Georgia Carre - Beautiful Beast Страница 22

Я просыпаюсь от звука голосов. Сажусь на кровати и осматриваюсь. Простыни скомканы и имеют пятна, видно от масла. Завернувшись в простынь, я подхожу к окну. Шейн внизу, снова работает в саду. Его тело блестит от пота. Он тихо разговаривал с месье Шевалье.

И вдруг поднимает глаза вверх и видит меня. Мы просто пару секунд смотрим друг на друга, затем он машет рукой.

— Подожди меня, я поднимусь к тебе, — говорит он и идет быстрым шагом в сторону бассейна. Я отворачиваюсь от окна и поворачиваюсь лицом к двери. Он врывается через двойные двери, словно бушующий ураган или дикий тигр. Порочный, длинные ресницы еще мокрые, тело сексуальное и накаченное. Его мать передала ему красоту, которую потом он усовершенствовал, добавив великолепные татуировки.

— Ты проснулась, — говорит он.

— Да, — чувствуя смущение, отвечаю я.

Он подходит ко мне и тянет за простынь. Я продолжаю удерживать ее, но быстро перестаю сопротивляться. Простынь выскальзывает из моих рук, и я оказываюсь голой перед ним в дневном свете.

— Ты идеальна, — бормочет он заплетающимся языком, в его глазах начинает разгораться страсть.

17.

Шейн

Я наблюдаю за солнечным светом, который падает на ее бледную, тонкую фигуру и восхищаюсь ее чувственной красотой. Ее руки и ноги кажутся такими хрупкими, как у фарфоровой куклы. Когда я трахал ее, то иногда ловил себя на мысли, что стоит сдерживаться, потому что я боюсь причинить ей боль. Я вижу пятна от масла, которые оставил на внутренней поверхности ее бедер вчера, и становлюсь рабом от желания заполучить ее. Я ничего не могу с собой поделать. Я хочу трахать ее снова и снова. Только ее, как никого другого. Мне не хватает ее, я не могу насытиться ею.

Я кладу ладони на ее соски, они становятся набухшими от возбуждения.

— Ты мокрая? — спрашиваю я.

Она закусывает губу и кивает.

— Шейн.

— Что, Сноу.

— Что мы делаем?

— Я не знаю, что делаешь ты, но я уж точно разрушаю тебя для любого другого мужчины.

Я наклоняюсь и подхватываю ее за спину и колени, поднимая ее обнаженное тело на руки и направляюсь в ванную комнату. Я опускаю ее в душ. Я скидываю джинсы, переступая через штанины. Ее глаза широко распахнуты, пока она смотрит на мой эрегированный член. На нем уже проявились вены от неистового желания.

Почему меня так тянет к ее киске, для меня это просто загадка. С любой другой женщиной, стоит мне ее трахнуть, мое желание начинает постепенно сходить на нет. И с каждым разом, чем больше мы трахаемся, тем больше я теряю интерес до тех пор, пока уже совсем не хочу. Но не с ней. С ней мне хочется еще и еще, мне мало. Это как лить масло в огонь. Чем больше я трахаю, тем больше я ее хочу. Я неподвижно стою перед ней. Я никогда не получал такого удовольствия от женщин, как эта женщина разглядывает меня. От взгляда, как она разглядывает мое тело, я действительно чувствую себя готовым кончить.

Как только ее глаза покидают мой эрегированный член и поднимаются вверх к моим глазам, я шагаю к ней в душ. Я включаю теплую воду, которая каскадом льется на нас. Я беру кусок мыла с металлического держателя-мыльницы и протягиваю ей.

— Помой себя мылом. Покажи мне, как ты это делаешь, — приказываю я.

Она молча забирает мыло и начинает намыливать грудь, под мышками, шею (Господи, в это невозможно поверить, смущенно) между ног. Мыльная пена скользит вниз по внутренней стороне ноги. Она поднимает руки и сгибает в локтях, намыливая каждую в отдельности. Она заводит их за спину и намыливает задницу. Затем она переходит к бедрам и ногам. Она поднимает одну ногу, показывая мне свою нежную, розовую киску. Я, замерев, смотрю на нее. Она опускает ногу. Поднимает другую. Опять еле заметно показывает мне свою киску. Вода, попадая на мой член, заставляет его увеличиваться. Я чертовски с трудом сдерживаюсь, потому что он наливается еще больше кровью и начинает пульсировать.

Я наклоняюсь и беру ее сосок губами, прикусывая. Вода затекает ко мне в рот, заменяя обычную чувствительность соска во рту. Я был в душе с сотнями женщин. Я прикусывал и сосал их соски ни один раз. Но стоит мне дотронуться до нее, и я понимаю, что это не простой обмен удовольствием: я заставлю тебя возбудиться и кончить, и тоже самое ты проделываешь со мной.

Нет, у меня такое чувство, словно я хочу съесть ее живьем. Я готов встать перед ней на колени и, бл*дь, пировать ее киской несколько дней. Я никогда не позволю дотронуться до нее никому. Я не смогу ее оставить. Я чувствую, что она моя. Из всех женщин, с которыми я был, она как раз меньше всего принадлежит мне. На самом деле, она принадлежит кому-то другому. Гребаному мудаку, бл*дь, Ленни.

От такого разочарования, я прикусываю ее грудь. Она ахает. Я поднимаю голову.

— Зачем ты это сделал?

— Разве тебе не нравится?

— Не знаю.

Я опять беру ее сосок в рот и сильно начинаю сосать, чтобы она испытала боль. Она вскрикивает.

Я поднимаю голову.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, — шепчет она, смотря на меня широко раскрытыми глазами.

Я беру ее второй сосок в рот и сосу уже нежно. После боли должно наступить удовольствие. Она стонет. Я разворачиваю ее к стене из плитки. Намеренно крепко удерживаю ее рукой, опустив руку на спину и заставив ее наклониться немного вперед, чтобы задница оказалась поднятой вверх. Сам разворачиваюсь так, чтобы она смогла видеть меня. Хватаю ее за ягодицы и дую на ее открытую плоть. По ее телу проносится дрожь от предвкушения. Я зарываюсь лицом между ягодицами и... начинаю пировать. В этот раз я ничего не могу с собой поделать. Я сосу, лижу ее киску, прикусывая ее припухшую плоть. Даже ее жалкие всхлипывания не в состоянии остановить меня. Я насилую ее так своим языком, как никогда не насиловал никого. Я сосу не только ее киску, но и ее анус, запуская язык, пока она не содрогается от экстаза.

Мой член горячий и голодный. Я чувствую кровь приливает к нему, мне необходимо освобождение.

Я вытаскиваю ее из душа и ставлю перед раковиной.

— Я хочу, чтобы ты видела нас в зеркале, как я буду тебя трахать. Руки на раковину, раздвинь ноги, задница кверху, — говорю я, открывая ящик и доставая презерватив. Она стоит, крепко вцепившись в раковину, расставив широко ноги, и мило выпятив свою попку кверху, я открываю ящик и ищу резинку.

— Поиграй со своим клитором, — приказываю я.

Она опускает правую руку между ног, совершая круговые движения. Ее выгнутая спина еще больше приподнимает ее задницу, и вся ее сладкая киска видна в зеркале. Моя любимая поза женщины.

Отлично. Просто ох*енно.

Я хватаю ее за бедра и скольжу в нее. Ее глаза расширяются в зеркале. Я жестко трахаю ее сзади, глаза не отрываясь смотрят в зеркало. Звук двух ударяющихся тел разносится по ванной, как эротическая сексуальная симфония. Наша мокрая плоть шлепает друг о друга, раковина поскрипывает, она стонет, я рычу и, наконец, у нее вырывается странный животный вой, она кончает мощно на мой член. Ого. После этого назад уже дороги не будет. Я взрываюсь глубоко внутри нее. Я не сразу выскальзываю, глажу ее по волосам и отвожу их на плечо, целуя ее в шею.

Я понимаю на нее глаза, в зеркале ее глаза сверкают, щеки разрумянились, рот слегка приоткрыт, и она дышит какими-то урывками.

— Еще один последний разок на дорожку? — с надеждой спрашиваю я.

Она хихикает в ответ, как чертовый ребенок.

Сноу

Обед подается снаружи дома. Летний ветерок доносит аромат цитрусовых. Нам подают жареную утку конфи с обжаренным картофелем в утином жиру и тарелку с салатом из помидоров. Утка необычайно сочная и вкусная. Шейн рассказывает, что подготовка мяса у мадам занимает до тридцати шести часов.

Потом мадам подает мне шоколадное суфле с вишней сверху и сыр — Шейну. Я отламываю ложкой шоколадное тесто с мягкой кремовой шоколадной начинкой и кладу в рот.

— Мммм... очень, очень вкусно. Хочешь попробовать? — спрашиваю я.

Он наклоняет свое лицо ко мне. Свежесть мужского одеколона, перемешанная с запахом темного шоколада, заставляет меня опьянеть. С трудом сглотнув, я кладу ложку ему в рот. Он ловит мое запястье, прожевывает и глотает. Наклоняется и скользит языком по моей ключице. У меня расширяются глаза.

Его светлые голубые глаза вспыхивают.

— Ты права, очень и очень вкусно, — бормочет он.

И хотя он вытворял со мной разные вещи, когда мы занимались любовью, но я чувствую, как моя шея начинает краснеть.

И он вдруг с весельем говорит своими сексуальными, грешными устами, которые исследовали каждый дюйм моего тела:

— Ты краснеешь!

К своему ужасу я краснею еще больше.

Он посмеивается надо мной.

— Знаешь, что ты очень сильно покраснела в наш первый раз?

— Как ты можешь такое говорить? Мы же были в темноте, — выпаливаю я.

— Сноу, — говорит он, пробуя мое имя на звук, словно целуя. — Ты была как минимум на два тона темнее тогда.