Доминик Ливин - РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ Страница 15

Смещение центра власти от Голландии к Британии в восемнадцатом веке первоначально было связано не столько с британским превосходством в области коммерции и финансов, сколько с ее геополитическим положением и более мощными военными и демографическими ресурсами. То же самое можно сказать и о причинах перехода в двадцатом веке лидирующей роли в мировой политике от Британии к Соединенным Штатам. Американская экономика была сильнее британской, но определяющим фактором явилось то, что Соединенные Штаты были континентальной крепостью, не только экономические, но и демографические, и военные ресурсы которой соответствовали ее масштабам. По контрасту с Британией и Голландией континентальные размеры обеспечили американцам необъятный внутренний рынок и позволили проводить в каком-то смысле автаркическую политику экономического развития. А континентальные размеры и стремление к автаркии являются типичными атрибутами империи.

К тому же важно помнить о пределах британской мощи даже в ее лучшие годы. В конце концов, вовсе не Британия победила Наполеона, а объединившиеся в 1813-1814 годах (впервые после 1793 года) Россия, Пруссия и Австрия, которые смогли выставить против Франции значительно превосходящие силы. Когда войны 1864-1871 годов привели к объединению Германии и возвестили о новом вызове континентальному балансу сил, Британия могла только наблюдать за этим. Бисмарк сказал, что если британская армия высадится на континенте, он пошлет прусскую полицию, чтобы арестовать ее- Хотя британцы провели набор и собрали значительные силы в Индии, метрополия дала наглядный пример того, что богатые государства не всегда могут или хотят обратить экономическую мощь в военную, а также того, какими могут оказаться последствия этого нежелания для международной силовой политики.

Из основных континентальных государств Франция в период между 1648 и 1815 годами несомненно была самым вероятным претендентом на гегемонию. В зените своего могущества в 1803-1812 годах она предложила модель Европы, объединенной под знаменем наполеоновского компромисса между «принципами 1793 года»20 и требованиями порядка и права собственности. Что же касается австрийских Габсбургов, то они никогда не были настолько сильны, чтобы угрожать господством всей Европе, хотя до 1648 года в союзе со своими испанскими родственниками вполне могли сделать это. Вариант империи, который они предлагали континенту, был католической реставрацией в форме Контрреформации, опирающейся на испанскую военную силу. Никогда не претендовала на господство в Европе и царская Россия, хотя британцы боялись этого вплоть до 1854 года21, а немцы развязали Первую мировую войну отчасти из-за того, что быстрое экономическое и военное развитие России заставило рассматривать ее как потенциального гегемона до тех пор, пока практика не доказала обратное. Но Россия достигла апогея своего могущества в советское время, предлагая Европе, да и всему миру, имперский порядок, основанный на ее собственной версии социализма.

В 1793 году во Франции была принята конституция, устанавливавшая в стране республиканский строй. Конституция была поставлена на утверждение народа - первичных собраний избирателей - и одобрена большинством голосов-

В течение столетия после 1850 года наиболее вероятным претендентом на господство в Европе была Пруссия, а позже Германия. Пруссия обладала некоторым сходством с древним государством Цинь, чей правитель объединил Китай в 221 году до нашей эры. Как и империя Цинь, Пруссия располагалась на периферии цивилизации, к которой принадлежала, - в данном случае на равнинах Восточной Европы, завоеванных крестоносцами в Средние века. Подобно Цинь и многим другим государствам, образовавшим империи, Пруссия сочетала грубую военную силу приграничного государства с доступом к технологиям и культуре центра цивилизации. Как и китайская империя, Пруссия считалась отчасти варварским и сугубо милитаристским государством. Оба государства также имели самые эффективные региональные администрации, чьей первейшей обязанностью была мобилизация военных ресурсов.

В 1864—1871 годах Пруссия завоевала и объединила Германию. По ходу продвижения индустриальной революции из Западной Европы в Центральную Германия вышла на ведущие роли. К 1914 году она имела крупнейшую и самую динамичную экономику в Европе, захватив лидирующие позиции главным образом в «новой индустрии»: химии, электрической промышленности и точном машиностроении. Динамика ее предпринимательства не знала себе равных; ее школы, университеты и исследовательские институты были лучшими в Европе; она также имела лучшую администрацию. Другими словами, здесь соединились экономическая и военная мощь. В 1914 году «германская модель» была определена еще не до конца. Ее экономическая система в основном напоминала британскую, но была лучше подкреплена научными изысканиями, больше связана с банковским капиталом и имела гораздо более ярко выраженный авторитарный стиль управления. Ее политическая система определенно была более авторитарной и милитаристской, хотя один из аспектов ее «старопрусского» авторитаризма нашел отражение в самой первой и наиболее эффективной в Европе системе социального страхования рабочих. Далеко не либеральная в этом и в других вопросах, Германия тем не менее стала колыбелью европейского социализма и пристанищем для его крупнейшей партии. Арнольд Тойнби заметил, что в двадцатом веке Германия совершила «энергичную попытку дать нашему обществу образец всемирного государства», -другими словами, создать европейскую империю по германскому образцу. Составляющими германской модели были «подъем всего населения до уровня беспрецедентной социальной эффективности путем обязательного образования и до уровня беспрецедентного социального обеспечения путем обязательного здравоохранения и страхования от безработицы».

Трудно предугадать, как бы развилась германская модель в случае победы в войне 1914-1918 годов и установления немецкой гегемонии в Европе, Победа могла бы поощрить высокомерное отношение немцев к славянам и латинянам. Популизм и национализм окрепли бы, по крайней мере на короткое время, С другой стороны, цена победы и задача фактического управления многими народами Восточной и Центральной Европы могли отрезвить и смягчить Гогенцоллернов, как когда-то отрезвили и смягчили режим Габсбургов, Чтобы сохранить такую империю стабильной, процветающей и безопасной, потребовалось бы нечто большее, чем высокомерие и военное могущество, Европа могла бы объединиться на немецких условиях, и при этом она почти наверняка смогла бы избежать таких отвратительных явлений, как Гитлер и Сталин. Возможно, мы могли бы стать свидетелями триумфа «азиатского капитализма» (хотя и с сильным милитаристским уклоном) на два утверждал, что до тех пор пока Германия не создаст современную индустрию и не введет протекционистские тарифы, она будет обречена на все большее отставание от Британии как в экономике, так и в военной силе. Задолго до этого похожее заявление сделал Александр Гамильтон относительно Соединенных Штатов, а позже ту же доктрину поддержали русские государственные деятели. В последней четверти девятнадцатого века как индустриальный, так и сельскохозяйственный протекционизм были нормой во многих великих державах. Протекционизм и автаркия неизбежно вели к усилению значения непосредственного контроля над максимальной территорией и сырьем, а значит, соперникам нужно было всячески препятствовать в приобретении колонии и вытеснять их со своих рынков. К концу девятнадцатого века было широко распространено мнение, что колонии являются определяющим источником благосостояния в настоящем и столь же определяющим источником мощи в будущем. Французский империалист Поль Леруа-Болье был вовсе не оригинален, когда говорил, что «государство, имеющее наибольшее количество колоний, является господствующим; если оно не является таковым сегодня, оно будет им завтра». Джозеф Чемберленйь в Британии, Гейнрих фон Трейчке в Германии и Альфред Мэхэн в Соединенных Штатах могли бы согласиться, что европейская держава, не имеющая колоний, в двадцатом веке обречена утратить свое значение. Еще в первых декадах девятнадцатого века де Токвиль и Лист пророчили, что сто лет спустя континентальные размеры США и России превратят их в сверхдержавы. Как сказал Лист в 1828 году, «Россия и Соединенные Штаты через сто лет окажутся самыми населенными империями на земле и будут отстаивать крайне противоположные империалистические идеологии».

Леруа-Больё Пьер-Поль (1843-1916) - французский экономист, член-корреспондент по разряду историко-политических наук историко-филологического отделения Российской академии наук. Чемберлен Джозеф (1836-1914) - государственный деятель Великобритании. Б 1880-1885-х и 1886 году входил в кабинеты У. Гладстона. В 1895-1903 годах министр колоний в консервативных кабинетах, В период англо-бурской войны 1899-1902 годов - один из главных вдохновителей и организаторов британской экспансионистской политики- С 1903 года Чемберлен развернул широкую кампанию за переход к протекционизму, которым он стремился заменить не отвечавшую интересам монополий политику свободной торговли. Трейчке Генрих фон (1834-1896) - немецкий историк. Во время войны 1866 года стал прусским подданным, Преподавал в Гейдельберге, в 1874 году стал профессором истории Берлинского университета. В 1871 году был избран в германский рейхстаг от Национал-либеральной партии. Известен как противник либерализмал идеолог «прусского духа» и поклонник Бисмарка.