Святитель - Библейские темы Страница 24

Каждая из этих групп, так же как и группы высшего священства, были поделены на двадцать четыре череды. Эти череды, за исключением главных начальников, менялись каждую субботу. Еще шесть тысяч левитов были назначены судьями и толкователями гражданских законов.

На освящении храма было заклано двадцать две тысячи быков и сто двадцать тысяч овец для угощения народа. Торжества продолжались семь дней. И хотя вавилоняне разрушили храм, после возвращения евреев из плена он был заново воздвигнут и сиял в своем прежнем великолепии во время правления царя Ирода, в те дни, когда родился Иисус Христос.

Храм был полностью облицован белым мрамором и украшен массивной позолотой. Крыша его была покрыта острыми золотыми иглами, чтобы птицы на нее не садились и не закрывали его красоту. При восходе и закате солнца казалось, что он объят пламенем. Внутреннее убранство храма было еще прекраснее и богаче: он весь был украшен золотыми виноградными гроздьями, цена которых составляла тысячу талантов, или сорок шесть тысяч восемьсот семьдесят пять фунтов золота.

Великолепны и восхитительны были и другие здания Иерусалима, а дворец Ирода своим роскошеством превосходил все. Серебро, золото, мрамор, разнообразие украшений слепили глаза. Галереи, сады, фонтаны, беседки были выполнены необыкновенно искусно и изящно.

И среди такого богатства торжественно совершался праздник Кущей — травяных лачуг. Праздник приближался к преполовению, когда Иисус неожиданно появился в Иерусалиме и начал открыто учить в храме; Он учил несколько дней, и народ встречал Его и слушал с радостью и любовью. Священники и фарисеи пришли в ярость и приказали своим слугам схватить Его, но слуги не хотели, говоря:

никогда человек не говорил так, как Этот Человек [120], что разжигало злобу и зависть фарисеев еще больше.

Но Иисус не обращал на них внимания. Он продолжал учить народ, призывая отбросить тщеславие, стяжать смирение, кротость, исполниться любовью; разоблачал лицемерие и лукавство книжников и фарисеев, которые гордились своей мнимой праведностью, и превозносил других: смиренных мытарей, кающихся грешников и убогих; словом и прикосновением Своим исцелял больных и прокаженных,— и народ верил, что Он — Мессия, посланный исполнить волю Божию.

Закончился праздник Кущей, и на второй день народ в благоговении шествовал в храм, готовясь к молитве, чтобы возблагодарить Бога за все. Над Иерусалимом светило солнце; в городе после праздничных торжеств царила тишина.

Вдруг на площади раздались крики, отовсюду спешили люди, образуя толпу вокруг фарисеев. Выкрикивая угрозы, с камнями в руках, они требовали законной казни за осквернение великого праздника. Негодование и злоба искажали лица. Окруженная толпой, перед фарисеями стояла женщина-прелюбодейка в разодранных одеждах. Народ требовал для нее жесточайшей казни.

Закон Моисея предписывал за прелюбодеяние смерть, а талмуд — казнь через повешение или побивание камнями. Закон исполнялся строго, и случаев помилования не было. Народ не умолкал, требуя расправы, но фарисеи не торопились и о чем-то перешептывались.

В чем сомневались они, всегда жаждущие крови? Неужели хотели помиловать?

Нет, фарисеи знали, что их жертве нет спасения, но они хотели через нее уловить другую, много большую и давно желанную жертву. Они предложили народу отвести прелюбодейку на суд к Иисусу, ибо, зная Его милосердие, надеялись, что восстановят народ против Него, если Он не исполнит закон Моисея. "А как решит ваш Учитель? — спрашивали они народ, скрывая свое злорадство.— Пусть Он рассудит, пойдем к Нему".

С воплями, с диким весельем народ тащил свою жертву за фарисеями на суд к Иисусу. Старики стыдили ее, народ плевал в нее, глумился и грозил камнями, дети в страхе жались к матерям. Несчастная жертва была чуть жива.

Они нашли Иисуса у храма, Он задумчиво сидел на ступеньках, опустив голову, и что-то писал перстом на земле. Он не обращал никакого внимания на приближающуюся толпу.

Лукавые фарисеи приступили к Нему, говоря:

Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? [121].

И толпа затихла: все ожидали решения Судии, слово Которого считалось словом Самого Бога. Грешница дрожала так, будто ее голова уже лежала на плахе и над ней занесен был топор. Фарисеи же с любопытством ожидали решающего слова.

Но Иисус не поднимал головы, Он продолжал молча писать перстом на земле. Они же всё спрашивали Его, с нетерпением ожидая ответа, надеясь унизить Его в глазах народа. Он медленно поднял голову, посмотрел на лукавые лица фарисеев — все затаили дыхание — и мягко, но решительно сказал:

кто из вас без греха, первый брось на нее камень (Ин. 8, 7).

Все онемели. Поднятые руки, сжимавшие камни, опустились; пристыженные люди один за другим уходили с места судилища, а фарисеи, как воры, исчезли в толпе смущенного народа.

Дрожащая грешница пала ниц пред Спасителем. Иисус взглянул на нее и сказал милостиво:

женщина! где обвинители твои? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ei. 8, 10–11).

С радостным возгласом женщина до земли кланялась своему Спасителю в ноги, не смея прикоснуться к ним. Слезы радости и покаяния лились по ее лицу. Иисус поднялся и пошел. Он не осудил, не предал на казнь грешницу, но простил ее и даровал ей новую жизнь, жизнь чистую и непорочную.

Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа

На третьем году Своей земной проповеди Господь Иисус Христос все чаще говорил ученикам о предстоящем Ему страдании и славе после распятия на Кресте.

Чтобы Его крестные страдания не смутили учеников и чтобы они не отпали от Него, Он, всемудрый, хотел до распятия приоткрыть Свою Божественную славу. Поэтому, взяв с Собой Петра, Иакова и Иоанна, Он поднялся ночью на гору Фавор и там преобразился перед ними. И просияло лице Его, а

одежда Его сделалась белою, блистающею. Рядом с Ним встали Моисей и Илия, великие ветхозаветные пророки. И видели ученики Его и дивились. И сказал Петр:

Наставник! хорошо нам здесь быть; поставим три кущи: одну Тебе, одну Моисею и одну Илии. Но Петр еще не успел закончить своих слов, как удалились Моисей и Илия, и светлое облако окружило Господа и учеников, и раздался голос, глаголющий:

Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте. Когда ученики услышали этот голос, они пали на землю, как мертвые, и остались лежать, пока Господь не подошел и не сказал им:

встаньте и не бойтесь (ср.: Ee. 9, 28–36; Io. 17, 7).

Почему Господь не взял всех, а только троих учеников на Фавор? Потому, что Иуда не был достоин видеть Божественную славу Учителя, Которого он собирался предать, но Господь не хотел оставить его под горой, чтобы тот не мог этим оправдать своего предательства. Почему Он преобразился на горе, а не в долине? Чтобы научить нас двум добродетелям — трудолюбию и богомыслию. Ибо подъем к вершине требует труда, а высота вершины знаменует высоту помыслов, то есть богомыслие. Почему Он преобразился ночью? Потому, что молитве и богомыслию ночь подобает больше, чем день, ибо покрывает тьмой всю красоту земли и открывает красоту звездного неба. Почему появились Моисей и Илия? Чтобы развеять еврейское заблуждение, будто Христос — один из пророков, как Илия, Иеремия или другие; Он явился как Царь над пророками, а Моисей и Илия — как слуги Его.

Это явление Его Божества и свидетельство о Нем как о Сыне Божием должны были послужить ученикам в дни страданий Господа укреплением непоколебимости их веры в Него и в Его конечную победу.

Иисус перед входом в Иерусалим

Скажите дщери Сиона: грядет Спаситель твой.

En. 62, 11

Его слово взволновало народ, всколыхнуло Палестину. Те, кто видел Его однажды, чувствовали потребность быть рядом с Ним снова и снова, видеть Его постоянно и слова Его, которые через слух доходили до самой глубины души, слушать бесконечно.

Палестина видела исцеление иерихонских слепых, видела насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами; видела, как расслабленный, встав с одра, благодарит Господа; видела, как умерший сын вдовы вновь наслаждается жизнью; видела, как исцеленные прокаженные поют и радуются. А Иерусалим только слышал рассказы об этом. И вот дитя, Которое в свои двенадцать лет превзошло мудростью мудрейших иерусалимских старцев, грядет как увенчанный славой Мессия, как Великий Учитель, и Иерусалим встречает Его восторженной песнью:

осанна Сыну Давидову [122]!

Более тридцати лет прошло с той ночи, когда пастыри пели вместе с Ангельским хором, когда Небо стало доверчивее к земле и прошептало ей великую вечную тайну, что Дева уже укладывает на солому Дитя, Свое Чадо,— Плод любви Божией. Мир, на миг застывший в удивлении от рассказа пастырей, давно перестал думать о чудесном событии, давно высохла кровь невинных жертв Ирода, ее сменила кровь других жертв, которые грешники приносят со времен Каина своим страстям и похотям. Двери храма Соломонова все больше ржавели, ибо все реже входили в него молящиеся; город, по которому ходили Исайя и Даниил, стал излюбленным местом римских вакханалий. Мир пресытился жизнью, ибо человек унизил и утратил образ Божий в себе.