Дэвид Грэбер - Фрагменты анархистской антропологии Страница 24

Лично я думаю, что антиглобалистскому движению имеет смысл рассматривать свои достижения в мировом масштабе. И они не ничтожные. Так же, как и антиядерное движение, почти все они были сосредоточены на среднесрочных целях. Вот похожая иерархия целей:

1. Краткосрочные цели: блокировать и не допустить проведения конкретного саммита (МВФ, ВТО, Большой Восьмёрки и т. д.).

2. Среднесрочные цели: положить конец Вашингтонскому консенсусу насчёт неолиберализма, не допустить заключения всех новых торговых договоров, признать незаконными и в конце концов закрыть все учреждения вроде ВТО, МВФ и Всемирного банка; распространить новые модели прямой демократии.

3. Долгосрочные цели: (по крайней мере для наиболее радикальной части движения) разрушить государство и капитализм.

Опять-таки здесь мы видим ту же схему. После чуда в Сиэтле краткосрочные (тактические) цели были достигнуты в редких случаях. Но это произошло главным образом потому, что, столкнувшись с движением, правительства старались разбиться в доску и принципиально не допустить этого. Это зачастую было более важно, чем успех самого саммита. Многие активисты, кажется, не знают, что в большинстве случаев, например, во время саммитов МВФ и Всемирного банка в 2001 и 2002 годах, полиция вводила такие изощрённые правила безопасности, что проведение самого саммита становилось почти невозможным; многие события были отменены, церемонии испорчены и ни у кого не было возможности провести серьёзные переговоры. Но вопрос был не в том, встретятся чиновники или нет. Главное было не показать протестующим, что они выиграли.

И в этом случае среднесрочные цели были достигнуты так быстро, что стало намного труднее добиться долгосрочных целей. НКО, профсоюзы, авторитарные марксисты и подобные союзники быстро перешли на другую сторону; последовали стратегические споры, но, как обычно, люди редко придерживались темы, всё больше обращаясь к вопросам расы, привилегий, тактики, да ко всему на свете, только не к действительно стратегическим вопросам. И здесь всё стало намного тяжелее из-за начала новой войны.

Как я говорил, анархистам сложно находить прямые связи между их активностью и неизбежным окончанием войны в Ираке или с распространением кровавой славы об империалистах в этой стране. Но можно обозначить косвенные связи. С 60-х гг. и со времён катастрофы во Вьетнаме правительство США не оставило свою политику развязывания войны в ответ на любую угрозу демократических массовых протестов. Но сейчас им приходится действовать намного осторожнее. В сущности, им нужно придумывать войны, чтобы избегать протестов. Есть все основания полагать, что первая война в Персидском заливе была откровенно начата с этой целью. Кажется, что подход, который был взят на вооружение при вторжении в Ирак, — упор на маленькую высококлассную армию, чрезмерная надежда на беспорядочный огонь, даже против гражданского населения, с целью избежать большого количества жертв со стороны американцев, как это было во Вьетнаме, — тоже был разработан больше в расчёте на подавление возможного движения за мир у себя дома, нежели для развития военной эффективности. В любом случае это поможет понять, почему самая могущественная армия в мире оказалась подавленной и даже потерпела поражение от невообразимо плохо организованной группы партизан с ничтожно малым доступом к безопасным зонам, финансированию и военной помощи. Подобно ситуации с саммитами, они настолько озабочены тем, чтобы не допустить видимых побед гражданского сопротивления в стране, что предпочитают проиграть настоящую войну.

Перспективы (с кратким обращением к событиям в Испании 30-х гг.)

Как же нам справиться с этим страхом признания победы? Не могу сказать, что у меня есть простые ответы. На самом деле я написал этот текст, чтобы начать дискуссию, вынести проблему на обсуждение, инициировать стратегический спор.

И всё же некоторые выводы довольно очевидны. В следующий раз при планировании крупной кампании, думаю, не помешает хотя бы принять возможность того, что мы способны добиться среднесрочных целей очень быстро, и что, когда это случится, многие наши союзники покинут нас. Мы должны проводить стратегические дискуссии по делу, даже если кажется, что мы обсуждаем что-то другое. Возьмём один известный пример: споры о разрушении частной собственности после событий в Сиэтле. Думаю, большинство из них на самом деле были спорами о капитализме. Те, кто осуждал битьё окон, делали это главным образом потому, что они хотели призвать потребителей из среднего класса стать «зелёными» потребителями и объединиться с жёлтыми профсоюзами и социал-демократами за рубежом. Этот путь не приветствует прямую конфронтацию с капитализмом, и большинство из тех, кто призывал нас идти этой дорогой, в принципе не верили в то, что капитализм вообще можно разрушить. Активисты, громящие витрины, не заботились о том, что они обижали мелких богатеев, потому что не видели их в качестве потенциального союзника в революционной антикапиталистической коалиции. Фактически они пытались захватить страницы газет, чтобы высказать идею о том, что система уязвима, в надежде воодушевить на подобные действия тех, кто теоретически мог стать частью истинно революционного союза: отвергнутых подростков, угнетённых людей другой расы, обычных рабочих, недовольных профсоюзными бюрократами, бездомных, тех, кого называют преступниками, и других недовольных. Если воинственное антикапиталистическое движение и начнётся в Америке, то оно начнётся с таких людей: людей, которых не нужно убеждать, что система гнилая, нужно только дать им надежду, что они могут с этим что-то сделать. В любом случае, даже если бы антикапиталистическая революция была возможна без уличных сражений — на что мы все тайно надеемся, потому что, давайте признаем, если мы встретимся лицом к лицу с армией, то мы проиграем, — всё равно невозможно сделать антикапиталистическую революцию, безупречно уважая право на частную собственность.

Это подводит нас к интересному вопросу. Что бы случилось, если бы мы достигли не только среднесрочных, но и долгосрочных целей? На данный момент никто даже не может точно сказать, как это может произойти, потому что никто уже не верит в «революцию», каковой она была в XIX и XX веке. В конце концов, тотальный взгляд на революцию, как на отдельное событие, когда произойдёт массовое восстание или всеобщая забастовка и все стены падут, полностью основан на старой фантазии о захвате государства. Это единственный способ достижения абсолютной и полной победы, по крайней мере если мы имеем в виду целую страну или обширную территорию.

В качестве примера, задумайтесь: что бы случилось, если бы испанские анархисты на самом деле победили в 1937 году? Поразительно, как редко мы задаём себе подобные вопросы. Мы представляем, что это было бы что-то вроде Русской революции, которая началась похожим образом: старая армия бы сдалась или бежала, организовались бы рабочие советы. Но это в крупных городах. За Русской революцией последовали годы Гражданской войны, в течение которых Красная армия постепенно навязала новый государственный контроль всей территории бывшей Российской империи, хотели того местные жители или нет. Представим, что анархоополченцы в Испании разбили фашистскую армию, которая впоследствии полностью исчезла, и изгнали республиканское правительство из Барселоны и Мадрида. Это точно можно было бы считать победой по всем стандартам. Но что дальше? Они бы образовали антигосударство, существующее в границах бывшей Испании? Они бы навязали режим народных советов в каждой деревне и городке по всей территории? Как именно? Стоит помнить о том, что в Испании существовали деревни и города, даже целые регионы, где анархистов практически не было. В некоторых регионах почти всё население составляли консервативные католики и монархисты, в других (например, в Стране Басков), существовал воинственный и хорошо организованный рабочий класс, но рабочие были преимущественно социалистами или коммунистами. Даже на пике революционного запала большинство из них остались бы верны своим старым убеждениям и идеям. Если бы победоносные члены FAI попробовали их всех истребить — а это означало бы убийство миллионов людей, — или изгнать их из страны, или насильно переселить их в анархические коммуны, или сослать их в воспитательные лагеря, они бы не только стали виновниками зверств мирового масштаба, они перестали бы быть анархистами. Демократические организации просто не могут совершать зверства систематически: для этого понадобится коммунистическая или фашисткая иерархичная организация, потому что нельзя так просто заставить тысячи людей систематически убивать беззащитных женщин, детей и стариков, разрушать сообщества или изгонять семьи с земли их предков, разве что они могут сказать, что они просто исполняли приказ. Очевидно, было бы только два возможных решения.