Слава Бродский - Бредовый суп Страница 24

– Я не знаю.

– Потому что неинтересно, – сказал Сережа.

– Да, наверное, – сказал я. – Я как-то видел где-то что-то минут пять, и там не было ничего интересного.

– А кино? – спросил Борис. – Вы тоже не смотрите русское кино?

– Нет, но я бы посмотрел, если бы кто-нибудь мне сказал, что какой-то фильм стоит посмотреть.

– Но никто не сказал?

– Нет.

– А книги?

– У нас есть знакомые, которые читают русские книги. Вот Светка, я слышал, что-то читает.

– Да, – сказала Светка, – не так много, но читаю.

– А вы не читаете? – спросил Борис.

– Нет, – сказал я.

– Почему?

– Я не знаю. Наверное, потому что мало времени. Но если бы кто-то сказал, что есть что-то стоящее, то я бы прочитал.

– Вот видишь, – сказал Сережа, – а ты на меня как-то недоверчиво смотрел, когда я говорил тебе то же самое.

– Хорошо, – сказал Борис, – а я вот слышал, что вам “Спартака” привозили недавно. Вы хоть на него-то сходили?

– А я и не знал, что “Спартака” привозили, – сказал Сережа.

– А я, если бы даже и знал, то не пошел бы, – сказал я. – Я хожу только на “Knicks”, “Nets”, “Rangers”, “Yankees” и “Jets”.

– Что? – спросил Борис.

– Шутка, – сказал Сережа.

– А как у вас там в Миллбурне с черными? – спросил меня Борис.

– То есть?

– Говорят, от них нет спасенья.

– Что? – сказал я.

– Все ясно. Вы так же, как и мои друзья, делаете вид, что все в порядке.

– А ваши друзья не говорили вам, что у вас расистские взгляды? – спросил я.

– Говорили, говорили, – сказала Светка.

– Я не расист, – сказал Борис. – Просто у меня такие убеждения.

– А в России ты с человеком, который говорит, что от евреев нет спасенья, наверное, не будешь общаться. Так?

– Да, но это совсем разные вещи. Ты помнишь тех двух черных парней там, в туалете? – спросил Борис Сережу. – У них были откровенно разбойничьи рожи. Они почему-то смотрели на меня и что-то громко говорили друг другу, и мне было довольно не по себе от этого.

– Знаете что? – сказала Маринка. – Я ужасно устала и хочу спать.

– Все, идем спать, – сказала Светка.

Мы пришли к себе, и минут через пять раздался звонок. Это был Сережа.

– Я забыл договориться с вами о завтрашнем шоу, – сказал он.

И мы стали договариваться с ним, где и когда завтра встретимся.

– Так что же говорили эти “разбойничьи рожи” про твоего одноклассника? – спросил я.

– Ничего они про него не говорили, – сказал Сережа. – Они говорили о том, что у многих компаний хай-тек стоимость акций непропорционально велика по отношению к доходам и что технология сейчас сильно опережает спрос.

– Почему же они смотрели на него?

– Нет, это совсем другое, это не то. Они про него не говорили.

– Давай, давай, выкладывай, что там было еще?

– Просто, – сказал Сережа, – просто он не помыл руки и направился к выходу. Там было такое маленькое помещение, и эти ребята, конечно, обратили на это внимание...

– Понятно, – сказал я. – Он так хорошо начал сегодня.

– Да, но он мой одноклассник.

– Конечно.

– Ладно, увидимся завтра.

– Хорошо, – сказал я. – А что это такое: краковяк Старовольского?

– А я и сам не знаю, – сказал Сережа.

  Г л а в а   16

– Ты все знаешь здесь? – спросила девушка.

– Не все, но что-то знаю, – сказал я.

– Я опоздала и не слышала, что говорил судья.  Эти деньги, которые они платят… Я имею в виду, если я сижу на пособии по безработице, они будут платить их мне?

– Наверное, но я точно не знаю. Судья не говорил об этом. Ты должна спросить это у той женщины, которая регистрирует всех в холле. И потом, ты знаешь, они платят всего лишь пять долларов в день…

– Я знаю, – сказала девушка, – но все-таки мне интересно… Тут написано, что, начиная с четвертого дня, они платят сорок долларов в день.

– Да, – сказал я, – но не рассчитывай на это так уж сильно.

– Почему?

– Смотри, нас тут более ста человек, и сегодня вряд ли будет более одного суда. И тогда отберут человек пятнадцать в присяжные. А если суда не будет, нас вообще всех распустят по домам.

– А если суд будет?

– Все равно, скорее всего, он закончится за два дня.

– За два дня? – сказала девушка.

– Я не уверен, но я так думаю.

– Зачем же они вызывают так много народу?

– На всякий случай.

– Правда?

– Да, – сказал я.

– Но я все-таки поговорю еще с той женщиной в холле.

– Обязательно поговори с ней.

– Спасибо, что ты мне рассказал все это.

– Конечно, – сказал я.

Бум-Чикаго

Амстердам, 14 августа 1997 года

Когда утром мы выходили из отеля, Маринка спросила меня, заметил ли я мужчину и женщину, которые стояли около стойки и разговаривали с администратором. И я сказал, что заметил.

– Мне кажется, что они русские, – сказала Маринка.

– Почему? – спросил я.

– Одна маленькая деталь: они подошли туда вдвоем.

– Мне тоже кажется, что они русские.

– А тебе почему?

– Две маленькие детали. Когда они только еще подходили к стойке, они уже держали наготове паспорта.

– Это как раз ни о чем не говорит. У нас в каком-то отеле спрашивали паспорта, если ты помнишь. А вторая деталь?

– У них были русские паспорта.

– А-а, – сказала Маринка.

– Но на самом деле, не нужно никаких маленьких деталей, чтобы понять, что они русские. И знаешь,  почему?

– Почему?

– Потому что у них русские лица.

– Что-то я в этом совсем не уверена, – сказала Маринка.

– Согласен, – сказал я.

– С чем?

– С тем, что ты в этом не уверена. Но лица у них все-таки русские.

Вечером мы встретились со Светкой и Сережей и пошли на шоу, которое называлось “Бум-Чикаго”. В его программу входил обед, и мы там очень хорошо поели.

– Ну, – сказал я, – видите, что они тут вытворяют?

– А что такое? – спросила Светка.

– Они едят пиццу вилкой и ножом.

– Правда? – сказала Светка. – Это же крайне неприлично.

После обеда, в самом начале представления, артисты вышли в зал и стали переходить от одной группы зрителей к другой и интервьюировать всех. Мы увидели, как они подошли к паре, которая сидела не так далеко от нас, и в которой мы с Маринкой узнали русскую пару из гостиницы.

Наши русские засмущались и в итоге как-то уклонились от ответов на вопросы. Тогда артисты довольно быстро перескочили к нам и приставили микрофон к Маринке. И Маринка сказала, что приехала в Амстердам из Нью-Йорка исключительно для того, чтобы побывать на “Бум-Чикаго”.

Шоу было довольно смешным и всем нам понравилось. Когда оно закончилось, мы пошли проводить немного Светку с Сережей.

– Почему только у русских бывают языковые проблемы? – спросила Светка.

– Ты имеешь в виду русских на шоу? – сказал Сережа.

– Это очень даже объяснимо, – сказал я.

– Каким же образом? – спросил Сережа.

– Очень просто. Ты, наверное, заметил, что эти русские были не так уж молоды. А раньше изучение языков представлялось многим абсолютно абстрактным занятием. Зачем нужно учить какой-то язык, если ты знаешь, что он тебе никогда не понадобится? Я, например, воспринимал эти предметы как особого рода издевательство и уклонялся от них всеми возможными способами.

– Но ты, наверное, все-таки читал какие-то статьи...

– Это совсем другое, и ты прекрасно это понимаешь, – сказал я. – А живой язык... Я был абсолютно уверен в том, что никогда в жизни мне не придется говорить ни с кем ни на каком другом языке, кроме русского. И я был абсолютно уверен в том, что меня никуда и никогда не выпустят.

– А ты хотя бы пытался куда-то поехать? – спросила Светка.

– Только один раз. Но мне этого хватило надолго.

– Куда же ты хотел поехать? – спросил Сережа.

– В Румынию, на олимпиаду.

– На какую олимпиаду?

– На международную математическую.

– Зачем, то есть я имею в виду... как кто?

– Как участник, – сказал я.

– Ты шутишь?

– Нет, я и сам шутить не люблю…

– …да, и другим не позволю, – продолжила Маринка.

– Ты серьезно? – спросил меня Сережа.

– Серьезно, серьезно, – сказал я.

– А можно подробности?

– Можно.

– Ты заканчивал десятый класс, да?

– Да, – сказал я. – Это была самая первая международная олимпиада. Команду туда стали набирать по результатам московской олимпиады, которая считалась главной в стране. Московские математики искали талантливых ребят по всем школам страны и приглашали их в Москву. А там уже все решалось в два тура.

– Значит, ты хорошо выступил во втором туре в Москве? – спросил Сережа.

– Да.

– Что же было дальше? ­