Феликс Максимов - Все, кроме смерти Страница 17

А потом высчитал, у меня дело к полтиннику катится, а чтобы хозяйство завести, нужно еще двадцать годов с гаком копить, курить вон бросаю, дорого выходит… Тут фунт дыма, там фунт дыма, вот тебе и все в трубу… - грустно проговорил “Портнов” и окунул нос в полупустую кружку…

Соседи сочувствовали. В зале заметно поредела публика.

В зал ввалился веселый рыжий дядя, рожа в оспинах, плащик дрянной на плечах горбом, подкатил к столику, пригляделся, и сгреб Портнова за грудки.

- А, вот ты где, гадюк! Иди, иди сюда. Поговорим.

- Ты чего, очумел? Пусти, порвешь… Братцы, да что ж это делается! - взвыл, отпихиваясь “Портнов”.

- Что, Федька, думал сухой из воды выпрыгнешь? - хрипло напирал рыжий - не слушайте его, братцы, он мне месяц как должен. Ты сперва должок верни, а потом пиво дуй! Я т-тебя…

- Пусти, стерва! Я тебя не знаю! Ты спутал…

- Ар-ртист! А ну, пойдем - выйдем! Там распутаем.

Никто из соседей-собутыльников не двинулся с места.

На кулачках рыжий выкатил “Портнова” во двор, тот повторял, загребая ногами.

- Я неделю как приехал…

- Заливай. Все знаю. Шевелись… - проговорил рыжий и толкнул “Портнова” в прогал меж поленницей и забором.

Яшка Маслов рухнул спиной вперед на поленицу.

Выпали с сухим треском две березовые плашки.

Вплотную из полутьмы выступил Лев.

Молча, точно воткнул заточку в печень по рукоять.

Яшка хрякнул, осел с открытым на зевке ртом. Вальтер быстро наклонился, дернул его голову, как кочан, вверх и вбок.

Бегло охлопал карманы, вытащил пистолет, пару смятых рублевок, рабочую карточку, и перетянутую бечевкой пачку белых визиток. Различил буквы:

Маслоff…Король сыска. … ,безнадежных дел…

- Ишь ты, короля убаюкали… - хмыкнул Вальтер - Разве выбросить?

- Оставь, - ответил Лев.

Мертвого утянули за ноги в крапиву, под сарай, спихнули по дощатому настилу для ледника в люк погреба.

Переход кадра, средний, рапид

Разбрызгивая глинистые лужи, спешил к распивочной по Николиной горе Януш Каминский-Белга, трусила, натягивая поводок, покорная сука Жулька.

От забора “Черемшины” наперерез ему побежал вразвалку человек - неуклюже валяло его вензелями - пьяный. Потрюхал рядом, схватил за рукав, заблеял:

- Э… Кудрявый… Продай собачку, продай! Рубль кладу… Куда летишь? .. Там нету ничего!

Януш затормозил, разбрызгал грязь из глинистой лужи, дико глянул на пьяного, дернул руку.

- Отцепись… Погоди, как так ничего?

- А так, - пьяный икнул, тпрукнул губами и сыпанул Каминскому в глаза махорки с красным перцем.

Каминский зарычал, вслепую ударил пьяного кулаком в скулу, отступил - но сзади под колени подкатился второй, опрокинул, сцепились, пошла возня, подбежали еще двое,

Каминский из последних сил поднялся, стряхнул с себя “гостей”, как травленый медведь, крикнул горлом:

- Дядя Яша! Тикайте!

Прыгнули сзади на спину, рванули рот пальцами. Кое как повалили, стали вкруговую пинать, как мучной куль.

- так… так… так….. - жарко приговаривал Вальтер.

Заходилась злобным брехом Жулька, бросалась на кодлу, рвала за штаны, получила наотмашь штырем по хребту и, визжа, поволокла задние ноги по колее…

Бледный Лев выглянул из калитки:

- Кончайте. Шуму много. Дело в обрез.

Два удара штырем - хряск! хряск! Жулька вякнула и протянулась.

Януша быстро пырнули под ребра. Он лягнул ногами и захрипел.

- Зачем столько били? - недовольно сказал Лев.- Грязно сделано.

- Здоровый черт, запросто не повалишь. - Вальтер прижимал полу мокрого грязного плаща к разбитой налитой синевой щеке. - А стрелять нельзя - всю слободку перебудим.

Литейщики отволокли Каминского за ноги - провезла борозду по грязи золотая голова.

Хозяин “Черемшины” курил на крыльце. Глянул на Льва исподлобья.

- Тепляков тут не оставляйте. Я вам не покойницкая. И так до утра будем затирать.

- На - Лев тиснул ему в карман фартука пару смятых купюр. - Мешки есть?

- В каптерке.

Средний план. Движение.

Речка Тестовка - порожистая, петлистая в бузинных берегах, совсем сельская, как и большинство малых окраинных рек - кое-где в зелени серые домишки, черные колеса мельниц, прачечные мостки.

Серенько по-стариковски светало. Чикала в кустах птичья мелочь.

От основной реки отходил разрытый заболоченный поток - брошены доски, вырыта канава, заступы, перевернутая тачка - отток Тестовки забирают в трубы, грязи по колено, тянули канаву до старого коллектора - открытый кирпичный колодец, решетка отброшена.

Промокший мешок ухнул в трубу. Плеснуло.

Вальтер отер лоб.

- Оба. Управились. Пошла душа в рай…

Помятый в драке, чумазый литейщик бросил следом Жульку, отер руки о траву.

- А землекопы не откроют?

- Не, снесет. Там течение в Реку. Если где и застрянет, то по трубе дальше, тут сроду обходчиков не было. А роют тут уже не первый год, глянь -

Вальтер пнул тачку, та застонав, развалилось - доски прогнили, да и на заступах отчетливая ржавчина, вывалы глинозема поросли сорняками.

Лев, отвернувшись, столкнул ботинком в Тестовку щепку, бездумно смотрел, как она, крутясь, плывет под мост.

- Пошли. Мне еще в училище к восьми. Сам понимаешь, в грязи по уши не поеду.

Вальтер покачал головой:

- Хорошо тебе, в штиблетах по гимназиям чикиляешься… Географию читаешь…

- Читал. Теперь повысили. До инспектора.

- Сироток в угол на горох? Или розгами?

Лев оступился, прихватил Вальтера за плечо, но тут же отстранился, отер ладонь.

- Скорей уж директоров. Ты поменьше языком горох молоти. Передай Аршаку, чтобы перегоняли груз из шестого срочно.

- Добро.

Переход кадра. Средний план. С переходом в крупный. Деталь. Свет естественный.

Полукруглый тоннель коллектора. Кирпичный низкий свод с селитряными разводами.

Слабый круглый свет из колодца - видны узкие поребрики-переходы по краям мутной, тяжелой, желтой воды, которая катит с шумом в темноту, обегая надвое мусорный затор.

Шум постоянный, густой, каменные кольца прекрасно резонируют гул.

Один мешок валяется поперек прохода, тускло различим грязный мех Жульки,

Мешок дернулся, откатился. Внутри рвался, стукал черепом о кирпичи человек.

Мешковина треснула, подалась, расширяя зазор, впились в края окровавленные пальцы.

Януш сел в обрывках, выкашлял кровь, не лицо - месиво, один глаз стянулся в щелку, будто вынули.

В светлых волосах запеклись печеночные сосульки сгустков.

Каминский выгнулся, как гусеница на углях, заперхал разорванным ртом. Перевалился, пополз, напоролся ладонью на расшлепанную жулькину голову.

Волчья губа, осколки клыков, белое в красном. Из сломанной лапы торчала кость. Поблескивали медные бляшки на ошейнике.

Каминский прилег рядом, погладил Жульку по мокрому вздутому боку… шепнул, булькая - с каждым звукам на губах лопалась красная пенка:

- Дя…дя Яша…

Монотонно и непрерывно катила душная вонючая жижа в темноту.

Каминский пополз дальше, в кишку коллектора. Неловко поволок Жульку за собой, потом разжал руку, падаль соскользнула с поребрика, коротко плеснула и все.

Переход кадра. средний

Сгорбленные плечи застили скупой свет. Каминский то полз, то шел, хватался за стены. Куртку сбросил, тащился в рубахе, живот сильно промок.

Он крепко зажимал ладонью горячее подреберье. Пару раз вытошнило желчью. Стоял на карачках, опершись на кулак. Упрямо ковылял дальше.

Тоннель коллектора вильнул вправо. Гнилой отнорок, вверх - железная лесенка, свет, переплет решетки.

Каминский- Белга медленно подтягивался по лесенке, марал кровью сырые ступеньки-плашки.

У полукруглой решетки он замер, ткнулся лбом, жадно “про запас” дышал. За ржавыми прутьями - лопухи, щебенка, прошлогодняя прелая листва.

Ему повезло - решетка не была закреплена по низу. Замычав, он протолкнул ее плечом и наполовину вывалился на землю. Дергаясь, откатился в душные заросли желтиков-одуванчиков.

С трудом разлепил левый глаз.

Пустырь, битые бутылки, мусор.

Приземистый забор, с провалившимися секциями, за ним - чудились в мареве - ровные грядки, облупившиеся ограды, линялые розы на жестяных крестах, серый силуэт гипсового ангела-плакальщика.

Все это меркло, терялось, распадалось и снова плясало невыносимо.

Януш шагнул через забор, согнувшись, и зажимая живот обеими руками.

Сыро подалась под ногами еле заметная тропка Варварьинского кладбища.

Сомкнулись над головой старые вороньи деревья.

Каминский добрался до тлеющей кучи прошлогодних листьев, будто возражая кому-то, внятно сказал:

- Нет.

Скорчился ничком в тесном проходе между могилами.

На утреннем ветру остов проволочного венка царапал табличку с полустершимся именем:

“Степанида Мокеева. Девица. Житiя ей было 19 лет”…

Переход кадра. Общий план

Казарменной зеленой краской вымазанные стены. Немытое окно. Портрет Императрицы в музейной раме с маковкой-короной.