И. Завалишин - Описание Западной Сибири Страница 16

Признавая с своей стороны Завалишина достойным испрашиваемой ему милости, имею честь обратиться к вашему высокопревосходительству с покорнейшею просьбою: не изволите ли признать возможным в уважение объясненных обстоятельств исходатайствовать Завалишину дозволение возвратиться на родину.

[Подпись неразборчива].

Секретно

14 октября 1865 г.

Господину генерал-губернатору Западной Сибири.

Государь император по всеподданнейшем докладе ходатайства временно проживающего в Москве с высочайшего разрешения, сообщенного вашему высокопревосходительству от 5 марта за № 361 туринского 2-й гильдии купца (из политических преступников) Ипполита Завалишина, всемилостивейше соизволил повелеть разрешить Завалишину перечислиться с будущего 1866 года в купечество г. Лашиева, место родины просителя, и проживать там постоянно с тем, чтобы за ним был продолжаем секретный надзор.

О таковом высочайшем повелении имею честь уведомить ваше высокопревосходительство в дополнение к отношению за № 361 для зависящих распоряжений к исполнению, не оставив о последующем почтить меня уведомлением.

К сему имею честь присовокупить, что о сей высочайшей воле мною вместе с сим сообщено московскому генерал-губернатору и начальнику Казанской губернии.

Министр внутренних дел статс-секретарь [подпись неразборчива].

Директор [подпись неразборчива].

Владимирская губерния, город Муром,

5 января 1870 года

Милостивый государь Михаил Матвеевич![35]

Отец мой, полковник Фанагорийского гренадерского полка, сподвижник и любимец Суворова, автор эпопеи «Сувороида» (описание Праге ко го штурма), напечатанной в Петербурге в 1795 году, был впоследствии генерал-инспектором путей сообщения при принце Георге Ольденбургском, а после Голландской экспедиции (уже генералом) стоял с вверенными ему войсками в Англии. Женат был вторым браком на двоюродной сестре графа ОстерманаТолстого (Кульмского) и родной племяннице литовского генерал-губернатора Римского-Корсакова.

Эта карьера внутри и вне России, эти фамильные связи ставили его в соприкосновение почти со всеми замечательными деятелями той эпохи. В Твери и Петербурге дом его был открыт людям государственным, иностранцам и литераторам. В этом обществе родился и вырос я.

Ясные и точные представления мои самому себе о тогдашней России и высшем обществе начинаются сознательно и положительно с 1819 года. Четыре года спустя (в 1823 году) я уже начинал под руководством М.П. Погодина (тогдашнего моего домашнего учителя) свои первые литературные опыты. В 1825 году перевел «Meditations poctigues» Ламартина, в 1926 году – «Корсара» Байрона (для Войскова) и «Антижского пустынника» Жуй (отрывками), а приготовил с Шемиотом для Гмирдина альманах «Луч Севера». События 14 декабря и последующие прервали надолго это направление.

Но с 1860 года я снова принялся за литературу. Сперва печатал небольшие рассказы: «Сибирские воспоминания» в «Русском мире», «Якоре», «Санкт-Петербургском вестнике»; статистические и этнографические статьи о Сибири в разных газетах и губернских ведомостях; потом напечатал в Москве «Описание Западной Сибири» (3 тома, 1862 – 1867 гг.) и «Эпопею тысячелетия» (1 том, 1866 г.), а теперь пишу одновременно два больших романа – «Похождения-старого волка в царство правды» и «Жизнь, подвиги и страдания целкового» и продолжаю «Описание Восточной Сибири» (IV том «Енисейская губерния» уже изготовлен).

С 1829 года, то есть с Читинских государственных казематов, приступил я к составлению своих «Мемуаров» 40 лет, невзирая ни на какие случайности, вел их аккуратно и довел теперь до 1 января 1870 года. Книга 1-я объемлет период с 1819 по 1 января 1831 года (уже в Петровских государственных казематах). Из сей-то книги главы VI и VII предлагаю Вам, как составляющие отдельное целое под названием «Нерчинская каторга», проверенные вполне и изготовленные к печати для помещения в февральской и мартовской книжках «Вестника Европы».

В прошлом году я намеревался начать печатание «сначала» целым томом, но теперь признаю это несвоевременным. И действительно! С 1819 по 1828 год я касаюсь в тогдашней России эпохи самой щекотливой. Многие, игравшие впоследствии большую роль, еще живы, дети многих, хотя и умерших, неохотно помирятся с правдивой характеристикой их отцов. Что напечатал за границей приятель мой барон Розен (сидевший со мной в Петербургской крепости, а потом в сибирских казематах) о декабристах, не знаю, но что печатают ныне многие «par om-dire» по сплетням и преданиям, почти всегда вздор и вранье. Греч, например (в «Русском вестнике 1868 г.), говорит: «В. Кюхельбекер не был сослан в Сибирь», а я его видел за Байкалом, когда его везли в Курган, и он лежит на тобольском кладбище! Так и С. Максимов напутал много в статьях «Отечественных записок» 1869 г. Он ездил на Амур в 1861 г. (я тогда был в Тюмени), когда декабристы уже были в Петровском преданием (уехали в 1839 г.), дело Сухинова перепутал (весь архив «по государственным преступлениям» увезен из Сибири еще в 1839 г. в III отдел, собст. канц., где, можно быть уверену, Максимова не допускали хозяйничать!). Да и что за «ореолы мученичества» у него выставлены, уставы, конституции, комитеты, и где же – в каземате! Все это «вранье историческое», подобно «историям» М. Семовского, ибо 3/4 декабристов были люди очень недальние, именно «пешки», как их называл князь А. Баратынский. Пешками и из Сибири воротились.

Мемуары мои представляют теперь целое полустолетие России в громадной, исторически верной и разнообразной картине виленских студентов 1821 года, которых я застал в рудниках сибирских, до каракозовцев, которых послали в Сибирь в 1867 г. (я был тогда в Сибири, приехавши из Москвы для составления «Описания Енисейской губернии), я всех и все знаю. Притом жил в Москве 1823 – 1926 гг. и Москве 1865 – 1866 гг. Какой громадный контраст! От Зимнего дворца до нерчинской шахты, от кабинета императора Николая до избушки ссыльного в самой глуши Сибири, я проникал всюду, я соприкасался ко всему сердцем теплым и мыслью далекопровидящей, и ни одно проявление жизни общественной не проходило мимо меня незамеченным!

Побуждения и политические ошибки наши рано еще обсуживать хладнокровно. Для нас еще не настало потомство. Но мы, покуда живы, обязаны пред Россией и совестью «исповедать» многое гласно, если нельзя «всего» теперь. Так я и делаю.

С открытием навигации я уеду отсюда читать публичные лекции о «Сибирской и Среднеазиатской железных дорогах» по нижневолжским городам, а потом, вероятно, загляну и опять в Сибирь. Посему мое непременное условие, чтобы статья «Нерчинская каторга» была напечатана в февральской и мартовской книжках и расчет со мной сделан и кончен великим постом. В октябрьской книжке я Вам обещаю другой эпизод – «Читу», пожалуй, и «Петровские казематы»; вообще, что можно будет «огласить печатью» из моих мемуаров, я обязуюсь печатать «исключительно в Вашем журнале». Согласны ли Вы на это?

Если согласны, то для выигрыша времени телеграфируйте мне по получении этого письма. Адрес прост: «потомствен. дворянину Ипполиту Иринарховичу Завалишину». Меня здесь все знают. По получении Вашей депеши я немедленно вышлю Вам рукопись. Что касается денег, то я вполне полагаюсь на Вашу добросовестность. Получивши рукописи и принявши мои условия, вы мне напишите и расчет сделайте. Помните, что после 40-летней почти ссылки (я, например, воротился в Россию только в 1865 году после 39-летнего выезда из Москвы!) мы не нашли, почти все, и крох прежнего имущества и «живем не на розах».

Примите, милостивый государь Михаил Матвеевич, уверение в том душевном уважении, с коим имею честь быть Вашим покорным слугою.

Владимирская губерния,

город Муром, 1 февраля 1870 г.

Милостивый государь Михаил Матвеевич!

Я имел честь получить почтеннейшее письмо Ваше от 15 января и прошу извинения, что по причине нездоровья не отвечал тотчас же. Завтра высылаю рукопись «Мемуары истекшего тысячелетия» 1819 – 1869 гг. То, что на первый раз Вам высылается, а именно главы VII и VIII книги первой, составляет совершенно отдельное целое, а с главами IX и X (если Вам угодно будет принять их потом) составит то, что можно назвать полным отдельным эпизодом, ибо в сих главах: VII. Приезд в Сибирь и путешествие по оной; VIII. Пребывание в Нерчинской каторге; IX. Заключение в Читинском государственном каземате и X. Заключение же в Петровских государственных казематах по день освобождения. Период с 1 января 1828 года по 27 июля 1839-го – самый замечательный в ссылочной жизни декабристов.