Admin - i 6628ba21ca3da5b2 Страница 24

   Весь аромат, вся аура загадочности улетучились, передо мной стояла не очень молодая, не очень красивая женщина, которая к тому же вознамерилась убить мужа, дабы безбоязненно спать с молодым любовником.

   Надо отдать должное - она надавила на все кнопки, какие только можно: сексуальность, человеколюбие, жадность, в надежде, на срабатывание чего-то из арсенала.

   И у нее прошел бы номер с любым другим человеком, может, еще пройдет. Только не со мной, и не с любым другим палачом.

   - Дорогая баронесса, позвольте откланяться, - а что я еще мог ей сказать?

   - Вы... ты... трус! - ударило в спину шипение.

   - Скажи это своему любовнику, - обернуться я не потрудился.

   Меня разбудили ночью.

   Да что же это за работа такая! Молоко, что ли за вредность пусть выдают.

   Старый знакомый - дворецкий.

   - Господин барон ждет вас! - бесстрастное лицо, лишенный эмоций голос и лишь слегка красные от недосыпа глаза выдают, что передо мной живой человек.

   Помнится, тот же господин барон, не далее, как сегодня днем отправил меня в отставку. Даже платить отказался. Я с полным основанием и чистым сердцем мог бы послать господина барона туда, где, по моему мнению, ему самое место. И буду в своем праве. Однако, я одеваюсь, беру любимый саквояж и иду.

   Дворецкий, мой Вергилий в этом царстве указывает путь.

   Путь ведет вверх. В рай, значит.

   У дверей, роскошных резных дверей, да еще с инкрустацией, Вергилий останавливается.

   "Оставь надежду, всяк сюда входящий"

   - Прошу.

   Внутри ярко горят светильники, все. На потолке, стенах, даже пол, кажется, с подсветкой.

   Рампы разогреты, и актеры заняли положенные места.

   На авансцене барон, в исподнем, надо признать - весьма дорогом исподнем - иные позволяют себе такие ткани по большим праздникам - и незапахнутом халате, тоже весьма недешевом.

   Ближе к середине сцены - он. Он лежит на полу, одна рука поддерживает другую, обе прижаты к животу. Лицо опухло и залито кровью. Несмотря на это, и даже на отсутствие парика - длинного, с буклями, я узнаю его - юноша, что пронзал меня взглядом на приеме позапрошлым вечером.

   Задник подпирают стражники. Все при них - усы, мечи и пустые глаза.

   Актеры расставлены, задачи определены, за работу, товарищи!

   - Этот, - барон мазнул по мне взглядом, однако снизошел до объяснений, ибо присутствующие явно были в курсе. - Час назад залез ко мне в спальню.

   - Желаете, чтобы я узнал, каковы его намерения?

   Усатые физиономии треснули щелями улыбок. Даже барон оскалился.

   - Уважаемый палач, о его намерениях я догадался и без тебя. А что я желаю знать, так это имена сообщников этого сопляка. Кто послал его!

   - Уважаемый барон, я - палач, а не следователь!

   Я ожидал, я почти хотел, чтобы этот "аристократ" вышел из себя, разродился пышной тирадой, начал сыпать проклятиями, угрожать...

   Улыбки стражников смыло, как... смыло, в общем.

   Барон посмотрел на меня.

   Пристально.

   Впервые за все время знакомства.

   Словно только сейчас заметил кого-то перед собой, отличного от пустого места.

   - Ну, ладно. Тогда, пошли со мной... палач.

   - Э-э, а с этим-то что, - решился на речь один из стражников.

   - В подвал, в отдельную камеру. Воды дайте и матрац. Отпрыск рода Валломбрезов заслуживает некоторого уважения. Я еще поторгуюсь с его папашей.

   Светильники горят тускло, раскрашивая лица актеров зловещими тенями, вперемешку с яркими световыми мазками.

   На авансцене - Он - и Она, остальная часть пространства погружена в темноту, позволяя зрителям дорисовывать несуществующие декорации.

   Она - на кровати, кружевная бретелька ночной сорочки сползла на руку, обнажая точеное плечико. Он в халате над ней.

   Где-то это уже...

   Я чувствовал себя третьим лишним, или наоборот - третий не лишний, как не могут быть лишними зрители в зале.

   - Что?.. - она часто моргает, пытаясь изобразить удивление и состояние недавнего выхода из сна.

   Обе эмоции неудачно.

   Баронесса не спала.

   И она - боится.

   Последнее как раз не удивительно - два мужика в комнате женщины посреди ночи.

   - Допрашивай! - барон не смотрит на меня.

   - Кого? - дурацкий вопрос, но положение обязывает.

   - Ее допрашивай! Ты телепат, или я ошибаюсь.

   - Но...

   - Разве подстрекательство к убийству не есть преступление на большинстве тобой обожаемых, так называемых, цивилизованных планетах. Разве тот, кто платит убийце, не важно в чем заключается плата - деньгами, или... еще чем, не виновен в той же мере, как и тот, чей палец нажимает курок?

   - Все это так, но...

   - Тогда допрашивай. Используй свой... дар. Докажи, что палачи не зря едят недешевый хлеб. Восстанови, так называемую, справедливость. В противном случае, я казню ее сам, сейчас, здесь, без суда, без доказательства вины и буду в своем праве - жена всецело принадлежит мужу.

   Я подошел, я обнял ее голову руками, я увидел...

   - Она виновна.

   - Громче!

   - Она виновна!

   Акт второй, сцена первая. Все те же.

   Барон не удивлен.

   Я - тоже.

   Баронесса напугана еще больше. Минуту назад, я думал, что это невозможно.

   - Отлично, - голос не выдает эмоций, ни одной. И даже я - телепат - их не чувствую. - Дорогая, ты сама настояла на приглашении палача. Палач - здесь. Барон снова посмотрел на меня, в упор - третий, или второй раз, кто их считает. - Выполни свою работу!

   Заказчик, подстрекатель к убийству виновен не в меньшей степени, чем тот, кто спустил курок. Барон прав, во всем прав.

   Я молча шагнул к своему саквояжу.

   Ветер, опытным вором, он забирался под одежду, пыточных дел мастером ласкал кожу только затем, чтобы... кто знает, что нужно ветру... может статься - ничего. И он просто играет нашими волосами, одеждой, как некоторые играют жизнями. И так ли виновен ветер, ведь дуновения его - есть следствие разницы температур, и так ли виновен палач, ведь поступки его - есть следствие решений сильных мира сего...

   Ветер.

   Я привык к нему. Свыкся. Даже больше - сроднился. Часто, слишком часто ветер выступал моим единственным провожатым. Людям свойственно стыдиться содеянного, в большей степени свойственно винить в содеянном других.

   Может, для этого и существуют палачи. Для очистки, так называемой, совести. Они склонны винить того, кто исполняет приговор, мы - тех, кто его выносит, в итоге - каждый в своем праве и все спят спокойно. Кроме жертвы.

   На этот раз ветер выступал не единственным провожатым. Дворецкий, недвижимый, словно статуя, и даже холодный ветер и близость палача не могли пробить маску вышколенного слуги.

   Маску, которая приросла к коже и заменила лицо.

   Прямо, как у меня.

   С утра, на городской площади скорбным голосом объявили о кончине баронессы.

   От апоплексического удара.

   Объявлен траур. Безутешный барон неделю не будет показываться подданным.

   К обеду, народ начал подтягиваться на площадь - поглядеть на казнь браконьеров. Какое-никакое, а - зрелище. Все лучше, чем ничего.

   Сейчас действо, небось, в разгаре.

   Или закончилось.

   Челнок, который должен был доставить меня на орбиту, гостеприимно опустил трап.

   - Прощайте, - я двинулся к нему.

   - До свидания, приезжайте к нам... еще...

   Нет, все таки инстинкты слуги выше здравого смысла.

   - Непременно!

   А чего! Следует быть вежливым. Даже палачу. Особенно - палачу.

   ***

   "ПРЕДВОДИТЕЛЬ И ГУСИ

   Наш Предводитель рос весёлым, шаловливым мальчиком. Не мало за ним водилось проказ. Как и многие мальчишки, любил он подразнить гусей. Вооружится прутиком и крадётся к гусенятам, щиплющим траву на крутом берегу реки. Заметив его, папа-гусак грозно загогочет, мамы-гусыни разволнуются, зашипят. Гусенята с писком под их защиту. А Предводитель, наделав переполох, скатывается с обрыва, довольный своим удальством.

   Но даром ему это баловство не прошло.

   Возвращался он однажды из молитвенного дома. Предводитель в пять лет уже выучился грамоте и много читал. Жрец любил Предводителя и подбирал ему множество самых разных книжек и свитков.

   Идёт Предводитель гордый-прегордый, что ему доверили дорогие свитки со всякими мудростями.

   И вдруг на пути знакомые гуси...

   - Ага-га-га! - угрожающе проговорил гусак, оглядывая своего врага с головы до ног. И, наверное, заметил, что у него руки заняты и нет в них страшноватого прута. Малыш невольно попятился.

   - Ш-шали-шшь, не уйдё-шшь! - прошипел гусак, раскрылился и прямо на Предводителя. А гусыни вытянули шеи и целятся ущипнуть с боков, чтобы отвадить озорника от гусенят.

   Беда. И самому страшно, и свитки жалко. Нельзя бросить, чтобы схватить палку да отбиться. Растреплются, испачкаются...

   Прижав к груди свою ношу покрепче, Предводитель упал на спину и давай отбиваться ногами. Гуси его клювами и крыльями, а он их носками и пятками. Крик, гогот, пыль столбом!