Елена Толстая - Большая нефть Страница 23

— Нефть! — закричала Галина, теряя остатки самообладания. — Нефть! Нефть! Мы уже десять лет говорим с тобой только о нефти! Когда ты был буровым мастером, мы хотя бы виделись… изредка. Когда ты стал начальником… Я надеялась, что начнется наконец оседлая жизнь. А что получилось?

— Не сгущай краски…

— А я и не сгущаю. Не требуется ничего сгущать. Ты ночуешь теперь в кабинете, и жена твоя — буровая вышка.

Буров уронил ложку.

— Так. Проблемы на работе. Проблемы в семье. Ты права, Галина. Это во мне все дело!

Он встал, отодвинул тарелку и отправился спать.

— Я в Москву уезжаю, — сказала Галина, глядя на захлопнувшуюся дверь. — К маме!

— Делай что хочешь, — послышалось из-за двери.

Усталый, тяжелый голос. Галина прислушалась — не скажет ли Буров еще что-нибудь. Но до нее почти сразу же донесся храп. Муж провалился в сон.

— Поговорили, — прошептала Галина. — Что ж, если так… Если все так оборачивается… Может, оно и к лучшему.

Косыгин приехал. Известие о том, что самолет из Москвы приземлился, выдернуло Бурова из постели. Он едва перемолвился с Галиной словом, не замечая, как странно она на него смотрит. Он не слышал ее беззвучного крика. А она заклинала: «Обрати на меня внимание наконец! Взгляни мне в глаза. Ты не можешь не увидеть в них боли… Я сегодня уезжаю. Я уже купила билет. Я хотела сказать тебе об этом и услышать: „Галя, что ты делаешь? Скоро все переменится к лучшему, обещаю тебе. Галочка, не уезжай. Я не могу без тебя, без твоей молчаливой поддержки. Все будет хорошо, Галя“».

Ни-че-го.

Облачился в костюм, нервно затянул узел галстука.

— Черт его знает, когда вернусь, — к обеду не жди, — бросил уже на пороге.

— Я уже давно не жду тебя, Гриша, — тихо проговорила Галина.

Он не расслышал, хлопнул дверью. Простучали шаги. Вот и все.

Галина грустно улыбнулась. В зеркале платяного шкафа ей в ответ так же грустно улыбнулась какая-то незнакомая женщина. Постаревшая. Увядшая. Про такие лица говорят: «Следы былой красоты». «Господи, неужели это я?» Галине на миг стало страшно. Она не собиралась постареть так скоро… Ничего. Она стиснула зубы. Ничего. Она вернется в Москву и начнет новую жизнь. Расцветет. Не будет больше горькой складки вокруг губ, исчезнет озабоченная морщинка между бровей.

Она услышала, как под окном закончил разогреваться автомобильный двигатель. Буров наконец уехал. Косыгин прибыл, надо же… Неужто Председатель Совета Министров важнее для него собственной жены? Она чуть не засмеялась в голос. Да, изменились времена. Мать Галины наверняка даже не задалась бы подобным вопросом. Разумеется важнее! Общественное выше личного…

Сейчас дела обстоят далеко не всегда так. Сейчас и личное получило, как говорится, право голоса. Правда, к разваливающейся семье Буровых это, похоже, не относится.

Ладно.

Галина вздохнула, вытерла лицо ладонями (оказывается, все это время из ее глаз текли слезы!) и пошла собирать чемодан.

В управлении все бурлило и беспокоилось. При виде Бурова сразу несколько человек в мятых костюмах отделились от кучки растревоженного руководства и бросились к нему.

— Едет прямо на Новотроицкое месторождение! — возбужденно проговорил товарищ Поляков, первый секретарь обкома партии. Он прибыл уже сравнительно давно, а проснулся, поди, еще на рассвете. Раздраженный, он искал, на ком сорвать плохое настроение. — Вы понимаете, товарищ Буров, что из-за вас и обком партии будет выглядеть перед товарищем Косыгиным не в самом лучшем виде?

— Что вы имеете в виду? — удивился Буров.

Поляков обтер платком шею.

— Не притворяйтесь, товарищ Буров. Первой нефти до сих пор нет. Мы уже получили сигнал о том, что вы покровительствуете некоторым буровым мастерам. Любимчиков завели! Конечно, — интимным тоном прибавил он, — при товарище Косыгине мы не будем, так сказать, выносить сор из избы, это наши личные проблемы, пусть такими и останутся… Но если вопрос встанет ребром… — Он помолчал и резко разрубил ладонью воздух. — Ребром! Вы понимаете? В таком случае нам придется развернуть перед Алексеем Николаевичем всю картину, без купюр, так сказать. А что делать? Иначе нельзя. Партия всегда следует принципу правдивости и открытости для всех ее членов, и в этом отношении Алексей Николаевич не исключение. А как вы думали? Вы думали, он такой наивный? Он же сам был руководителем предприятия. Он прекрасно разбирается, когда ему говорят правду, а когда пытаются необоснованно пускать пыль в глаза.

— Вот и хорошо, — оборвал Буров эти излияния. — Вы идите, идите, товарищ Поляков. Кажется, вон уже машина едет.

Точно, к управлению подъезжал уазик, откуда вскоре вышел сам Алексей Николаевич. Он был одет так же, как встречающие товарищи, но лучше отутюжен. И еще заметно было, что одежда его не куплена в универмаге, а сшита на заказ. Галина объяснила бы мужу, что вся беда современных костюмов в том, что сшиты они по стандартным выкройкам и надеты на нестандартные фигуры. У мужчин проблема нестандартной фигуры даже острее стоит, нежели у женщин. Профессиональная деформация сильнее бросается в глаза. У кого-то от тяжелого труда раздались плечи — пиджак висит как на вешалке, а брюки от костюма приходится ушивать. У кого-то от кабинетного сидения проблемы с животом и талией, поэтому пиджак жмет под мышками, а брюки… ох, о страшном лучше не нужно.

Галина хорошо разбиралась в моде. Она даже получала журнал «Силуэт» с выкройками самых последних моделей. Шить любила…

И непременно вернется к этому увлечению, когда будет в Москве. Непременно!

Окруженный почтительной стайкой ответственных лиц, Косыгин спокойно шел по улице. Вполуха слушал обращенные к нему возбужденные речи. Дорошина совершенно оттеснили партийные секретари из областного комитета, но он, хоть и небольшого роста, а упрямый и верткий, все же оставался поблизости. Даже пару раз довольно решительно отпихнул локтем одного из обкомовских, за что был награжден гневным взглядом.

Весь этот «марлезонский балет» ускользал от взгляда Бурова. Он не выспался, и совершенно другие мысли буравили его ум: если первой нефти в самом скором времени не будет — его же и впрямь снимут с должности. И тогда… Вся жизнь Григория Бурова — это нефть. Не будет нефти — не будет и жизни. Почему-то он в этом не сомневался.

К Бурову, отделившись от остальных, кособокой рысцой подбежал Михеев.

— Сейчас едем на буровую, — сообщил он. — Алексей Николаевич хочет поближе познакомиться с условиями работы нефтяников. Куда везем? К Казанцу?

— К Казанцу? — Буров нахмурился. — Зачем к Казанцу? Едем к Векавищеву…

Михеев чуть заметно пожал плечами.

— И что, Векавищев и Косыгину будет про свой спичечный коробок рассказывать? Мол, встанет на ребро — значит, есть нефть, а ляжет плашмя — нефти нет?

— Какой еще коробок? — Буров явно думал о чем-то своем, отвечал рассеянно.

— Да такой… Про это уже все знают.

— Про что «все знают»?

— Что ваш хваленый Векавищев, как темная деревенская бабка, в приметы верит. Хорошенький пример подает коммунист.

— Это вы в приметы верите, Михеев, — неожиданно произнес Буров. — А Векавищев делом занимается. К нему едем. Без всяких коробков. Пусть Алексей Николаевич, по крайней мере, с нормальными рабочими встретится.

— Интересно рассуждаете, — поджал губы Михеев. — у Казанца что, нет нормальных рабочих, так, по-вашему?

— Есть, — сказал Буров устало. — Но и картежники есть. Я сам позавчера колоду карт там видел… Уголовным кодексом ненаказуемо, но все же лучше бы… Сами понимаете — московское начальство… — Он посмотрел Михееву прямо в глаза и неприятно улыбнулся.

Михеев склонил голову к плечу и потрусил обратно к начальственной группе. Что-то сказал Дорошину, тот — Полякову, а уж Поляков обратился лично к товарищу Косыгину. Тот подумал и коротко кивнул.

Снова расселись по машинам, двинулись к буровой.

У Векавищева как раз был обеденный перерыв. Михеев выскочил из машины первым и бросился к столовой.

— Алексей Николаевич изъявил желание осмотреть пищеблок, — сообщил он громко, стоя в дверях и глядя на жующих людей. — Так что попрошу в ближайшие пять минут полностью очистить помещение.

Несколько человек подняли головы от тарелок и не без любопытства уставились на раскрасневшегося от усердия Михеева. Векавищев положил ложку.

— Вы это о чем, товарищ Михеев? Как это — «очистить пищеблок»?

— Товарищ Косыгин желает лично ознакомиться с условиями проживания и отдыха нефтяников, — с нажимом повторил Михеев.

— Да мы уж поняли, — сказал Векавищев. Он поднялся со своего места и приблизился к Михееву. Остальные продолжали спокойно обедать. — Пусть себе ознакомливается. Но сперва люди пообедают. Им скоро на вахту заступать.