Жизнь в эпоху перемен. Книга первая - Станислав Владимирович Далецкий Страница 19

Вечерами, ложась спать после чтения книг, Ваня частенько слышал, как Фрося проскальзывала через гостиную в комнату отца, и там долго слышались вздохи, тихие неразборчивые слова и скрип отцовской кровати. Жизнь отца после смерти матери Вани, кажется, вполне наладилась, а вот для него, мальчишки восьми лет, отцовского внимания и занятости не хватало, и Ваня постепенно замыкался в себе, становился молчаливым и задумчивым, что совсем не соответствовало его возрасту и характеру: открытому и общительному, но самостоятельному и независимому.

В середине лета приехал в гости брат Иосиф, который был старше Вани на семнадцать лет, жил в Петербурге, служил на государевой службе мелким чиновником, потому и не смог приехать на похороны матери, о чём известил его отец письмом, пришедшим Иосифу через неделю после кончины матери.

Иосиф, весёлый и жизнерадостный человек жил тоже одиноко в Петербурге, но имел множество друзей-приятелей, перспективы повышения по службе и собирался осенью заключить брак по взаимности, на обеспеченной дочери столичного купца.

Иосиф растормошил тихое житьё в усадьбе, постоянно таскал Ваню на село: то в лавку, где покупал ненужные обновы для Вани и сестры Лиды, то в гости к этой сестре и там возился с её сыном, то вместе с Ваней сидел на берегу речки с удочкой и радовался каждой пойманной рыбёшке словно чему-то необыкновенному. На отцовой коляске с соседской лошадью и соседом-кучером Иосиф свозил отца и брата в город, где купил Ване несколько детских книг, а после сводил всех к фотографу, который сделал памятные фото отца с двумя сыновьями.

Станислав – второй брат Вани, поначалу тоже жил в Петербурге, где закончил университет, а потом переехал в Москву, где работал учителем в престижной гимназии, имел семью с двумя детьми и уже три года не появлялся в родной усадьбе, чему Иосиф сильно огорчался.

– Давайте съездим вместе в Москву, – навестим братца, сходим в театр, а потом вы вернётесь сюда, а я поеду из Москвы в свой Питер, – несколько раз предлагал Иосиф отцу, но тот отнекивался, что стар уже для таких поездок, а Ваня ещё мал, чтобы одному из Москвы возвращаться домой.

– Небось с Фроськой заниматься ты ещё не стар, – как-то не сдержался Иосиф при Ване, на что отец гневливо вскинулся было, но остыл и пригласил старшего сына к себе в кабинет для разговора без Вани. О чём они там договорились Ване было не известно, но брат больше не попрекал отца связью с Фросей, да и с самой Фросей стал вести себя учтиво, хотя по приезду обращался с ней, как и положено обращаться дворянину с прислугой.

Много лет спустя отец как-то рассказал Ване: к тому времени уже Ивану Петровичу, что он объяснил сыну Иосифу про свои отношения с Фросей не как с содержанкой-прислугой, а по зову души и тела и если бы не эта простая, но заботливая и тактичная женщина, то он, Пётр Фролович, уже давно ушёл бы вслед за матерью на погост. Иосиф это понял и по доброте характера простил отцу отношения с Фросей: ну не жениться же, в самом деле, отцу на старости лет на какой-нибудь вдовой дворянке, – так сказал Иосиф отцу в тот свой приезд на родину.

Иосиф провёл в усадьбе лишь неделю отпуска, что ему дали на службе и отбыл обратно в Питер, а Ваня потом долго вспоминал весёлого старшего брата и сожалел, что им не пришлось жить вместе в усадьбе: то-то было бы весело и просто коротать время вместе с таким братом, а не мыкаться в одиночку по усадьбе, не зная чем заняться.

Детское время тянулось долго, но проходило быстро. Кончилось лето и Ваня пошёл в школу уже учеником второй линии. Когда у крестьян закончились полевые работы осени и наступило трудовое затишье по непогоде, Ване удавалось иногда встретиться с друзьями и предаться их прежним забавам, но с той рассудительностью, что появляется в крестьянских детях, когда они начинают работать на семью.

Урожай в этом году не удался из-за засухи, редкой в этих местах, кормов скоту и птице тоже не удалось запасти достаточно и для крестьян и скота предстояла трудная и голодная зимовка до первой зелёной травы по весне для скота и первого урожая овощей с огородов – для крестьян. Такое бедственное состояние жителей села не очень располагало к детским играм, но возраст брал своё и ребята втроём уединялись где-нибудь на опустевшем гумне, играли в казаков-разбойников, если не было дождя, или Ваня заново учил друзей чтению по книгам, что приносил с собой – за лето его друзьям так и не удалось поучиться чтению, но они быстро вспомнили старое и к ноябрю уже бойко читали букварь, чему Ваня был искренне рад, считая себя их учителем.

VI

Зима на селе прошла впроголодь для людей и скота, но весна выдалась ранняя и бурная, снег сошёл уже к апрелю, на лугах вылезла зелёная травка, и оголодавшие коровы, подкормившись свежей травой, стали пополнять крестьянский стол молоком и село ожило.

За зиму несколько семей, из самых бедных, уехали на свой страх и риск по переселению в Сибирь, что была далеко за Уральскими горами. Что с ними стало дальше никто не знал, по причине полной неграмотности уехавших бедняков.

Федин отец тоже было затеял переезд, но опомнился и остался на селе, а зря: по весне, когда шла посевная, пришло письмо в село старосте от одного из уехавших крестьян, писанное рукой другого грамотного человека, и в том письме говорилось, что три семьи из села поселились на юге Тобольской губернии, где им сельским сходом была выделена земля, лес для постройки домов, а на подъёмные от правительства деньги удалось купить коров и, судя по всему, жить в Сибири будет лучше, чем в родном селе, чего этот мужик желает и всем своим родичам.

Письмо это прочитали на сходе и решили по осени, когда справятся с жатвой, послать гонца в Сибирь разузнать получше, что и как, и, если в письме правда, то и другим беднякам последовать в Сибирь, ибо жить здесь становится хуже и хуже. Окрестные земли, что ранее принадлежали помещикам, продавались ими сомнительным людям с деньгами, добытыми неправедными путями: ростовщичеством, питейными заведениями и спекулятивной торговлей. Часто покупателями этих земель являлись жиды из ближних местечек, которые