Всяко-разно об искусствах - Август Котляр Страница 15

Ирина Ланг рассказывает: “Олег учился с удовольствием и с отличием, хотя у него были проблемы. На преддипломной практика был просмотр. Это был последний курс, и он, конечно, двигался вперед, ему хотелось пробовать, но в институте этого еще нельзя было делать, надо было учиться. Идет просмотр педагогов, и вот идет Илья Глазунов, который тогда пришел работать в Суриковку. Идет и говорит: «Ланг — иностранец». А Клава Тутеволь идет сзади и говорит: «Нет, это наш Олег Ланг — он не иностранец». И что началось! Что это формализм, что это чуждое нам искусство, а в результате Олега не допускают к диплому. Глазунов зациклился, вцепился в Олега, что это формальное искусство, и Олегу пришлось всю практику переделывать. На защите диплома у него все это было. Он тему взял «Воскресный вечер в Юрьево-Польском», там были изображены люди как клейма из повседневности воскресного вечера в Юрьево-Польском. В отличие от общецеховой тогдашней невыразительности, Олег делал что хотел, все время что-то придумывал. Соответственно, на защите диплома возникли сложности, в комиссии стояла тишина полная. Славу Богу, ему, отличнику, поставили трояк — и на выход, с глаз долой. А потом его же работа, за которую чуть не выгнали, висела в Суриковке — как гордость института. Вот в этом плане у него было сложно всегда, особенно при старом режиме: когда он приносил работы на выставочные комитеты, то устанавливалась гробовая тишина. Когда началась перестройка, то тогда как будто второе дыхание открылось, и наконец-то стало можно делать все, что ты хочешь”.

Чтобы понимать художника, нужно самому быть художником. Не будучи художником, не имея склонности к изобразительным искусствам, не владея ремеслом хоть в какой-то мере, нельзя прочувствовать всю ту гамму переживаний и продумать целокупность мыслей, которые рождают замысел и влияют на выбор содержания и формы произведения. Писать незаурядные картины так же непросто, как писать незаурядные статьи или сочинять незаурядную музыку. Совершенствование творчества — процесс итерационный, последовательно наращивающий знания, умения, мастерство и опыт, а также самоуверенность и здоровую наглость. Наглость — в хорошем, дерзком смысле, — очень важна, потому что если и дерзнешь создать что-то новое, то будешь страшно стесняться это выставить на публику, ибо охаивание, зависть, плевки и пощечины неизбежны.

Я спросил у Ирины Ланг, пытался ли Олег группироваться с кем-либо, ибо, по мнению некоторых фигурантов околохудожественной среды, добиться признания и известности в разумные сроки можно лишь в тусовке из единого художественного помёта, как то было в Фурманном или Трехпрудном сквотах. Вдова мэтра мне ответила следующим образом: “Олег вообще был очень замкнутый человек. Он говорил, что встретишься с художниками, а они наговорят тебе таких гадостей, что потом очень долго в себя приходишь. Он почему-то очень чувствительно реагировал, потом не спал, говорил, что лучше никого не видеть. У него так получалось с коллегами по цеху, что его никто не брал на групповые выставки. Он всегда переживал и думал: почему? А я понимаю, что внутренне каждый трясется за себя, и Олег бы все перетянул на себя, поэтому у Олега были только персональные выставки. Была только еврейская выставка на Солянке. Женя Гинзбург прибегает и говорит: «Олег, хочешь в еврейской выставке поучаствовать?» Олег отвечает, что, дескать, да, с удовольствием. “Тогда, — сказал Женя, — мы тебя как главного еврея повесим на сцену”. Если звали, то он участвовал с радостью”.

Идентификация Ланга

Ко времени своего ухода из жизни в 2013 году у Ланга, как у любого крупного мастера, сложился абсолютно узнаваемый авторский почерк. Что, по нынешним критериям, служит главным мерилом ценности художника, и не только денежной, но коллекционной — особенно для тех коллекционеров, которые покупают искусство не для произведения впечатления, а для удовольствия иметь шедевр в зоне визуальной доступности. Ещё есть люди, которые получают от созерцания картин такое же наслаждение, как и от камерного струнного квартета, и как от запаха франгипана, уда, амбры и бобровой струи, и как от устриц, черных трюфелей и выдержанных сыров.

Если бы Ланг жил в США в это же время, то он бы непременно попал в одну из лучших галерей, к каким-то американским людям уровня Сергея и Ольги Поповых, то есть ценящих искусство больше, чем деньги. И это надо понимать. Сергей Попов — это русский Арне Глимчер, а вот его сосед по “Винзаводу” Владимир Овчаренко — это ближе к Ларри Гагосяну и коммерции. Арне Глимчер и его Pace Gallery — это уровень небожительства, а начинал Арне Глимчер с одного-единственного художника, притом не американского, а европейского — с Жана Дюбюффе, который принес молодому арт-дилеру состояние. И Жан Дюбюффе по своей стилистике был очень близок к Олегу Лангу. К слову, и Ларри Гагосяну состояние принёс другой художник, близко стоящий к Лангу — нью-йоркер гаитянско-пуэрториканского происхождения Жан-Мишель Баския. Сходство в манере Ланга, Дюбюффе и Баскии невозможно просмотреть, и я спросил у Ирины Ланг, откуда флюиды? Ирина ответила: “Дюбюффе ему очень понравился, но он его узнал поздно, как и других западных художников. Баския ему тоже очень нравился. Когда кто-то из знакомых выезжал за границу, а мы сами не ездили, то Олег просил привезти ему книжки. Потом в Россию привезли Георга Базелица, и мы пошли смотреть в натуре. Ему очень нравились эти художники. У нас был такой случай. Какая-то знакомая привела к нам сюда искусствоведа из Нью-Йорка. Он пришел и смотрел работы и все время говорил, что вы очень похожи на одного нашего художника Филиппа Гастона. Потом Олегу принесли фото работ этого художника, он посмотрел и говорит, что совсем даже не похож. И в самом деле, Олег был в своей манере не похож ни на кого”.

Вот ведь в чем штука: Базелиц, Баския, Дюбюффе, равно как и схожие по смелой и дерзкой манере письма Модильяни и Бэкон, а по смелой колористике Герхард Рихтер, равно как фависты типа Матисса и Ларионова, относятся к самым дорогим художникам. А был ли богат Олег Ланг, чей талант и плодовитость не уступает ни в чем коллегам, имевшим несчастье не жить в СССР и постсоветской России? Ирина Ланг ответила так: “Мне кажется, что мы никогда не переставали бедствовать. Он ведь нигде не работал как, например, другие, которые преподавали. Олег просто писал, и если