Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 17

- Моя краска сделана из черного камня, - объяснил Утопил Гарпун. - Вот этим костяным шилом я буду прокалывать твою кожу, а вот через эту дикобразовую иглу впрыскивать в проколы краску. Мой узор будет в свете солнца черным, а в свете очага красным. Он берет силу у двух инуа. Он укрепит твои кости, чтобы они были крепкими, как черные камни у воды, и твои мышцы, чтобы они были сильными, как у моржей, что греются на этих камнях.

- А есть узор, чтобы от него уд был, как у моржа? - спросил Белый Ястреб.

- По размеру, по крепости, или по вкусу? - осведомился Брат Косатки, сощурясь. - Со вкусом, помочь точно не смогу. С размером, тоже вряд ли. У моржа, у тюленя, у нанука уд поднимает кость-уусик.

Брат Косатки вынул из мешка бубен и положил его у стены иглу поодаль от очага, рядом с которым в его свете и свете пламени, горевшего в пяти жировых светильниках, Утопил Гарпун поочередно пронзал кожу на плече Белого Ястреба шилом и полой дикобразовой иглой с краской внутри. Еще порывшись в мешке, генен достал из него здоровую костяную дудку длиной с вытянутую руку, отер ее рукавом внутренней кухлянки, и заиграл. Звуки волшебной дудки наполнили внутренность иглу, таинственно дрожа на грани между несколькими мирами. Время замедлилось, затем ускорилось, затем вернулось к обычному ходу. Остановив игру, Брат Косатки показал дудку охотнику и объяснил:

- Это уусик моржа. У дудки из него большая сила против злых инуа. У нас такой кости нет, поэтому мы не можем совокупиться с двадцатью женщинами подряд. Тем более с двадцатью моржихами, да еще в ледяной воде на краю пакового льда, где это делает морж.

Белый Ястреб загрустил.

- А вот если с крепостью беда, это дело поправимое, - с прищуром продолжил генен. - У косатки тоже нет уусика, но косатки и Инну сродни тем, что совокупляются не только для продолжения рода, а просто для приятности в общении. Поэтому, если тебе сделать узор в честь косатки внизу спины, у второго поясничного позвонка и вот на столечко вправо42, а потом косатке в причинное место вот на столько вставить иглу, станет твой уд силен, как у косатки.

Белый Ястреб заревел:

- Сделай, сделай мне как у косатки! Хочу больше приятности в общении!

- Так расскажи мне, прельстивая дева, почему тебя Найденой зовут, - Горм был не очень уверен, что сможет поддержать разговор, или даже что его нужно поддерживать, и в любом случае, почти вся кровь отхлынула у него от головы.

Найдена, оставшаяся в одной льняной рубахе, которую она носила под сарафаном, лежала на боку, восхитительно изогнув стан. Лен, очень высокого качества ткался из таких тонких нитей, что был полупрозрачным, так что взору Горма было на чем отдохнуть. С другой стороны, ласкать этот стан и эти перси через лен или без его посредствия? Тяжел, тяжел выбор возмужалого воина...

- Нашли меня в корзинке, потому и Найдена.

- Прямо здесь у постоялого двора?

- Нет, тогда Барсук двор держал не здесь, а у Корьдно.

- У нас есть предание про найденыша, только его нашли не в корзинке, а в лодке. Он стал великим властителем. Может, ты тоже непростой крови, уж больно хороша, - Горм с сопением провел носом по шее Найдены. Что-то в том, что он сам только что сказал, его слегка обеспокоило. - Что ж двор-то переехал?

- Да дони какие-то с бодричами прошли набегом по Корьдно, торговля завяла... Ах, еще так сделай. Барсук два года терпел, потом съехал, с его счастьем, еще через год торговля... еще... торговля... ах... вернулась.

- А сколько лет назад Барсук переехал-то? - Горм насторожился.

- Двадцать шесть скоро, а зачем тебе?

- Погоди-ка миг, - Горм спрыгнул с полатей, распахнул ларь, и стал рыться в его содержимом в поисках рунной доски. Найдя означенную доску, он поднес ее к пламени масляного светильника, и, сильно не хотя себе верить, увидел руны, складывавшиеся в «Кордингард» в одном ряду. Обреченно сглотнув, Горм начал было разгадывать руническое сокращение года - пятый год, когда в Хроарскильде законоговорителем сидел...

Хан, спавший поперек прохода, вдруг вскочил, вздыбив гриву, и низко зарычал, наморщив верхнюю губу и обнажив клыки. Горм встал и, насколько позволяла проходившая рядом резная потолочная балка, придвинул лицо к окну. За полупрозрачной пленкой рыбьего пузыря двигались какие-то огни. С распахнутым окном то, что происходило снаружи, стало однозначно неприемлемо.

- Кром, наши олени! Хан, вперед!

Горм нырнул в кольчугу, выдернул меч из ножен, кинул ножны вместе с поясом на пол, и покатился вниз. Там у огня Кнур беседовал с каким-то бородатым проезжим. Увидев Горма и пса, бегущих к выходу, сын кузнеца опрокинул лавку и бросился за ними, на ходу вытаскивая из-за пояса топор и молоток.

Те, кто уводил оленей, были слишком хорошо снаряжены для просто воров - шлемы с полузабралами, кольчуги, мечи. Горму, Хану, и Кнуру повезло в том, что круги внимания четырех посетителей были сужены к неровным пятнам света вокруг их факелов, и нападение застало их врасплох. Увы, когда Кнур метнул топор, с броском незаладилось, и лезвие отскочило от шлема последнего оленекрада. От неожиданности, тот выпустил ремень недоуздка, уронил факел в снег, и крайне неприятно завопил на очень знакомом Горму наречии:

- Хед с Бальдером! Морды венедские! Чем вы швыряетесь?

- Отнуду Чернобог гарипов принесе? - пробормотал кто-то за спиной у Горма. Собеседник Кнура, видно, тоже решил принять участие в драке.

«Морды венедские,» - про себя повторил Горм и гаркнул на танском же языке:

- Стойте и бейтесь, воры, отродье жаб! Хан, нельзя!

Хан с явным сомнением остановился, его зубы в нескольких вершках от руки одного из оленекрадов. Вожак воров несколько опешил:

- Мы не знали, что это твои олени. Я Эцур Эсмундссон, прозванный Большеротый, а это Сакси, Торкель, и Ингимунд Хунд.

- Хан, рядом! Ингимунд, ты с Лолланда?

- Да...

- Я Горм Хёрдакнутссон, а это Канурр Радбарссон, - Горм указал на Кнура.

- Так вы тоже от набега отстали?

- От набега? - Горм немного опустил меч.

- Ты не слышал? Йормунрек Кровавый Топор с весны в набеге на Гардар, тому две луны как в Бирке дружину собрал и на Альдейгью пошел! Добычи-то будет!

- Йормунрек сын Хакона?

- Тот самый!

- Знаю я его, гостил он у нас несколько лет назад, прежде чем на восток отправился. - Горм еще немного опустил меч. - Эцур, скажи карлам, чтоб оленей отвели обратно в загон, пойдем на постоялый двор, у Барсука мед есть, расскажешь мне про Йормунрека, про набег...

- Оленей я тебе отдам, - косясь на меч в руке Горма, сказал Эцур. - А вот двор мне надо сжечь.

- Что значит надо? А ночевать нам где? - вмешался в разговор «Канурр.»

- Йормунрек сказал: «Сжигайте все на своем пути, чтобы... чтобы...» - Ингимунд, как там...

Кнуров топор, видно, не всю память отшиб у Ингимунда, потому что тот без промедления гнусаво возгласил:

- «Чтобы подкреплению врага. Пришлось идти. По выжженной земле. Без приюта и пищи.»

- А потерпеть это не может? Тебе самому-то где ночевать? - Горм поднял меч чуть выше.

- У меня крытые сани есть, с печкой...

- Аже рекут нуиты острупелые? - спросил проезжий, что выбежал вслед за Кнуром. Он силился разобрать разговор, но, видно, недостаточно понимал язык. В обеих руках он сжимал обмотанную ремнем из сыромятной кожи рукоять довольно внушительной булавы.

- Годи, Круто, может, без драки отборонимся, - коротко на венедском объяснил Кнур.

- Хотя верно, - продолжил олений вор. - Под крышей, да с медом, оно лучше. Поможешь завалить это чучело с дубиной, нашего языка не понимающее?

- А то вчетвером на одного вы не справитесь?

- Тоже правда... Сакси, Торкель, ведите оленей обратно в загон. Канурр, отвлеки пока бородатое чучело, ты вроде по-ихнему мяучишь...

- Не дело это, - сказал Кнур. - Стой пока тихо, Круто, и слушай. Мы отбрехались, а ты вот крайний остался. Их четверо, нас с Ханом четверо, ты за нас встал, поди, и мы за те...

Из-за одного из холодных ухожей, примыкавших к постоялому двору, раздались треск и кудахтанье. Хлипкое сооружение пошатнулось и рухнуло, и на его месте в туче перьев и вспыленного куриного дерьма появился некто весьма подозрительного телосложения, размером с небольшого, но до кур охочего слона, вставшего на задние ноги, с двумя барахтающимися курами в громадной левой руке, тремя в правой, и шестой курицей, безжизненно свисавшей изо рта.

- О, Кривой тоже здесь, - не по-хорошему обрадовался Эцур. - Не догнал, значит, ту корову... Я передумал, нравятся мне эти олени, да и сани твои тоже хороши.

Горм невесело оценил изменившийся с появлением куроубийственного чудовища расклад сил. Верно говорил Хёрдакнут: «Жизнь - не хольмганг.» Хотя...

- Ты не воин, Эцур Эсмундссон, - нарочито громко и медленно произнес сын ярла. - Да и не Эсмундссон, сдается мне, а Траллссон или Хестрассон. Ты не знаешь своего отца, ты вор и нитинг!43

Ингимунд, уже закрывавший было вход в олений загон, прогнусавил: