Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл Страница 20

за тихую контрреволюцию» 56.

Помощники Брежнева назвали отчет Ганзелки и Зикмунда «антисовет-

ским». Для функционеров средней руки это была команда «ату!». Как вспо-

минает Иржи Ганзелка, «еще недавно работники ЦК КПСС, (Колесников,

Громов, Удальцов), связанные с Чехословакией, относились к нам с очень ис-

кренней дружбой. В 1967 мы с моим другом с семьями полетели на отдых в

Крым и по пути сделали остановку в Москве. Встретив Колесникова и Удаль-

цова, я не мог поверить глазам. Ледяные лица! На мое приветствие даже не

кивнули. Как будто не они когда-то с двух сторон обнимали меня. Я спраши-

ваю: “Что случилось, скажите!” – “Ничего не случилось”. И снова ледяные ли-

ца» 57. Ганзелке и Зикмунду закрыли въезд в СССР.

Тысячи страниц документов, записей, набросков, битком набитые ящи-

ки фото- и киноматериалов из самого важного в их жизни путешествия, в та-

ких масштабах никому до сих пор не удававшегося, похоронены в подвалах

их домов в Праге и Готвальдове. Когда войска союзников по Варшавскому

договору войдут в Чехословакию, в Москве академик П.А.Капица, друг путе-

шественников, скажет сыну Андрею со свойственной великим людям образ-

ностью: «Видишь, большому медведю надо наступать на яйца осторожно…»58

Фотографии к главе 2

Город Зима. С семьей сибирского шофера Андрея Дубинина (в центре с внучкой) –дяди Евгения

Евтушенко.

Леонид Брежнев чешским путешественникам: «Мне известны все разговоры, которые вы

вели от Владивостока до Москвы…». 1964

«Мы понимаем, тяжело привыкать к друзьям, которые хотят дружбе служить, а не при-

служивать…». Из письма И.Ганзелки и М.Зикмунда Л.И. Брежневу. 1968

Иржи Ганзелка с автором книги в Сибири весной 1964…

…и в Москве четверть века спустя (1989).

Руководители Чехословакии Олдржих Черник, Александр Дубчек, Людвик Свобода, Йозеф Смр-

ковский, Прага, 1960- е годы

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «А если все не так?»

Брежнев пишет Дубчеку «личные письма». «Выходи из партии или

выполняй принятое решение». «Мир идет огромными шагами впе-

ред…» Бовин и Сынек на перроне Чиерны-над-Тисой. Как Шелест

получил «Обращение пятерых». Экономист Лисичкин: «Своих дру-

зей предали…» На иркутском партийном пленуме. Что думали о

чехах и словаках в КГБ. Ночной разговор с директором атомного

комбината в Сибири

Психические напряжения и расстройства в разной степени испытали

чехи и словаки, когда ночью, в полном неведении, проснувшись от грохота,

от телефонных звонков, от стука в стены соседей увидели за окном танки.

Есть соблазн собрать кричащие документы эпохи, и это кто-нибудь сделает,

но и без них можно представить, что значило для старшего поколения, кото-

рое помнило Мюнхен 1938 года, проснуться в 1968-м и снова увидеть во-

шедшие ночью чужие войска. Неуместно здесь играть словами, но что де-

лать, если для людей, для очень многих, свет танковых фар в той оглуши-

тельной ночи был как приход конца света.

Из воспоминаний, мною записанных, для начала приведу рассказ Иржи

Ганзелки.

«…Все как в лихорадке. Мы видели, что-то готовится, руководство пар-

тии заседает почти беспрерывно, стало недоступно, со всех сторон приходят

новости, самые противоречивые. Говорят, советские войска уже на границе,

готовы войти; волнение в обществе огромное. Никто не думает о работе, все

становится второстепенным. Последние дни перед интервенцией как один

лихорадочный сон. Я несколько раз был у председателя Госплана Франти-

шека Власака, к нему стекались новости. Люди собирались и обменивались

информацией. Много сообщений, путанных, ненадежных, все смешивалось,

никто ничего толком не знал.

Двадцатого августа хуже всего. Непонятно, что делать. Не все верят, но

все знают, что войска в полной готовности. Я среди тех, кто исключает воз-

можность военного вмешательства; все-таки есть Варшавский договор, за-

прещающий что-либо подобное. И когда Брежнев на прямые вопросы в Бра-

тиславе отвечал – “ваше дело”, это означало, во всяком случае, что войска к

решению проблем привлекаться не будут. Хотя сам он уже прекрасно знает,

что предстоит. У нас готовится чрезвычайный 14 съезд КПЧ, прошли выборы

делегатов. Большинство – сторонники дубчековских реформ, съезд наверня-

ка поддержит новый курс. Москва торопится опередить, сорвать работу

съезда.

День 20 августа я провожу в обществе старого друга. Отто Клички, он

заместитель министра иностранных дел, известный у нас человек, опытный

дипломат. Мы с женой и Отто приглашены в резиденцию югославского

посла. За столом те же разговоры, что повсюду: войска придут, не придут.

Оба собеседника реалисты, а я выгляжу наивным, каким, впрочем, бываю ча-

сто; хочется верить, что нравственность в политике все же существует,

должна существовать.

Думаем, что делать, если войска придут. Югославский посол уверяет,

что в такой ситуации, случись это в Югославии, все здоровые мужчины,

натянув тяжелые сапоги, с рюкзаком за плечами ушли бы воевать в горы. Мы

с Отто другого мнения. У нас такого не будет, наши люди уважают человече-

скую жизнь. Если в конфликтной ситуации кровопролитие можно исклю-

чить, чехи до последнего стараются договариваться. К тому же мы надеемся,

почти уверены, что это только угрозы, а на деле между нашими народами

серьезного конфликта быть не может. В 22 часа 30 минут в резиденцию

посла по специальному передатчику приходит сообщение из Белграда; вой-

ска на пути в Прагу. Это канал связи югославского министерства иностран-

ных дел со своими посольствами по всему миру. Мы были так взволнованы,

что вряд ли я вспомню первую реакцию. Реакция у всех одна: они уже здесь!

Мы решаем разойтись по домам. Друзья будут звонить, надо что-то де-

лать, каждый хочет быть у рабочего или домашнего телефона. Быстро про-

щаемся и пешком идем домой. Было около половины двенадцатого ночи, ко-

гда на улице послышался гул. Это шли низко над Прагой тяжелые “Антоно-

вы”. Гул страшный, мы с женой идем молча. Самолетов почти не видно, они

летят с погашенными огнями, различить можно темные тени, плывущие по

небу, как стая больших рыб в воде.

Дома я звоню друзьям, говорим коротко: знаешь? – не знаешь? Вся Пра-

га висит на телефонах. Я звоню в Готвальдов Миреку, но не застаю; очевид-

но, он у друзей. Около половины первого или в час звонит старый друг Ми-

рослав Елинек, главный редактор “Млада фронта”. Скоро он подъезжает к

нам. Мы знаем, до утра спать не будем, быстренько перекусываем и догова-

риваемся, как поддерживать связь, когда город будет оккупирован, где ис-

кать друг друга.

Мы жили На Мичанце, это возвышенность над городом. Стоим на тер-

расе, видим небо и весь город. В домах зажигают огни, и около часа ночи вся

Прага освещена. В половине первого от аэропорта по Ленинскому проспекту

загромыхали танки. Колонны танков. К рассвету они идут в 300–400 метрах

от нашего дома. А когда рассвело, танки оказались совсем близко, один стал

шагах в пятидесяти. Орудия у всех направлены в сторону города. А на том,

что к нашему дому ближе, башня начала вращаться, и жерло уставилось на

террасу, где мы стояли» 1.

Москве все виделось иначе.

Никто не ожидал от чехов такой дерзкой, прямо-таки вызывающей

оценки пройденного вместе пути: «Перед экономикой выдвигались нере-

альные задачи, трудящимся давались иллюзорные обещания. Эта ориента-

ция углубляла неблагоприятную, не отвечающую национальным условиям

структуру производства, тормозила развитие услуг, вела к нарушению рав-

новесия на рынке, ухудшала международное положение нашей экономики,

особенно условия обмена нашего национального труда с заграницей, и в

конце концов должна была валиться в застой…»

Это из апрельской «Программы действий КПЧ».

Как они смеют так писать?

Они кто – югославы? Румыны? Китайцы?

Оставлять такие выпады без ответа Кремль не мог, если так пойдет,