Доронин Алексеевич - 4. Поколение пепла Страница 17

   - Почему не дотянуть? - вступил в спор Презик. - Если начали строить еще при Сталине, то могли уже хоть от Питера дотянуть. Тогда умели... стимулировать на рекорды. Да не город это, а подземный завод. Чтоб даже после тотального удара можно было ракеты штамповать. Я читал в сети.

   - Сеть, конечно, источник авторитетный, - хмыкнул Дэн. - Ага, а всех смежников тоже спрятать? На одну "Булаву" полтысячи предприятий работало, причем и на поверхности умудрялись портачить так, что падала, зараза.

   - Ребят, я вас огорчу, - вступил в разговор до этого молчавший проводник, один из тех тридцати выживших обитателей города. - Нету никакого убежища в Ямантау. Шарахнули со страху америкосы по бесполезной каменюке. Все там продано и разворовано. А сам объект - шахта урановая, отсюда и секретность. А охрана - против старателей по металлу. Я там служил во внешнем кордоне недолго. В 2000-ые, правда, немного оживилось. Даже в выходные с самого утра через КПП к Горе проезжало минимум пятьдесят машин: типовые автобусы и "Уралы". Наверно, шахту расконсервировали, вот и начали возить рабочих и материалы. А дорога там хорошая, бетонка. И линия ж./д. Но той уже нету, - огорошил их проводник. - Половину разобрали, другую просто засыпали. Даже рельсы и столбы увезли. И город сам на ладан дышал. Выводы? Как обычно у нас в России. Долго запрягаем... и никуда не едем.

   - А щебень-то - настоящий гранит, - произнес вдруг Петрович.

   Вскоре подъем закончился, и их глазам предстал исполинский конус горы.

   Дорога от района Солнечный до бывшего горно-обогатительного комбината оказалась на редкость ровной, без единой ямки. Но, не доезжая пары километров до него, она неожиданно оборвалась.

   Интермедия 3. Орда

   Трупы убитых прошлым вечером так и лежали штабелем там, где с ними расправились. Вид мертвецов давно стал нестрашным, привычным, даже для женщин, которые уже давно обитали в лагере. Но не для рабов, которые вышли этим утром набрать воды, наколоть дров или убрать мусор. Эти до сих пор смотрели на них, как на предвестники своей собственной судьбы. Им же поручили оттащить тела подальше в овраг и забросать землей, когда проспался дежурный по лагерю. Сделав работу, они старались побыстрее исчезнуть, и, втянув голову в плечи спешили в свои лачуги, чтобы не попасться на глаза страдающим от безделья бандюганам.

   Сам лагерь проснулся поздно, ближе к полдню. К обычному ленивому бубнежу продирающих глаза людей присоединилась простенькая мелодия: у кого-то в палатке заиграла музыка. Но не лагерные песни, а лирические благоглупости одной певицы из Североморска. Возможно ее чистый, пусть и не очень сильный голосок, рассказывающий о несчастной любви, задевал какие-то струны даже в душе грубых татуированных мужиков.

   Возле колонки-водокачки несколько безусых пацанов обступили пожилого мужчину в не по размеру коротких брюках, заляпанных грязью.

   - Ты че, петух обоссанный? Че так мало принес?

   Он переводил взгляд с одного на другого.

   - Ты че, не понял, гнида гашенная? А ну сюда смотри!

   Пустые глаза робота с трудом фиксировались на их лицах. В них не было даже страха, только тупое смирение: как же так, ведь он сделал все, что они сказали... Ползал на карачках и собирал окурки по всему лагерю. Почему на него кричат? Разум человека был поврежден, но не от частых ударов по голове. Просто он слишком много видел. Когда они начали лупить его, он не закрывался, не пытался увернуться от ударов и даже не вскрикивал.

   Мучить такого было неинтересно, но заняться подросткам, чей социальный статус был ниже всех, кроме парий, было больше нечем. Вот один из них потерял терпение, и в глазу человека противно зашипел им же принесенный окурок. Тот протяжно завыл и попятился, но растянулся на земле от несильного, но умелого пинка в лицо.

   - Петро, сымай с него штаны. Дрюн, давай вон ту бутылку. Сейчас мы тебя, падла, научим.

   За развлечениями молодняка с любопытством наблюдал бандит постарше, лениво почесывая пузо под майкой. По названию часовой, по сути это был просто бездельник в растянутых спортивных штанах. Видавшая виды винтовка СКС лежала рядом на перевернутой железной бочке. За бочкой, почти на виду, лежала бутылка с остатками мутноватого, видимо налитого в немытую бутылку, спирта.

   Только когда один из сопляков действительно начал снимать со старика штаны, а другой душить его куском провода, взрослый уголовник устало прикрикнул на садистов:

   - Эй, харэ беспредельничать!

   Одернул их не потому, что стало жалко эту полубезумную скотину. Просто не хотел проблем в свое дежурство. Мало ли, вдруг пахан выберется из своей палатки. Вообще-то тот уже две недели лежал пластом с жуткой диареей и температурой за тридцать девять. Самые прошаренные уже поговаривали, что пора искать замену.

   И все-таки леший его знает. Запах алкоголя хорошо бы убрать. Доставая скатанную в комок мятную жвачку из кармана, бандит краем заметил, что мелюзга вдруг куда-то пропала, но не придал этому значения.

   Внезапно острая боль заставила мужика взвизгнуть почти фальцетом. По щеке побежало горячее, рука рефлекторно схватилась за левое ухо... и он понял, что от того осталась ровно половина.

   Дедуля, правая рука Бурого, пожилой "вор в законе", выполнявший хозяйственные функции и работу замполита, имел привычку ходить неслышно. Он был единственный, кто в лагере носил туфли типа мокасинов на мягкой подошве.

   Теперь он аккуратно обтирал тряпочкой бритву, которую по недоразумению называли безопасной. На запястье с выступающими венами мелькнула татуировка: "homo hapiens": "человек хапающий". Он родился в колонии-поселении и большую часть своей жизни провел в тюрьмах и лагерях. Говорил он мягко и вкрадчиво, и мог быть почти также интеллигентен, как грузинский политик Джаба Иоселиани, который был не только мафиози, но и поэт, искусствовед, специалист по герменевтике театра.

   Уважали его не только за опыт, но и за справедливость, однако карал он беспощадно. И все разгильдяйство в лагере объяснялось только тем, что его никто не видел всю последнюю неделю.

   - Ты что-то потерял, уважаемый? - улыбнулся Дедуля, похлопав часового по плечу. И положил ему в нагрудный карман "Адидаса" кусок его же уха, - Этак тебе и башку отрежут, а ты не заметишь.

   Раб продолжал бестолково толочься возле водокачки, пытаясь трясущимися руками открыть кран, рукавом то и дело утирая кровавую юшку. Один глаз заплыл, второй был еще ненормальнее прежнего.

   - И это так ты охраняешь? - ледяным тоном произнес Бурый появившийся из-за угла зеленой палатки с надписью "EMERCOM". - Ты почему пост оставил? Еще раз такое увижу, будешь как он.

   И часовой понял, что тот имеет в виду не просто разбитую морду. По его глазам он догадался, что легко отделался, поэтому даже в мыслях не смел возмущаться из-за нанесенного увечья.

   - Все, пошел. Бинт найди, фраер бесконвойный.

   Вожак был бледный и исхудавший, но на ногах держался твердо - должно быть оклемался.

   - Да выключите вы эту дрянь, в душу вашу мать.

   Музыка быстро затихла.

   Бурый втянул носом воздух, в котором ему опять почудился сладкий запах анаши. Он уже пару раз находил на земле закопченные кружки и пластиковые бутылки, шприцы, хотя диабетом вроде никто не страдал. Уже не раз он грозился выпустить всем нарикам кишки. Но с кем тогда он останется?

   Пахан совсем не напоминал героев криминальных фильмов вроде "Бригады" или "Бумера", а выглядел обычным мужиком из рабочего класса. Спокойным, домовитым, в детстве троечником, во взрослой жизни середнячком. Но именно упорством, а не наскоком, он и привык всего добиваться. А самые борзые альфа самцы обычно обламывают себе рога.

   - Скоро зима, - продолжал втолковывать шедший за ним тенью Дедуля, пока они шли по погруженному в обычную суету лагерю, - Топлива мало. Урожай эти дармоеды соберут плохой, зуб даю. Надо сваливать.

   - Куда?

   - Найти себе деляну получше.

   - Да где ж ее найдешь? Что ее отдаст?

   Но он и сам понимал: засиделись они на одном месте. Главная беда даже не то, что дороги пусты, а самые умные давно просекли, что крупных автодорог надо избегать. Проблема - это даже не бабы, многие из которых беременны. Этак скоро у них тут ясли будут, а потом и детский сад. Но настоящая закавыка была в том, что бандитская вольница не могла обеспечить себя сама. На фермеров его пацаны смотрели, как на говно под сапогами. В трех деревушках, которые они "доили", населения было столько же, сколько у них. А для нормального феодализма нужно хотя бы соотношение десять к одному. Добыча же от охоты с каждым месяцем становилась все скуднее, а в подконтрольных деревнях старались спрятать последние крохи. И Бурый понимал: если надавить и потребовать все, что есть, тихие запуганные селяне встанут насмерть. А это чревато ненужными жертвами. Если же не требовать, то скоро не хватит еды для боеспособных мужчин.