Кот Кортасара - Последняя четверть эфира - Ос поминания, перетекающие в поэму Страница 17

Он хочет взять чего-нибудь крепкого, потому что сегодня суббота жара, он в темном свитере — и у него есть пенсия, как у меня нет пособия по безработице. Но не водку, хоть он и предложил — она дорогая и ее я не люблю. Поэтому дешевого вина. Обычно я пью только по праздникам — но вся моя родня уже разженилась, и я начал уже было приходить в отчаяние, лег на скамью, и тут он вставил свой комментарий про скамейку Афганистана и добавил, что надо бы выпить — хоть и не сразу, а после десяти-пятнадцати минут обстоятельного разговора.

Мы идем к магазину сети «Букет Чувашии» — под этой маркой лет десять назад, мне довелось слышать, продавали отличное и дешевое пиво. Мои зарисовки, скорее всего, можно считать ангажированной рекламой Чувашии — но когда вы хотите сказать «ангажированная реклама», я хочу услышать «патриотизм отчаяния». Я даже не буду жаловаться, что каждый третий автомобиль на улицах Чувашии носит номерной знак Татарстана, а мотоциклист, пока мы шли к пресловутому магазину, подкосился поворачивающей иномаркой, сделал сальто-мортале, приземлился живой и встал. Сам факт наличия данного инцидента только подлил в наши души горького отчаяния, и выпить от этого сладких вин захотелось лишь сильней.

24

Книга, за которую вам нужно взяться, когда вы приедете без предупреждения в Москву в надежде на чудо, чтобы прочесть ее в подвальном этаже КФС у Белорусском вокзала? «Московский дневник» Беньямина. Говорят, что он странно ходил по улицам, а любовь всей его жизни не разделяла к нему ни единого чувства.

Девушка медленно выдыхает — чтобы успокоиться — в единственном гнезде на всем этаже зарядник, с проводком, который витиевато поднимается, чтобы оказаться в гнезде моего Alcatel. Я приобрел его неподалеку, год назад, когда расхаживал по этому городу с Леной и Семеном. Это долгая история.

Мне нравится Тверская, первая, вторая и четвертая, Воробьевы горы, все, что оказалось спрятано за МГУ, Патриаршие пруды, Парк Горького и памятник Маяковскому. Каким-то странным образом, я постоянно оказываюсь у него и прохожу мимо киоска, на котором значится: «Пресса». Я курю те две пачки «Айсбуста», которые приобрел, как только оказался здесь, в первой найденной «Азбуке вкуса». Я живу две ночи в хостеле, путешествую на электричке до Одинцово от Кунцево и обратно.

Кто-то за соседним столом обсуждает жизнь дизайнера-слэкера с хакерскими наклонностями, пока по телевизору крутится «Ho Hey» The Lumineers. В одном из Макдоналдсов встречаются случайно, судя по всему, двоюродные родственники — он приехал в центр из Реутова или Люберец, и ему не больше 13. В город добрался Tele2, и повсюду ходят люди с шарами. Он не ловит в метро, и это смешно. Я вставляю соломинку врученного мне шара в старую таксофонную арку. В очередном кафе мне звонит двоюродная сестра (и разве это тоже не встреча?), которой нужна помощь в одолении малвари на ноутбуке — я замечаю, что в Москве, и этот звонок будет дороже обычного.

Моя чебоксарская жизнь расписана, как только я ворвался в Москву, а приятель улетает в Париж, и никогда не оставит мне квартиры — там живут его двоюродный брат с невестой. И разве не учат людей предупреждать о чем-то, строить планы? В хостеле Исса курит крепкие «Кент» и учит меня жизни и некоторому традиционализму. Чтобы пошел кипяток, надо придерживать кулер. Вайфай плохо ловит, но это проблема моего телефона. В Москве не нужны концепт-художники. Я же читал про ракету у выхода из ВДНХ в «Омон Ра». В курилке Москвы-Сити парень злободневно что-то подметил. Девушка на станции знает, что в этих сигаретах есть шарик, который можно лопнуть, чтобы усилить вкус.

Я сижу в зале ожидания, и слышу, как старушки спереди, собравшись в группу, обсуждают что-то на чувашском. Улыбаюсь почему-то и достаю скетчбук.

25

Мы с Леной сидим в беседке РПБ.

— Странно, наверное, но я не хотел бы менять что-нибудь в этой жизни.

— Я тоже.

Лена вспоминает случай с бананами, очевидцей которого никогда не была по-настоящему, и фразу героя Пенна перед снежным барсом «А, может, и не надо щелкать», которым я пытался успокоить ее после того, как выяснилось, что она засветила пленку фотоаппарата в морозное зимнее утро. Несмотря на то, что мои слова возымели совсем противоположный эффект, она возвращает мне долг.

Из динамика ее телефона звучит «Weight of the World» Editors, которые мы слушали в плацкартном вагоне по дороге в Москву.

— Лазарев, ты чудо.

Как йогурт.

26

— Молодой человек, в вашей повести есть что-то эсхатологическое.

— Я вас не понимаю.

— Вот, страница 37. Два человека идут под дождем после того, как Лена поехала домой. Завязывается разговор про «Мартина Идена», который повествует об имени главной героини:

«- Вроде Руфь, да? — спросил я.

— Рут, — ответил он.»

— Это были разные переводы.

— Вы намекаете на то, что смена имени персонажа от издания к изданию изменяет и его возможные, заведомо неизвестные, качества.

— И где же здесь эсхатология?

— Неужели вы не видите? После событий первого перевода героиня проживает события второго, но с именем, которое отражает скорбь и отчужденность, которые поселились в ней после первого прочтения. Из мягкой и покладистой Руфи посредством самоубийства Идена она становится Рут. А если есть трансформация, то выходит, что и самоубийство Идена символично и несет в себе тень навсегда покинутого рая.

— Вы правы. Иден несет себя к воде, на самое дно, к началу времен. Он бежит от тоски, как бежали люди из рая. Неудивительно, что ветхозаветный потоп пытается стереть с Земли неудачный людской род. Иден сам привносит себя в жертву. А Иисус, Иисус во всем этом последующем действе символизирует полунадежду Бога — не зря же Иисус ходит по воде: он не боится ее, он с ней несовместим, как был несовместим Моисей, как несовместимы горящие кусты.

— Выходит, что Иден был не более, чем свиньей, в которую закрался сам черт.

— И он летел в море и довольно похрюкивал!

27

Теперь я понимаю сон.

За мной гнались и хотели усыпить. Я бежал далеко в поле, прочь от деревенского дома, у которого был в детстве покусан осами. Я бежал к реке, Унге, но на ней стоял паровоз. Я забежал внутрь, паровоз превратился в огромный ковчег, я спрятался в его дальней части и стал ждать. У меня была соломинка, через которую я мог дышать при случае, и сбежать потом как крыса с корабля. Но в дверях показалась моя тетя. Она посмотрела на меня. Я понял, что меня усыпляют, и заснул вечным сном, пока наконец не проснулся.

— Что это значит, в вашем представлении?

Я не могу сбежать. Ни на паровозе, ни на ковчеге, ни крысой, ни рекой.

— Почему же вас усыпили?

Я не мог окончить себя сам. Это было бы в корне неверно.

— Теперь я понимаю. Другой разрешил вашу проблему за вас. Потому что вы не можете действовать в ситуации с Леной. В ситуации с миром. Ваша излишняя правильность не позволяет вам стать полноправным участником жизни. И вам остается лишь спать.

Что мне делать, доктор?

28

Дождь стремительно стучит по окнам и крыше. Я стою на балконе восемнадцатого этажа. Он открыт. Я смотрю на воду, которая затопила город, который я когда-то исходил вдоль и поперек. Я пришел сюда вчерашней ночью. Рядом со мной стоит девушка. Вода поднимается все выше. Где-то вдалеке видны башни зданий, которые чудом не поглотило море. Я курю, в пачке осталась одна сигарета. Из отверстий у основания льется вода, она падает вниз, и я слышу, как она звонко вбивает себя тремя этажами ниже в окружающую нас стихию. Девушка дрожит. Я накидываю ей на плечи плащ, и она робко говорит спасибо.

Иногда я вожу карандашом по бумаге, и на ней появляются люди, которых я знал когда-то. Когда черты их становятся настоящими, из моих глаз беспомощно текут слезы. Я складываю наброски в сумку и смотрю вперед. Гром не гремит. Я слышал его эхо позавчера, посреди ясного неба, когда в сумерках сверкнула молния.

Бывают минуты, когда мне хочется броситься вниз. Но чаще всего я хочу вспомнить то, что забыл навсегда. Я начинаю путешествовать в мыслях по прожитым дням и местам, карту которых выстраиваю по-новой каждый раз в своей голове. Я очень хочу вспомнить мелочи. Вспомнить надежды, с которыми вступал в новый день давным-давно, вспомнить слова, которые произносили незнакомцы, вспомнить их голоса. И еще я пытаюсь вспомнить свои сны. Сны, в которых была Лена и которые я забыл. Я знаю, что они были.

Под водой навсегда скрыты беседка и железнодорожный вокзал, двери университета. Мой дом стоит под водой, море поглотило бульвары, проспекты и скверы, многоэтажки и телеграфные столбы, аллеи и парки, торговые центры и подземные переходы. Больше нет ни троллейбусов, ни черного кота, которые забрался на меня однажды и смотрел на закатное солнце. И нет людей, которых я любил.

Вокруг лишь вода. Девушку клонит в сон. Вода доходит до колен. Она смотрит на меня, затем усаживается на край балкона, поджав ногу. Что-то черное плавает вдалеке. Я смутно узнаю в силуэтах лебедей и улыбаюсь. Остался лишь один вопрос, который я так и не задал ей когда-то. В день, когда сбежал. Я достаю из пачки последнюю сигарету и спрашиваю у девушки ее имя.