Nataly - Михаил Абрамович Мильштейн Страница 15

Существует множество попыток найти объяснение такому поведению Сталина перед войной. Утверждается, в частности, что он всячески стремился оттянуть сроки начала войны, чтобы лучше подготовить страну к отпору агрессии. Бытует мнение и о том, что немцы упредили нас в стратегическом развертывании.

Наконец, в некоторых научных трудах позиция Сталина объ­ясняется тем, что к нему поступало много дезинформационных и дезориентирующих материалов. Насколько это объяснение верно? Действительно, еще в феврале 1941 года по указанию Гит­лера начальником штаба верховного главнокомандования фельдмаршалом Кейтелем была разработана директива по осу­ществлению широкого спектра мер по дезинформации против­ника. Цель ее заключалась в том, чтобы все мероприятия по под­готовке нападения на Советский Союз представить как маски­ровку «предстоящего вторжения» на Британские острова. Так что же необычного в том, что гитлеровское командование в це­лях маскировки сроков и планов вторжения именно в СССР осу­ществляло широкую кампанию дезинформации? Во все времена и во всех войнах проводились мероприятия по дезинформации противника. Странно не это. Странным выглядит то, что дезин­формация принималась за истину, а истина - за дезинформа­цию. Где же стратегический гений Сталина? Не следует ли при­знать — как это ни печально! - что гитлеровскому командованию удалось ввести в заблуждение, прежде всего, самого верховного главнокомандующего?

Возможно, для объяснения (но не для оправдания) следует напомнить, что описанные события происходили в условиях существования германо-советского пакта о ненападении 1939 года, которому Сталин, судя по всему, придавал огромное значе­ние и фанатично верил в его постулаты. Во всяком случае он твердо считал, что конфликт с Германией, если и произойдет, то только после победы Гитлера над Англией. Поэтому все поступа­ющие сведения (от кого бы они ни исходили), касающиеся под­готовки немецко-фашистских войск к нападению на Советский Союз, он рассматривал как провокацию, исходящую, скорее все­го, от англичан, которые, как считал Сталин, стремились торпе­дировать советско-германские отношения и тем самым дать Гит­леру повод для войны против СССР. Не случайно Зорге в числе первых был зачислен «вождем всех народов» в разряд анг­лийских шпионов!

Возможно, если бы удалось обнаружить личную переписку Сталина и Гитлера в 1941 году, особенно в апреле, когда совет­ский вождь просил фюрера дать разъяснения по поводу концен­трации немецких войск на границе СССР, то в какой-то степени пролился бы свет на поведение будущего генералиссимуса в тот период. К сожалению, эти письма исчезли. Они не найдены ни в Германии, ни в нашей стране.

Другая важная причина успеха фашистов в первый период во­енных действий заключалась, на мой взгляд, в неготовности со­ветских войск к отражению агрессии гитлеровской Германии.

Почти с самого начала войны я оказался на фронте и считаю, что мне повезло, и, прежде всего потому, что по долгу своей служ­бы мне пришлось встретиться с исключительно интересными военачальниками. Некоторые из них стали впоследствии героя­ми войны и признанными полководцами, судьба других оказа­лась менее удачной. Мне, как и многим другим офицерам штаба фронта, приходилось по тем или иным причинам иногда ходить на доклады к высшему начальству. Было это крайне редко, нере­гулярно, но и эти короткие встречи навечно запечатлелись в мо­ей памяти.

Директивой Народного комиссара обороны от 23 июня 1941 года была сформирована группа войск в составе четырех армий под командованием Маршала Советского Союза Семена Михай­ловича Буденного. Начальником штаба был назначен генерал Маландин. Уже после войны судьба меня снова свела с этим че­ловеком. Герман Капитонович Маландин в 1958 году был назна­чен начальником Военной академии Генштаба. Но вернемся к военной поре. Ставка главного командования рассчитывала, что группа армий под командованием Буденного создаст новый ру­беж обороны восточнее позиций сопротивления войск Западно­го военного округа, остановит дальнейшее продвижение немцев и будет готова к контрнаступлению. Начальником разведотдела штаба группы был назначен полковник Абсалямов, а я — его заместителем по агентуре. 27 июня 1941 года штаб разместился в поселке Гнездово под Смоленском. Все делалось в спешке, на хо­ду, точных задач никто не определял, считалось, что каждый офицер штаба должен сам знать, что ему надо делать в этой на­пряженной обстановке.

В скором времени штаб Западного округа влился в состав на­шего штаба. Командующим округа был Герой Советского Союза генерал Д. Г. Павлов, начальником штаба — генерал В. Е. Климовских, а начальником разведотдела — полковник Блохин. Соз­давалось впечатление, что все они не находили себе места в су­матохе происходящего.

Генералу Павлову, воевавшему в Испании и получившему там звание Героя Советского Союза, в то время было немногим более сорока лет. Всего около года он командовал округом. В самом на­чале войны войска округа были разгромлены, и Павлов находил­ся в страшно угнетенном состоянии. Видимо, ему не хватало общения, он искал собеседников, и я оказался одним из его слу­шателей. Он поведал мне о своей встрече со Сталиным, о том как хорошо Верховный главнокомандующий его принял и даже по­обещал назначить командиром не то механизированного, не то танкового корпуса, а на прощание подарил новенький ППШ (пистолет-пулемет системы Г. С. Шпагина). Был ли Павлов в действительности у Сталина — не знаю, рассказываю об этом с его слов.

Климовских производил впечатление хорошо подготовлен­ного, вдумчивого и организованного штабиста высокого класса. А тут в самый разгар тяжелых сражений он оказался не у дел и очень из-за этого переживал. Блохина постигла такая же участь, что и старших офицеров штаба округа. Этих людей как будто вы­дернули из общего хода событий. Все чего-то выжидали.

И вдруг, совершенно неожиданно, пришел приказ Сталина: «Д. Г. Павлов и В. Е. Климовских за непринятие необходимых мер к отражению агрессии и допущенные ошибки осуждаются и приговариваются судом военного трибунала к расстрелу». При­говор в отношении генералов был незамедлительно приведен в исполнение. Для нас этот приказ прозвучал как гром среди ясно­го неба. Никто такого трагического развития событий не ожидал, но все четко осознали: Сталин таким образом пытался свалить свою вину на других и тем самым отвести от себя возможные по­дозрения, упреки и гнев народа. Уже после войны и Д.Г.Павлов, и В.Е. Климовских были посмертно реабилитированы. Однако во всех военно-энциклопедических словарях, изданных за последние годы, имена этих двух прославленных генералов упоми­наются лишь вскользь, и нет ни слова об их трагической и несправедливой судьбе.

Начальником разведотдела штаба группы армий был полков­ник Абсалямов, но пробыл он на этой должности недолго. Нео­жиданно к нам прибыл в качестве члена Военного совета началь­ник главного политуправления и заместитель наркома обороны Лев Захарович Мехлис и потребовал .немедленной отставки Абсалямова и отправки его в Москву. Чём-то полковник ему не по­нравился еще по войне с белофиннами. Позднее Абсалямов был назначен на командную должность и вполне успешно воевал. Так или иначе, но на некоторое время мы остались без начальни­ка. А тут вдруг звонок — вызывает командующий, Маршал Со­ветского Союза С. М. Буденный на доклад. Пришлось идти мне. К докладу я попытался тщательно подготовиться, хотя сделать это было крайне сложно: воздушная разведка работала нерегу­лярно — не было достаточных средств, и к тому же в воздухе гос­подствовала немецкая авиация. Неплохо работала лишь радио­техническая разведка, за счет подвижных средств Центра, пере­данных нашему отделу. Что же касается агентурной разведки, то здесь бедой было отсутствие надежной радиосвязи. Мы пользо­вались маршрутниками, но их данные запаздывали. К тому же устойчивая линия фронта в обычном смысле этого слова отсутст­вовала. На одном направлении немецкие войска глубоко вкли­нились на восток, а на другом — наши войска продолжали оказы­вать героическое сопротивление далеко на западе, уже в тылу не­мецких войск.

В этих условиях составить цельное впечатление об обстанов­ке на фронте было очень трудно. Конечно, я нанес на карту мар­шруты движения танковых колонн противника, засеченные воз­душной разведкой, сосредоточение войск на отдельных направ­лениях и т.п.

И вот я предстал перед маршалом. После представления по форме, выдержав паузу, я разложил перед Буденным карту, ожи­дая, что он, не мешкая, возьмется за дело. Каково же было мое удивление, когда он лишь бегло взглянул на карту и вдруг произ­нес фразу, которую я впоследствии слышал от него несколько раз:

— Ты меня своим Гитлером не пугай! Не боюсь я твоего Гит­лера!

Конечно, это было сказано в шутку, но шутить в то время мне не очень-то хотелось. Судя по всему обстановкой на фронте мар­шал особенно не интересовался, да и вряд ли он смог бы разо­браться в этих сложных и запутанных событиях.