Анна Камачо - журнал Космопорт Страница 21

Что касается признаков, помогающих понять, что перед нами фэнтези, то этот признак один. Попробуем определить его на простом примере. Вот перед нами две повести Николая Васильевича Гоголя — «Нос» и «Вий». События обеих повестей абсолютно невозможны, однако, никому не придёт в голову называть повесть «Нос» фэнтезийной. Фантастика — да, но не фэнтези! А вот «Вия» любители фэнтези охотно запишут по своему ведомству. Дело в том, что события с носом майора Ковалёва происходят в реальном, материалистическом мире. Все, и персонажи повести, и читатели, и сам автор удивлены, шокированы и даже возмущены происходящим. Гоголь называет произошедшее делом несбыточным и ни с чем не сообразным. Фантастика вторгается в реальную жизнь и производит в ней возмущение. Совсем иное дело повесть «Вий». Появление ведьмы и ожившие мертвецы — дело неприятное, но вполне ожидаемое: «Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, — все ведьмы». Повесть «Вий» при всём правдоподобии деталей, происходит в фантастическом, нереальном мире. Призвав на помощь терминологию минувших лет, можно сказать, что разница здесь в решении основного вопроса философии. Если действие фантастической повести происходит в мире, где первична материя, то повесть будет научно-фантастической, сколь бы ненаучным ни было фантастическое допущение. Если же действие происходит в мире объективного идеализма, то перед нами фэнтези, даже если явных чудес мы не видим.

Разумеется, классификация эта, как и всякая другая, страдает неполнотой. Непременно найдутся произведения, которые будет нельзя классифицировать, причём это будут книги неординарные. Пример — «Мастер и Маргарита», которую одинаково сложно отнести как к фэнтези, так и просто к фантастике.

ОД: Что Вы сами больше всего цените в фэнтези как писатель, есть ли такая творческая задача, которая легко решается в фэнтези, а в НФ — сложнее?

СЛ: Фэнтези — это, прежде всего, красота, удивление, создание нового и необычного. К несчастью, большинство авторов в соответствии с законом Старджона, идут проторёнными дорожками и в результате вместо фэнтези пишут фэнтезню. Эльфы, драконы, магические академии, прочий антураж, созданный другими и давно поблекший, ныне стал признаком не фэнтези, а фэнтезни. Точно также в НФ — бластеры, звездолёты и прочий антураж давно уже никому не интересен и, если оказывается самоцелью, то характеризует ремесленную поделку, а не литературу.

ОД: В основе предложенной Вами классификации — различные мировоззрения, которые создают диаметрально противоположные картины мира — рациональную и иррациональную. Придерживаться одновременно обеих просто невозможно. Но в Вашей литературной практике есть, на мой взгляд, очень удачный опыт совмещения в одном произведении двух типов сознания — научного и иррационального: «Имперские ведьмы». С какими сложностями в отношении этой разницы столкнулись при написании?

СЛ: Это было очень трудно. Внутренний цензор вопил и кусался, приходилось непрерывно бороться с самим собой. А вот современная молодёжь, из тех, кто делает литературу, а не фэнтезню, не видит в таком подходе никакой трудности. Ребята пошли дальше меня, мне остаётся завидовать и радоваться за них.

ОД: Если посмотреть на типичный книжный прилавок отдела фантастики в книжном магазине или виртуальной библиотеки, сейчас явный перевес окажется на стороне фэнтезистов. Значит ли это, что людей с иррациональным мировоззрением сейчас больше, чем материалистов? Почему сейчас произведений фэнтези больше, чем НФ?

СЛ: Помните, у Ильфа: «Думали, будет электричество, будет и счастье. И вот, электричество есть, а счастья нет». В 1960-е годы от науки ждали решения всех проблем. Оказалось, что человеческие проблемы могут решать только люди. Вещь, кажется, самоочевидная, однако, в умах наступило разочарование в возможностях науки и, соответственно, упал интерес к НФ.

ОД: В Вашей собственной биографии можно найти, в какой-то степени, подобные сочетания таких несочетаемых, казалось бы, понятий — с одной стороны — химик, человек не просто строго научно, рационально смотрящий на мир, но точно знающий его на уровне процессов, происходящих с материей. С другой — Вы строите удивительные, философские, притчевые миры «Многорукий бог далайна», «Свет в окошке». Как это в Вас сочетается? Чего больше?

СЛ: Представления не имею, чего больше. И как это сочетается — не знаю. Не дело автору анализировать самого себя. Пускай, если интересно, этим занимаются литературоведы. Моё дело писать, стараясь идти вперёд, а не кружить по истоптанной площадке. И уж тем более, не ковыряться в себе самом.

ОД: Узнать Ваше представление о фэнтези было особенно интересно в связи с тем, что иногда Вас в публикациях называют «отцом русской фэнтези». Как Вы к этому относитесь и как в целом оцениваете современное состояние «литературной дочери»?

СЛ: К своему «отцовству» отношусь с юмором, а современное состояние оцениваю с некоторым скепсисом. Фэнтези стало очень популярным направлением, а всякая мода непременно притягивает прорву мусора. Так было всегда, и в обозримом будущем так и будет. Остаётся вздохнуть и смириться. И конечно, самому писать так, чтобы твои произведения мусором не были. Потом, когда мутная волна схлынет, она унесёт с собой и мусор, а настоящее — останется.

ОД: Много ли, на Ваш взгляд, такого мусора в фэнтези сегодня?

СЛ: Произведение, формально относящееся к фэнтези, но не исполняющее его главную функцию — удивлять, я называю фэнтезнёй. Чуть-чуть фэнтезийного антуража, порой и вовсе позаимствованного у классиков и основоположников, размазывается на толстенный роман, так что под конец становится неясно, что мы читаем. Из этих двух слов: фэнтези и размазня и родился термин фэнтезня. Соотношение фэнтезни к настоящему фэнтези, как всегда, 9:1. Но даже среди 10 % книг, относящихся к литературе, лишь единицы могут считаться полноценным фэнтези. Невозможно удивляться пятьсот страниц подряд. В результате мы имеем бытовой, приключенческий, любовный даже этнографический роман с небольшой фэнтезийной добавкой. Можно ли это называть романом-фэнтези? Сомневаюсь. Причём, сейчас речь идёт о хороших книгах. А если фэнтези в толстом романе или, тем паче, сериале — самоцель, то тут мы и получаем фэнтезню.

Настоящее фэнтези не просто способно, оно обязано создавать новые сущности, а значит, способно на всё. Фэнтезня, будучи разновидностью поп-арта, ходит проторёнными дорожками и может лишь перепевать созданное некогда основоположниками.

ОД: Позволю себе не согласиться в отношении сериалов. Например, циклы романов, на мой взгляд, могут вполне отвечать высоким литературным запросам. Не будем обращаться к классикам, которые тоже писали многотомные романы-фэнтези, упомянем нашего современника — Анджея Сапковского.

СЛ: Сапковский может написать лучше или хуже, но он пишет сам по себе, никому не подражая. А если стараться написать как Сапковский, то непременно напишешь хуже Сапковского и вылетишь куда-то на обочину. Если уж ставить перед собой образец, то пусть это будет Гоголь или Рабле. «Замахивайся на большое», — как сказал некогда Роман Подольный.

ОД: Фантастика в целом, и фэнтези в частности, объединяет вокруг себя довольно много разных социальных явлений: клубы любителей литературы, конвенты, специализированная пресса — журнал «Космопорт» в том числе. Одной из самых активных групп читателей остаются ролевики — читатели, которым недостаточно лишь воспринимать прочитанное, но интересно воссоздать, реконструировать художественный мир наяву. Среди них больше поклонников фэнтези, нежели НФ. Об этом существуют различные мнения — от восторженных, до резко негативных. Порой настороженно к этому относятся, например, родители молодых людей. Как постоянный участник конвентов такого рода, как писатель и одновременно как папа и дедушка, расскажите об этом подробнее. Если ли основания опасаться взрослым и родственникам?

СЛ: Основания опасаться за детей и внуков есть всегда. Но в среде ролевиков опасность для неокрепших душ — минимальна. Ролевики — люди увлечённые, а такие не станут причинять вред неофитам. Гораздо больше вероятность нарваться на неприятности на дискотеке, в уличной компании да и вообще, где угодно. Часто говорят, что ролевое движение с его любовью к фэнтези — это форма эскапизма, отвлекающая молодых людей от проблем реальной жизни. На это можно ответить одно: формой эскапизма может стать что угодно, но среди игровиков на редкость большой процент людей состоявшихся, тех, кто и в реальной жизни добился немалых успехов.

ОД: На конвентах и вне их Вы много работаете с молодыми авторами, ведёте мастер-классы. Какие советы даёте авторам наиболее часто? Есть ли такие общие рекомендации?