсь.

Думаю, после вчерашней истерики и триумфального побега с ужина семья Дамиров еще долго будет морщить нос при упоминании моего имени и снисходительно цедить — «Ах, эта та девица!».

Закончив мыльно-рыльные процедуры, выхожу из ванной и заглядываю на кухню, клятвенно пообещав себе больше о Курте не думать.

— Завтрак готов! — торжественно окидывает рукой накрытый стол Мика и выдвигает из-под стола табурет. — Прошу!

Я усаживаюсь, делаю глоток замечательного кофе, съедаю свежий пончик. Мажор терпеливо караулит.

— Ты чего-то хотел? — настороженно интересуюсь, ожидая подвоха.

— Хотел! — кивает Мика и улыбается.

Нехорошо так улыбается!

Короче, несмотря на клятву не думать о Курте, уже спустя пятнадцать минут общения с Микаэлем я трясущими руками набираю номер лаэрда.

— Курт, мы так с вами не договаривались! — с негодованием кричу в трубку. — Между прочим, в России пытки отменены с 1801 года!

— Эва, что случилось? — голос мужчины звучит устало и обеспокоено.

— Что случилось? Случилось то, что ко мне приперся ваш брат! — ору я в трубку. — Курт, я вас ну очень прошу — сделайте что-нибудь! Хотите, я пообещаю, что больше не буду в офис Кристофа Дамира лазать?