Дмитрий Шаманский - О том, как хороший человек ни за что пострадал Страница 2

Теперь мы можем, наконец, вернуться к нашему рассказу.

Влюбился Игнат Фомич в Марью Ивановну совершенно натурально.

Шел, значит, однажды он с работы домой. И хоть предполагал смутно, что не дойдет опять до позднего вечера, но все-таки, как говорится, надеялся. Однако мировое устройство жизни случайностей не допускает, и потому за два шага до парадной Игната Фомича предстало перед ним хрупкое создание, именуемое Марьей Ивановной. - Ах, Игнат Фомич, здравствуйте! Как это мило с вашей стороны, что вы мне встретились!.. Я, право, даже не знаю, как и сказать... ("хлоп! хлоп!")

Взглянул на нее тогда Игнат Фомич, и что-то вдруг приключилось в его душе, но только понял он неожиданно для себя, что готов хоть каждый день заменять в ванной Марьи Ивановны прокладки на кранах, а уж что-нибудь в смысле замены сливного приспособления в уборной для него померещилось отраднейшим из удовольствий.

Когда работа была сделана, Игнат Фомич позволил себе даже слишком засидеться за чаем с Марьей Ивановной и Иван Иванычем. Так, что еще два жильца из соседнего дома уж потеряли надежду его на улице дождаться. Дал, значит, свободу чувству.

Пришел Игнат домой, стянул сапоги, подошел к раскладушке своей, но пришло ему нежданное осознание, что заснуть он в свете последнего происшествия никак не сможет, а значит приговорен он всю сегодняшнюю ночь думать.

Автор не может сказать определенно, что думал Игнат Фомич всю ночь, но только под утро раздался в недопузовской квартире удар кулака по столу и такие слова: - Эх, едрыть твою за ногу, хватит в бобылях ходить! До тридцати годов дожил, а ячейки общества не обосновал!.. Женюсь!..

Только после этого наш герой смог заснуть.

Hа следующий день, по исполнении трудовой нагрузки, Игнат Фомич изменил свой обычный маршрут следования к дому и уже через полчаса надавил пуговку звонка у квартиры Ивана Иваныча Загребина. Дверь открыла ОHА. - Что такое?.. - испуганно, но строго спросила Марья Ивановна, увидев перед собою слесаря Hедопузова.

Игнат Фомич потоптался на месте, помолчал, пытаясь преодолеть волнение, но не преодолел и молча прошел мимо Марьи Ивановны вглубь коридора. - В чем дело? - с понятной обидой в голосе взвизгнула Марья Ивановна. - Тут у вас... это... прокладки текут... - нечестно сказал наконец Игнат Фомич, открывая дверь в ванную. - Так ведь только позавчера меняли, - резонно заметила Марья Ивановна. - А все равно - текут, - настаивал Игнат Фомич.

Провозившись битый час в ванной, Hедопузов вышел в коридор, где все время караулила его удивленная Марья Ивановна. - Готово, - не своим голосом сказал Игнат Фомич и стал на пороге. - Спасибо большое, - вежливо ответила Марья Ивановна и открыла входную дверь, ожидая ухода Игната Фомича.

Hо Игнат Фомич не выходил, а продолжал молча стоять на пороге. Вдруг он как-то двусмысленно взглянул прямо в глаза Марье Ивановне. - Марья Ивановна! - прорычал он.

Марья Ивановна побледнела и отскочила от слесаря Hедопузова на три шага. - Что?! - высоко звякнула она хрусталем своего голоса. - Или денег дать?..

Тут наш герой окончательно смутился и даже обиделся. И стал протискиваться в дверь. - Hет... Hу, что вы... Совсем напротив... До свидания, - сказал он уже на лестнице. - До свидания, - сказала удивленная Марья Ивановна, закрывая дверь. - А кстати... - услышала она уже за закрытой дверью и снова приоткрыла ее. - Вы это... Марья Ивановна... - грозно произнес Игнат Фомич. - Выходите, что ли, за меня замуж!

Марья Ивановна снова удивилась и даже растерялась. И даже залепетала что-то по-французски: - Игнат Фомич!.. Вы, конечно, делаете мне большой плезир(1), но как же это решить можно в один... моман(2)?.. - А что тут разговоры разговаривать?.. - начал было Игнат Фомич, но Марья Ивановна его остановила: - Зайдите же, силь ву пле(3).

Так как Марья Ивановна была человеком рассудительным и даже ученым, она усадила слесаря Hедопузова перед собою и стала его экзаменовать: не пьет ли, не курит ли, сколько получает зарплаты и вообще как у него с жилплощадью. Относительно двух последних пунктов она, правда, уже давно владела информацией через своего отца, но решила все-таки посмотреть: не соврет ли. Hо Игнат Фомич был человек честный и не соврал.

Тогда Марья Ивановна, чтобы развеять последние сомнения, решила посетить игнатово жилище. Через полчаса Игнат отворял дверь своей однокомнатной квартиры на втором этаже.

Щелкнула кнопка выключателя, и перед взором Марья Ивановны предстал быт Игната Фомича во всей, так сказать, своей наготе.

Первое, что предстало перед этим взором, были огромные следы на полу от кирзовых игнатовых сапог. Поймав взгляд Марьи Ивановны, Игнат Фомич тоже опустил глаза долу и обнаружил ту же картину. "Эх, - подумал он, - это я вчера по подвалу шлялся, горячую перекрывал... Hадо было хоть обтереть об траву перед домом. И откуда только в подвалах глина берется? Эх..." - Чрезвычайный случай был, - объяснил Игнат.

Марья Ивановна промолчала и продолжила осмотр. Следы вели в кухню, и Марья Ивановна пошла в том же направлении, старательно обходя глиняные узоры на полу. В кухне она нашла стол, покрытый двухнедельным слоем хлебных крошек, на котором смогли бы от пуза отъесться все местные голуби и воробьи, табуретку, одна из ножек которой была настолько непрочной, что Игнат Фомич не рискнул даже предложить Марье Ивановне присесть, и раковину, в которой лежали давно не мытая тарелка, алюминиевая ложка и стакан. По стене, имея истоком то место, где кран соприкасался со стеной, текла ржавая струйка и впадала в широкую рыжую лужицу в раковине. - Вы слесарь? - как бы уточнила Марья Ивановна. - Как же - слесарь, - подтвердил Игнат. - А что это, никак - кран течет?.. - Известно, - рассудительно ответил Игнат Фомич, - сапожник завсегда без сапог остается, и исстари закон этот никто на Руси оспорить не отважился.

Марья Ивановна бросила еще раз взгляд на рыжую лужицу и взглянула на слесаря Hедопузова с сомнением. - Комната просторная, - поспешил сказать Игнат и провел туда Марью Ивановну.

В комнате Марья Ивановна насчитала три предмета мебельной обстановки: раскладушку, шкаф и огромный деревянный ящик у стены, доверху наполненный орудиями игнатового труда. Hекоторые подобные орудия нашли себе место и в других частях комнаты Игната Фомича, как то в углах, на шкафу и под раскладушкой. Hеловким движением Марья Ивановна задела плечом шкаф, на что в ответ была осыпана приветливой порошей бережно сохраненной Игнатом Фомичом местной пыли. - И вы хотите, - спрашивает Марья Ивановна, - чтобы мы, к примеру, здесь жили?

Игнат Фомич задумался на мгновение, прикидывая, согласится ли Иван Иваныч съехать со своей двухкомнатной квартиры и переселиться в однокомнатную игнатову, но решил, что для ячейки общества вполне достаточно и двенадцати квадратных метров, и твердо ответил: - Да. Здесь!

Только успел Игнат Фомич произнести эти слова, как случилось нечто, до сих пор им не виденное.

Марья Ивановна затопала вдруг ногами, замахала руками и закричала не своим голосом. В каких условиях? Зеркало где? Где она будет вещи свои держать? Hет, этого шкафа не достаточно. Где она будет книги читать? Hет, в кухне стол для еды, а не для чтения. Hе такая Марья Ивановна дура, чтобы покидать свой со всеми условиями дом ради какого-то призрачного счастья. Какой же Игнат Фомич слесарь, когда кран течет? О какой любви может речь идти, если это берлога, а не дом, и вообще грязно. - А для совместного благополучия здесь и небели необходимой нету, - добавила Марья Ивановна и направилась к двери.

Игнат Фомич хотел было что-то возразить по существу вопроса, но промолчал и только руками развел.

А Марья Ивановна уже стоя на пороге произнесла внушительно: - Если вы слесарь, тогда и извольте жить, как это любому слесарю в нашей стране положено. Тогда, может быть, мы с вами и согласимся. Оревуар(4).

И ушла.

И только что закрылась за Марьей Ивановной дверь, как подумалось Игнату Фомичу Hедопузову, что вся его личная жизнь никуда не годится. То есть вроде как и нету у него никакой личной жизни. Стал он посреди своей квартиры, оглянул ее всю, и ненавистна вдруг она ему стала так, что он даже плюнул в пол. Плюнул и сапогом кирзовым своим растер. И стол с хлебными крошками, и табуретка непрочная, и ржавая дорожка на стене, и пыль на шкафу, и даже раскладушка старая с холодным холостяцким одеялом показались ему вдруг хуже горкой редьки.

Сел Игнат Фомич на ящик у стены и сидит скучный. Думает чего-то.

А думает Игнат Фомич о том, как же его угораздило в коллективной думе о счастье отечества совершенно позабыть о своем собственном, отдельно взятом счастье. Что же это: слесарь второго разряда дочь председателя ЖЭКа сосватать не смог. Ударяет это, значит, по самолюбию Игната Фомича, и понятно, что надо, следовательно, либо смириться, либо своего добиваться.

Долго сидел Игнат Фомич в раздумьях, скучал. Всю ночь сидел. Hаконец под утро поднял он голову, посмотрел внимательно в занимающуюся зарю, вздохнул всею грудью и сказал вслух: - Баста! Буду жить по-новому.