Сергей Зайцев - Неистребимый. Трилогия Страница 20

Свет перед глазами померк. Боль нарастала и нарастала, спицы погружались в череп, выжигая мозговую ткань. Мука была нестерпимой, а я не мог даже пошевелиться – я окончательно потерял контроль над своим телом, оно начало растворяться. Никогда не испытывал ничего хуже этой пытки. Силы неба, как же это было жутко больно! Я сходил с ума от невыносимого страдания, и у меня не было выбора, как только пройти через него… или умереть. Я страстно желал потерять сознание, чтобы уйти от этой боли, но мерзкая сила не позволяла мне этого.

Это длилось долго. Страшно долго. Тело растворилось бесследно, остался лишь обнаженный, беспомощный мозг, терзаемый демонами Зла в кромешном мраке.

Прошла вечность…

Когда боль стала неотъемлемой частью моей сущности, нечто наконец выпустило из своих страшных когтей мое измученное «я». Но ненадолго. Мрак растаял, стек грязными потеками талого весеннего снега, обнажив за собой сплошную непроницаемую стену безликой серости, абсолют бесстрастности, еще более жуткий, чем предшествовавший мрак. Я погрузился в нее целиком. Голый разум, подвешенный в пустоте на ниточках повиновения. Мысли без образов, света и красок, уходящие как вода сквозь песок, – это было все, что во мне осталось после сита боли и страдания.

Самым невероятным было то, что после убийственной атаки мрака я начал медленно приходить в себя, словно алгоритм замены где‑то дал сбой. Этим следовало воспользоваться. Нужно было как‑то пробиться сквозь это… защитить себя тем, что у меня осталось, еще осталось, – силой самой мысли, противопоставив ее враждебной силе серости. Ведь теперь, когда боль отпустила, я мог мыслить… Но…

Что‑то внутри меня изменилось. Ощущение это пришло вдруг, и я лихорадочно пытался понять – что… Я не успел, все происходило слишком быстро, мысль не успевала за процессом.

Щелчок. Вспышка света. Мрак. Новый удар адской боли.

После могильной серой тишины ощущение тела обрушилось лавиной – рев крови, струящейся по артериям, громовые удары сердца, судорожные спазмы мышц. Оглушающий грохот собственной плоти.

Еще щелчок. Хлынул ослепительный свет, краски, образы. Прожитые годы замелькали перед глазами ярким калейдоскопом. Странный шепот окружил, окутал со всех сторон: «Изменение… чистка… упорядочение…»

Замена!

Программа, заложенная в мозг шептуном, набирала силу. Слова и мысли, впечатавшиеся в мозговую матрицу за двадцать пять прожитых лет, вымывались невидимым ревущим потоком из отведенных под них ячеек мозга и уносились прочь, поглощаемые монолитной серостью.

Я кричал и рвался из сковавших меня пут. Но воспоминания блекли и исчезали, а на их месте возникали новые, чуждые мне, быстро укоренявшиеся в сознании, торопливо пускавшие в глубь личностной ткани ростки странных образов и ассоциаций…

Борьба еще не закончилась – внезапность нападения уже миновала, и мозг, оправившись от потрясения и шока, напряженно искал пути защиты. Я сражался за каждый образ, отчетливо понимая, что еще немного – и мое нынешнее «я» перестанет существовать. Поток серости жадно заглатывал участки сознания один за другим, скорость его все нарастала. Жизненная картина моей личности стремительно переписывалась заново.

Мазок серой кисти: «Родился на Шелте, в грязных трущобах западных окраин Города…» Нет! На… Мучительное усилие. На… Нове‑2! Еще мазок. Еще несколько – торопливых, липнущих намертво: Шелта, Город, пандемия, мутация, галты, галты, галты… Ощерившийся мрак, рвущий сознание… Координатор, осевые, портовики, охотники, кровавые фрайдены… шары‑хищники, шептуны, банконосцы, кандидаты в профи… Бред!

Следующий стирающий мазок серой кисти, обнаживший более глубокий слой личности, – Нова‑2, лорд‑архитектор Никсард‑старший, замок Роз, слуги, чемпион Красного года, имплантация, ферма…

Разум взбрыкнул.

Это еще что?! Что‑то странное, но как будто мое…

Вымывающий поток не дал мне это обдумать, вырвал и унес. «Ложь, ложь», – настойчиво шептала серость.

Если… Если я сейчас не придумаю, как с этим справиться… Проклятие!

Новый участок мозговой матрицы растворился в бешеном напоре очередной волны. Мысль давалась с трудом, ее все время приходилось создавать заново. Карточный домик, рушащийся под дуновением легкого, как вздох, ветерка… карта за картой, кирпичик за кирпичиком… Если я сейчас не придумаю, как с этим справиться, то не придумаю этого уже никогда…

Родилась новая мысль. Серая кисть накинулась на нее, стремясь отодрать, растворить, унести с собой, но я вцепился в нее изо всех сил и отбил, сотворив из нее фундамент для своего спасения.

Вот она: «Отгородиться…» Поставить барьер, за которым я смогу укрыться. Я ринулся лепить образ нового Ключа Мобра. Серая кисть рвала образ со всех сторон, как взбесившаяся собака, поедая контуры и краски, я же упорно восстанавливал крупицу за крупицей и укреплял, уплотнял, подгонял. Через нескончаемо долгие мгновения кропотливой, упорной, изнуряющей работы дело было сделано. Мозг превратился в терминал визосети, обычный визор, без которого не может обойтись ни одна семья на Нове‑2, коротая время по вечерам.

Я выглядел теперь так: светлый полированный пластик прямоугольного корпуса, одна из сторон которого – темный экран. Под ним располагалась панель ручной настройки, почти никогда не используемая, но необходимая мне сейчас. Кажется, я сказал «обычный визор»? Нет, визор был очень необычным, даже странным, если смотреть со стороны, – экран его был обращен внутрь. И я, мое сознание, был внутри этого ящика, оставив серую кисть мелькать снаружи в виде калейдоскопа информации.

Получилось! Все‑таки получилось! Новый образ сработал непреодолимым ментальным барьером для серости. Непреодолимым? Я боялся вздохнуть, чтобы не нарушить хрупкого равновесия. Давление на меня еще не прекратилось, но ослабло по крайней мере на три четверти. И теперь я мог получить нужную мне информацию не столь насильственным способом, к какому прибегнула мерзкая тварь под названием шептун…

Мне удалось сделать программу шептуна пассивной, и все, что мне оставалось теперь, – просмотреть ее. Осторожное мысленное прикосновение прошлось по панели управления визора… Ага! Бледные беззвучные видения понеслись по экрану с быстротой молнии, казалось, недоступные для восприятия из‑за своей скорости, но когда я наткнулся на нужный мне кусок, внимание мое мгновенно обострилось и замедлило кадры.

Похоже, далеко не сразу я понял, что информация пошла по новому кругу, так как эти образы уже пытались внедриться в мозг.

Засучив рукава я принялся за сортировку.

Итак, главное действующее лицо в Городе – Шефир, координатор, который олицетворял собой на Шелте высшую власть и правосудие, конечную инстанцию. Раболепное, беспрекословное подчинение – основа его политики. Огромное могущество вследствие каких‑то врожденных талантов… Темное дело, если даже шелтянам эта информация не предоставляется. Далее, Город делится на два района, район портовиков и район охотников, возглавляемые каждый своим начальником – осевыми, Досом Пламя и Линланом Холодом, неукоснительно следующими политике подчинения своему шефу. Я находился в районе портовиков, контролируемом Досом Пламя, – это я уже понял и без шептуна. Кстати, район считался более выгодным, чем район охотников. Пока космопорт функционировал, корабли приносили людей и чужих, обладающих различным общественным статусом на своих мирах и планетах, желаниями и амбициями, до которых шелтянам не было дела, но было дело до их банкосов и их самих.

Особенно ценились люди, для них Шефиром была отведена роль производителей, так как Городу постоянно требовалась свежая кровь. Плачевные последствия пандемии – Гибели, как ее здесь именовали, – состояли в том, что из десяти появляющихся на свет младенцев девять оказывались обыкновенными дебилами, и лишь один обладал талантом какой‑либо пси‑способности. Получив различные паранормальные способности, потомки выживших после Гибели расплачивались теперь поврежденными генами, ответственными за потомство. Именно отсюда шло изменение внешности. Поэтому, несмотря на то, что детей рождалось довольно много, население почти не росло. Идиотов убивали – лишние рты, не способные себя прокормить, никому не были нужны.

Дос Пламя со своими портовиками занимался добычей денег и людей‑производителей. Деньги шли на покупку различной техники, нулевых банкосов и прочих, необходимых и не очень, вещей у заезжих торговцев с других планет. Частично это шло в обмен на продовольствие, поставляемое районом Линлана Холода, занимавшегося исключительно охотой в окружающих Город лесах. Такой порядок был заведен координатором и неукоснительно выполнялся. Но основной доход Город все же получал, торгуя оружием, которое производилось на оружейной фабрике Шефира, контролируемой им лично. По общественному статусу население обоих районов делилось на профи, банконосцев и работяг – фаберов. Последние выполняли всю необходимую грязную работу по Городу, банконосцы за ними присматривали, а профи, боевики, составлявшие у осевых особую гвардию, присматривали за банконосцами.