Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл Страница 15

Иржи не согласен:

– По совести, в музее должны быть ваши грузовики. Так носиться по си-

бирским дорогам, по колдобинам и оставлять шоферов в живых! Если под-

бирать по пути запасные части, отвалившиеся от ваших машин, можно уком-

плектовать половину автохозяйств Сибири!

К Дубининым набивается полно людей. Старики вспоминают, как в

марте 1919 года на станцию Зима пришли эшелоны 4-го чешского полка.

Полк отказался выступать против Красной Армии; когда партизаны взяли

под контроль движение белогвардейских поездов, связной между чешским

полком и партизанами была Ядвига, мать Андрея Ивановича, бабушка Евге-

ния Евтушенко. Она служила буфетчицей в Народном доме, там была штаб-

квартира местной контрреволюции, при ней застенок для заключенных. Че-

рез Ядвигу чехи передавали партизанам оружие, помогали арестованным

устраивать побеги.

Мать Ядвиги, житомирская крестьянка Варвара Кузьминична Байков-

ская, не потерпев обиды от помещика, убила негодяя и пошла по этапу в Си-

бирь. Ее муж, участник польского восстания, взял сына Степана на руки и

пошел вслед за нею. Сестра Степана Мария вышла замуж за Ермолая Наумо-

вича Евтушенко. Белый офицер перешел на сторону большевиков и в 1938

году сгинул в одном из сталинских лагерей.

Вечером дядя Андрей и тетя Женя уложили нас на полу, на свежих про-

стынях, под большим ватным лоскутным одеялом, не переставая извиняться

за бедную постель. Им было не понять, и никакими словами их не убедить,

какое для путешественников счастье именно эта постель в сибирском доме,

на пахнущем тайгою свежевымытом деревянном полу, и как прекрасно снова

чувствовать себя странниками и сладко засыпать под тиканье настенных ча-

сов с гирькой на цепи.

Утром Владимир Иванович принес большого хариуса, такие еще водят-

ся в Оке.

– Андрей Иванович, – спросил Мирек хозяина, – это вы поймали такую

крупную рыбу?

Андрей Иванович человек честолюбивый, его так распирало подтвер-

дить, что именно он ее поймал, но говорить неправду было свыше сил, и он

выпятил грудь:

– Это мы, Дубинины, поймали!

Провожать гостей собралось много зиминцев. Все просят Андрея Ива-

новича найти предлог задержать гостей. Андрею Ивановичу тоже хотелось

показать город, но у путешественников впереди долгий путь. Андрей Ивано-

вич спросил Мирослава:

– Вы много ездили по свету. Разных людей повидали. Если по правде –

что вы скажете о русском народе?

Мирек обнял его:

– У вас сердце здесь, всегда на ладони.

…В двадцатых числах августа 1968 года, прочитав в газете «Заявление

ТАСС» о вводе в Чехословакию союзных войск, Андрей Иванович Дубинин,

родной брат Владимира Ивановича, муж Евгении Иосифовны, отец Эли, дядя

Евгения Евтушенко, недели две не захочет никого видеть и не будет показы-

ваться на людях. А когда появится у себя на крыльце, на вопросы соседей, не

случилось ли чего, опустит голову:

– Эти танки… Стыд-то какой перед людьми.

…Солнце уже в зените, когда «Татры» вкатываются в Тулун. Откуда

столько пыли! Как будто бьют пескоструйные аппараты. Сквозь густую пе-

лену едва различима городская больница и школа-интернат. Какую умную

голову осенило поставить эти здания у проезжей дороги?

Иржи отчаянно чихает:

– Такой пыльный город вижу второй раз в жизни. Первый был Чако в

Аргентине!

– Мы вторая Аргентина, слышали? – обращается к сопровождающим

польщенный глава города. В Японии, говорил ему Мирек, тоже много не-

устроенных дорог. А пыли нет: в пять утра женщины поселка выходят с вед-

рами и поливают дорогу. Хозяин Тулуна привык слышать от иностранных

гостей только тосты за дружбу. Он обескуражен и обещает «начать борьбу».

– Милый товарищ, не надо борьбы! – взмолился Иржи. – Надо завтра

выйти на дорогу с ведрами. Поливать лучше не водой, а разбавленным мазу-

том.

Когда мы садились по машинам, хозяин города долго и со значением

тряс руки путешественников. Едва за ними захлопнулись дверцы машины,

он повернулся к свите:

– Вот вам демократы, мать их так… Сидят у нас на шее и еще учат!

Несколько часов спустя, когда на селекционной станции, одной из са-

мых старых в Восточной Сибири, директор по обычаю стал рапортовать о

достижениях при советской власти, Иржи не выдержал:

– Дорогой товарищ, – заулыбался он, – мы чувствуем здесь себя не как

гости, а как друзья. Ваши успехи – наши успехи тоже, а ваши неудачи – тоже и

наши неудачи. Мы строим один большой дом.

– Вы меня не поняли, товарищ Ганзелка. Чтобы лучше оценить достиг-

нутое, надо сравнивать с тем, что здесь было до революции, – директор указ-

кой водил по диаграмме на стене. А Иржи продолжал улыбаться.

– Хотите мое мнение? Чтобы идти к цели быстрее, надо больше смот-

реть, чего не хватает, куда тянуться, сколько еще шагов до уровня самых

развитых стран. Мне кажется, что ваши успехи – норма, а если что не так –

это отклонение от нормы. Вы согласны? Не сердитесь, пожалуйста…

…Услышать чешскую речь в Нижнеудинске! Чей-то баритон знакомо

перекатывает во рту мягкие, округлые, бархатные слова, словно мы где-

нибудь в Домажлицах или в Будейовицах. Иржи набрасывает на плечи курт-

ку и торопится по коридору гостиницы, Мирек за ним. У столика дежурной

незнакомец в черном костюме, белой рубашке, в руках соломенная шляпа,

привычная скорее в Крыму.

– Честь праце, соудруги! Вчера вечером ваши «Татры» шли мимо нашей

деревни. Я махал рукой, вы не заметили… Извините, Иосиф Иргл, директор

школы из Шеберты. Для деревни Иосиф Антонович, для всей округи просто

«чех из Шеберты».

Сибирь – это Вавилон; прикроешь глаза и видишь, как бредут связан-

ные веревкой девять тысяч пленных солдат и офицеров армии Карла ХII,

участников Северной войны, разбитых под Полтавой. Многие шведы жени-

лись на сибирячках, приняли православие. Когда срок ссылки закончился, не

все вернулись на родину. От оставшихся пошли голубоглазые светловолосые

русские с нерусскими фамилиями. Гуще других было поляков, участников

революционных восстаний. Чехов тоже хватало.

Я знал историю Яна Вельцла, искателя приключений из Забржега (Мо-

равия). В конце ХIХ века он устроился кочегаром на итальянское грузовое

судно, побывал в Австралии, на островах Океании, в Африке, Японии, во Вла-

дивостоке сошел на берег, добрался до Байкала, строил с артелью Трансси-

бирский рельсовый путь, а потом с лошадкой, единственной собственно-

стью, пошел к океану. Тридцать лет неугомонный чех провел на Новосибир-

ских островах. Когда я попал на острова в середине шестидесятых, еще ходи-

ли о нем рассказы, как он торговал пушниной и рыбой, стал хозяином фак-

тории. Его шхуна «Лаура» потерпела крушение вблизи Америки в 1924 году.

Когда Вельцл вернулся в Чехию, с его слов журналисты написали несколько

книг.

И вот Иосиф Иргл.

История семьи Ирглов в России началась в царствование Александра III,

когда крестьяне из Чехии и Моравии, томясь в империи Габсбургов, приняли

приглашение русского императора заселять на льготных условиях пустую-

щие земли на Волынщине. Они выкупили шестьдесят тысяч гектаров земли,

построили мельницы, пивоварни, сахарные заводы, дома и школы. В Первую

мировую войну волынские чехи в составе чехословацкой воинской части во-

евали с Австро-Венгрией. Победа большевиков в Петрограде, гражданская

война в России, дележ Западной Украины между Россией и Польшей (1921 г.)

разбросали волынских чехов; оказавшись на советской территории, отец

Иосифа был, как говорили, раскулачен, семью выслали в Восточную Сибирь,

в Шеберту под Нижнеудинском. Иосиф Антонович учит детей географии.

«Какой я чех? Я чешский сибиряк...»

И все-таки были, были три счастливых года, когда Иосиф Иргл ощущал

себя чехом. В 1942 году он попал в чехословацкий корпус Людвика Свободы,

в бригаду полковника Пршикрыла, был парашютистом-десантником. Его

группу, сорок человек, сбросили в Словакии под Банска-Быстрице; они ввя-

зались в бой, но силы были неравны, парашютисты ушли партизанить в леса.

К ним примкнули бежавшие от немцев власовцы и пленные венгры. Три

сотни партизан воевали до конца войны, пока не соединились с частями Со-

ветской Армии. После победы Иосифа потянуло домой – в Сибирь, обратно в

Сибирь.

Мало кто из чехов так чувствует русских, как за многие годы их научил-

ся понимать чех из Шеберты. И вот что его поражает: здесь люди легко при-