Василий Сахаров - Кромка Страница 17

Дверь оружейной комнаты закрылась, и Карпыч сказал:

— Вот теперь можешь отдыхать. Оружие и боеприпасы заберешь завтра. Вопросы есть?

— Конечно, — услышав про вопросы и решив не упускать удобного момента, дабы узнать что‑то новое, ответил я и спросил:

— Карпыч, а зачем в оружейке столько хлама?

— Выбросить жалко, — старик снова звякнул ключами. — Оружие хоть и старое, но все рабочее, и к нему есть некоторое количество боеприпасов. А отряд у нас такой, что сегодня полсотни бойцов, а завтра может быть двести. Все от задачи зависит. А если идет быстрый набор людей, то чем их вооружить, если половина, наверняка, с одними ножиками придет? Правильно, нечем. Вот тогда и пригодятся все эти пистолеты, винтовки и древние самопалы.

— Теперь понятно. Карпыч, а ты давно в повольниках?

— Половину жизни, двадцать семь лет. Как попал сюда, так и побежал по лесам и горам. А когда здоровье подводить стало, в оружейника и сторожа переквалифицировался, — дед помедлил, замялся и сам спросил: — Как там сейчас в России? При демократии жить можно?

— Кому как. Кто при деньгах, должностях или перспективу имеет, тот живет и радуется. А кто в дерьме завис, и никаких шансов из него выбраться не имеет, тот бухает и наркоманит. Промышленность в упадке. Людей травят всякой дрянью. Молодежь мечтает уехать заграницу. Здравоохранение не очень. Понемногу все разваливается. Но зато по телевизору много голых сисек и жоп. Главные авторитеты в любой области знаний это звезды телесериалов и эстрады. И любой дурак может в открытую сказать все, что он думает. В общем, живет Россия, качается, но пока держится. И может быть, еще выкарабкается из болота, по крайней мере, очень хочется в это верить. Это из плохого. Но есть и хорошие моменты. Скоро Олимпиада в Сочи намечается. Можно спокойно кататься заграницу, если деньги есть. И в целом народ живет лучше, чем в девяностые годы.

Старик тяжко вздохнул и когда я открыл рот чтобы задать очередной вопрос, Карпыч только взмахнул правой ладонью:

— Иди, не трави душу. В город ступай, отдохни. Когда еще придется…

Я промолчал и не стал спрашивать, что так напрягло старика в моем ответе. После чего, подобрав свертки с покупками, направился в кубрик. Здесь за час заполнил анкеты, в которых указал свои данные и кратко расписал историю перехода на Кромку, а затем стал готовиться к выходу в свет.

Переоделся в новенький и не обмятый темно — зеленый камуфляж, подушился одеколоном Миши Ковпака, почистил ботинки и собрался отправиться в город. Но покинуть комнату не успел. В дверь постучали, и с этого момента вечер пошел совсем не так, как я планировал…

12

Закрытый брезентовым тентом «камаз» сбавил скорость, осторожно въехал в яму на дороге, рыкнул движками и снова выбрался на ровную поверхность. Бойцы, которые сидели в кузове и дремали, качнулись в такт рывку и некоторые проснулись.

Я открыл глаза, зевнул и не сразу понял, где нахожусь. Мутный сонный взгляд пробежался по сидящим на противоположной скамейке людям и остановился на лице Елены, которая тоже посмотрела на меня. Невольно, я вспомнил о том, что между нами произошло, и к щекам прилила горячая кровь. Но в полутьме кузова этого никто не увидел, а женщина улыбнулась, и я ответил ей тем же. После чего снова закрыл глаза и попробовал вернуться в сонное состояние. Однако не получилось, и я прокрутил в голове события минувшей ночи, начиная с того момента, когда хотел отправиться в город…

В дверь кубрика постучали, и я произнес:

— Не заперто. Входи, Карпыч.

Дверь распахнулась, но на пороге возник не старый повольник, а одетый в потертую брезентовую горку худой сорокалетний брюнет с аккуратной бородкой клинышком и небольшой дерматиновой сумкой серого цвета, которая была перекинута через грудь. Я всмотрелся в человека, а он остановился на пороге и тоже стал меня разглядывать. В нежданном госте почудилось нечто знакомое, связанное с детством и школой. Но необходимая информация никак не приходила, и я уже хотел спросить бородатого гражданина, по всей видимости, тоже повольника, о цели его визита. Однако он сам начал разговор:

— Ты Олег Курбатов?

— Да.

— А я Ельников. Иван Иванович. Помнишь меня?

Фамилия прозвучала и я, действительно, вспомнил гостя, учителя школы, в которой мне довелось учиться. Кажется, он преподавал НВП (Начальную Военную Подготовку) и физкультуру у старшеклассников, когда я учился в первом — втором классе. Помнится, мы частенько ездили с учителем в одном троллейбусе. Поэтому Ельникова и запомнил. А потом Иван Иваныч пропал, и вся школа гадала, куда исчез добродушный худой учитель, который однажды совершил геройский поступок, с риском для жизни успел выхватить зазевавшегося мальчишку из‑под надвигающегося троллейбуса. Но время было смутное, девяностые годы. В родном городке ночами частенько можно было услышать выстрелы, а страну сотрясали катаклизмы, так что учителя никто не разыскивал. И вот он здесь, на Кромке, единственный земляк, который сам меня нашел.

— Да, я помню вас, Иван Иваныч. Не четко, правда, но помню. Давно вы здесь?

— С девяносто восьмого, — ответил бывший учитель и кивнул на столик у окна. — В гости пригласишь или куда‑то торопишься?

— Проходите.

Я освободил проход. Ельников прошел в кубрик, снял сумку и вынул из нее литровую бутылку водки, которую он поставил на стол и предложил:

— Поговорим?

— Давайте, — согласился я и, отметив, что у гостя с собой больше ничего нет, достал один из своих армейских рационов, вскрыл его и выставил рядом с бутылкой нехитрую закуску. Затем порылся в шкафчике и нашел пару стопок. После чего мы присели. Ельников разлил по стопкам водку, которая оказалась самым обычным разбавленным спиртом, и сказал:

— За встречу?

— За встречу, — кивнул я и взял свою стопку.

Выпили. Огненная жидкость опалила рот, прокатилась по пищеводу и комком провалилась в желудок. Потом мы закусили печеночным паштетом и галетами, и я поинтересовался у земляка:

— Иван Иваныч, вы, наверняка, хотите узнать, что на родине творится?

— Что там я и так знаю, — ответил Ельников. — Газеты и видео, которые сюда регулярно скидывают с Земли, читаю и смотрю внимательно, и выводы делаю. А поскольку назад вернуться невозможно, ностальгировать не хочется. Тоска поначалу была — это факт, а сейчас прошлое житье практически не вспоминаю. Меня больше интересует, как ты сюда попал. Точнее, через какую точку перехода. Ответишь?

— Запросто. На Кромку перешел из леса возле старой турбазы за городом.

— Это «Восход»?

— Да.

— Вот тебе раз… Она заброшена?

— Лет семь — восемь уже. От зданий один фундамент остался. Зато дорога в целости, подъезды есть, лес чистый и речка без мусора. Любимое место отдыха молодежи. И для сектантов место лучше не придумаешь.

Сказав это, я посмотрел на Ельникова, и подумал о том, а знает ли о них бывший учитель. Но тот о пособниках демонов знал и согласно мотнул головой:

— Из‑за этих сволочей я здесь и оказался.

— А как?

— Поехал с подругой за город отдохнуть и случайно увидел, что они с жертвой делают. В милицию сразу бежать не стали, а мобильных телефонов тогда еще не было. В общем, затаились, и тут туман накатил. Сектанты ушли, а я с Маришкой, невестой моей, на поляну вышел. Думали, что поможем женщине, которую пытали, а потом в город вернемся. Но оказались в сосновом лесу на правом берегу Тихой. Смотрим, вокруг дикари и какие‑то мутанты. Нас они, как ни странно, не почуяли. Видимо, туман монстрам нюх отбил, и мы смогли сбежать. По счастливой случайности вышли к реке и нас рыбаки заметили.

— А что потом?

— Потом жизнь закрутила, завертела. Маришка за местного дружинника замуж выскочила, а я к повольникам прибился и сейчас в отряде Гергия. Мы недавно контракт отпахали с той стороны Перуновых гор и пока отдыхаем, из города вернулись и на входе расписались. Я посмотрел в журнал. Глядь, фамилия вроде бы знакомая. Расспросил мужиков на КПП, прикинул, возраст у тебя подходящий и ты новичок. Вот и зашел в гости, мало ли, а вдруг, земляка встречу. — Ельников помедлил и продолжил расспросы: — Расскажи про переход подробней, и как здесь оказался? Мне очень надо.

Я начал свой рассказ. Поведал Ельникову про Каюмова, про слежку, портал, и честно, без утайки, отвечал на вопросы знакомого из прежней жизни. Беседовали больше часа. Под это дело «уговорили» бутылку водки, и я уже хотел поставить на стол свою. Однако Ельникова сильно развезло, и он покачал головой:

— Все! Хватит! Я много пить не могу, организм не позволяет. Это тебе хорошо, ты молодой. А мне уже годков прилично и две контузии. Так что давай просто посидим еще минут десять, поговорим и разбежимся.

— Как скажете, Иван Иваныч.

Машинально я потянулся к карману камуфляжа за сигаретами, но их не было. И чтобы как‑то себя занять, постучал пальцами по столешнице, а Ельников спросил: