Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) Страница 14

Однажды, когда мы уже провели день вполне безмятежно, мы вдруг заговорили о каких-то пустяках, а в конце концов и я, и Канэиэ стали говорить друг другу всякие неприятности, и он, высказав мне множество упреков, вышел вон. Дойдя до угла, Канэиэ позвал нашего малютку-сына и заявил ему:

- Больше я сюда не собираюсь приходить! - И уехал. Ребенок пришел в дом потрясенный, горько рыдая.

- Ну, что такое, что случилось? - спрашивала я, и, хотя он ничего не отвечал, я поняла, что тут за причина, и не стала больше спрашивать, чтобы окружающие не услышали и чтобы об этом не пошли толки, постаралась успокоить ребенка разными разговорами.

Прошло дней пять или шесть, но от Канэиэ не было ни звука. Положение сделалось совершенно необычным, и я думала только о том, что Канэиэ вывела из равновесия и привела к таким ненормальным поступкам всего лишь одна моя шутка. «Неужели, - думала я, - наши такие неустойчивые отношения на этом и закончатся?» От подобных мыслей мне становилось очень печально. И тут я обнаружила, что вода в туалетном сосуде, налитая им в тот день, когда он ушел, так и стоит. Сосуд уже покрылся пылью. «Вот до чего уже дошло», - подумала я со стыдом и вспомнила тот день.

Было б видно твое отраженье,Его бы спросила:«Ужели меж нами закончено все?»Но нет отраженья - растет уж траваВодяная на этой прощальной воде.

И как раз в этот день появился Канэиэ. Как обычно, грустное настроение у меня прошло. Я только нервничала, и было очень печально, что спокойствие так и не наступило.

С приходом девятой луны природа стала очаровательной, и я решила, что хорошо бы мне пойти на поклонение в храм, где я могла бы поведать богам о моей полной превратностей жизни, - и втайне ото всех отправилась в одно такое место. К полотну, приготовленному в качестве жертвоприношения, я прикрепила различные надписи. Сначала для нижнего святилища:

О, чудодейственные богиПодножия горы.Я вас прошу -Вы здесь мне покажитеСвященное обличие свое.

У среднего:

Я долгие годыМолиться ходилаК богу Инари[40].Пускай криптомерияЗнаком укажет, услышана ль я.

А в самом конце:

К богам я ходила молиться,То вверх, то вниз по склонам.Но все-таки чувствую я, -Пожеланья моиЭти склоны не преодолели.

В ту же девятую луну я отправилась на поклонение в другое место. В каждом из двух его святилищ оставила по два жертвоприношения. Для нижнего написала:

В теченьи верхнемИли в нижнемЗапружен оказалсяРучей Омовения рук?А может, из-за невезенья моего...

И еще:

На зеленые ветви сакакиХлопчатобумажную ткань повязав,Прошу у богов -Всех трудностей сей жизниМне не показывайте, боги!

И еще для верхнего храма:

Когда же он будет,Когда же он будет, -Все ожидала, проходяСквозь рощу, в просветах деревьев,И видела сверкание богов.

И для него же:

Если хлопчатобумажныеТесемки связав на рукавах,Я перестануО жизни своей сокрушаться, -Подумаю, это сигнал от богов.

Однако заставляла я богов слушать там, где они не слышали...

Осень закончилась, уже первое число зимней луны сменилось последним ее числом, и все люди - и низкого, и высокого положения - суетились, и так проходило время, а я все ложилась спать в одиночестве.

Около конца третьей луны на глаза мне попались яйца диких гусей, и я подумала, как бы ухитриться связать их по десять штук. И от нечего делать вытянула длинную нитку шелка-сырца и ею перевязала одну штуку, и так, постепенно, всю партию. Получилось очень искусно. «Зачем держать ее у себя?» - подумала я и отправила связку придворной даме из дворца на Девятой линии. К подарку я прикрепила ветку цветущего кустарника дейция. Ничего особенного в голову мне не пришло и обычное по содержанию письмо я закончила словами: «Я решила, что этот десяток можно связать и таким способом». В ответ на это я получила стихотворение:

Могу ли я принять всерьезДесяток этот,Когда сравню егоС бесчисленнымиДумами о Вас?

Получив эти стихи, я ответила:

Нет проку, когда я не знаю,Сколь частоМеня вспоминаете Вы.Не лучше ли снова и сноваУвидеть число!

Впоследствии я слышала, что она изволила передать мой подарок пятому сыну государя.

Наступила и пятая луна. После десятого числа разнесся слух, что государь занедужил, а вскоре, в двадцатых числах, он изволил сокрыться от нас. На смену ему изволил взойти на престол наследный принц - владелец Восточного павильона. Канэиэ, который до тех пор именовался помощником владельца Восточного павильона, был провозглашен куродо-но то, главою административного ведомства, поэтому мы, вместо того, чтобы быть погруженными в печаль по случаю траура по покойному импе­ратору, только и слышали от людей, как они рады повышению Канэиэ по службе. Хотя я, отвечая на поздравления при встречах, испытывала чувства, будто и сама немного похожа на других людей, - душа у меня оставалась все той же, зато окружение мое при этом сделалось очень шумным.

Узнавая о том, как обстояли дела с императорской усыпальницей, и о прочем, что было связано с погребением, я представляла себе, как скорбят люди высокопоставленные, и печаль охватывала меня. Проходили дни за днями, и вот я отправила несколько писем с выражением соболезнования госпоже из дворца Дзёган. В их числе было такое:

Как этот мирНепостоянен! -И вот горюем над курганом,Где усыпальницаПогребена.

Ее ответное послание было преисполнено горести:

Объята горем яПо государю,И думаю, что где-то рядом он.А он уже, наверное, не здесь,Он входит в гору мертвых.

Когда закончились обряды сорок девятого дня и наступила седьмая луна, я услышала, что человек, который служил в дворцовой охране в чине хеэноскэ, еще молодой по возрасту, безо всякой видимой причины внезапно бросил и родителей, и жену, поднялся на гору Хиэйдзан и стал монахом[41]. Вскричав, что это невыносимо, глубоко задетая в своих чувствах, его жена тоже стала монахиней. В прежние времена я состояла с нею в переписке, и тут, очень тронутая, я решила выразить этой даме свое расположение:

Мне грустно былоПредставлятьСупруга Вашего в горах.Но вот уже и ВыВ небесных облаках!

Нисколько не изменившимся почерком она написала ответ:

Вошел мой мужГлубоко в горы,И я его хотела отыскать.Увы - легли меж намиНебесные те облака.

Я прочла и мне взгрустнулось...

А в этой мирской жизни Канэиэ продолжал радоваться продвижению по службе - то до генеральского чина тюдзё, то уже до третьего придворного ранга.

- Плохо то, - сказал он мне, - что разные места вызывают у меня много разных неудобств: здесь поблизости я присмотрел один удобный дом. - И перевез меня в него.

Сюда, если под рукой даже не было паланкина, он добирался быстро, так что я могла вовсе не заботиться о том, что подумают люди. Это было в середине одиннадцатой луны - месяца инея.

В последний день двенадцатой луны госпожа из дворца Дзёган пожаловала ко мне через западную сторону моего поместья. Когда наступил последний день года, я приготовилась проводить обряд Изгнания демона, и еще с полудня, когда раздался шум: «Гохо-гохо, хата-хата», - стала улыбаться сама себе, и так встретила сначала рассвет, а за ним и полдень. За это время в гости ко мне не пришел никто из мужчин, и я сидела в безмятежности. Я тоже слышала шум по соседству и беззвучно смеялась, вспоминая стихи «То, что буду ждать теперь».

Одна из моих дам для собственного развлечения оплела сеточкой каштан и сделала из него жертвоприношение, а потом укрепила его в виде ноши к деревянной одноногой фигурке; я взяла эту фигурку к себе, к ее бедру прицепила клочок цветной бумаги, написала на нем стихотворение и поднесла этой особе.