Admin - i 1cdedbafc07995a6 Страница 25

   Первое, что приходит на ум при виде этого царства мертвых: "мы никого здесь не найдем". Нет, не так: "лучше бы мы никого здесь не нашли". Ни родных, ни близких, ни друзей. Потому что шанс, что они при этом окажутся живы, крайне мал. Перерождение в "прокаженных" ничем не лучше смерти. По крайней мере, пока не будет найдено доказательство, что процесс обратим.

   Дороги по улицам Малиновского и Доватора перестали быть дорогами. Теперь это кладбище автомобилей: легковых, грузовых, автобусов. Целых и не очень, разбитых, покалеченных, сгоревших дотла и полностью уничтоженных. На том же кладбище нашли свой последний приют сотни мертвых людей. Они повсюду. В салонах машин и под их колесами, на обочинах и тротуарах, на автобусных остановках и в разбитых витринах магазинов. Люди умирали по одиночке и парами, целыми группами. Семьями. Мы видели одну такую на разделительном газоне -- рядок из четырех мертвых тел, два взрослых, два детских. Те, у кого не было машин, покидали город пешком, подставляя головы розовому дождю, который той охваченной паникой ночью ничем не отличался от обычного. Тогда еще никто не знал, что лишь двадцать процентов населения Земли способно победить вирус (если, конечно, спеченные в процессе борьбы мозги можно назвать победой). Один процент имеет иммунитет. Остальные семьдесят девять впадают в кому в течении часа и умирают от массивного ишемического инсульта в последующие три-шесть. Забальзамированные в ядовитом розовом маринаде трупы не едят даже мухи.

   Впервые нам на глаза попадается военная техника. Несколько брошенных танков оставили за собой широкую просеку из раздавленных в лепешку автомобилей на Еременко. Однако дальше юридического института МВД они почему-то не поехали. Может, прикрывали эвакуацию какой-то шишки, засидевшейся в ту субботу на работе до ночи; а может, целой компании шишек, "загулявших" на дне рождения самой главной шишки. Или они просто спасали людей.

   Как бы то ни было, военные потерпели неудачу. Люки танков открыты, из одного свисает на башню обглоданное тело танкиста. Вирус проник внутрь, или они принесли его с собой -- неважно. Многослойная броня не спасла ни экипаж, ни тех, кого приехал спасать экипаж. Такой вот каламбур...

   Наш кортеж возглавляет чудовищное детище американской компании "Дженерал-Моторс" под названием "Молот", более известное в России как просто "Хаммер". Огромный черный "Н2", сверкающий хромированными бамперами и защищающими пороги трубами, с тремя сотнями "лошадок" под капотом, ужасно неповоротливый и громоздкий, жрущий уйму горючего, но до чертиков брутальный и тоже почти танк. А если "прокачать" его в стиле "зомби-апокалипсис", то можно превратить в настоящую машину смерти. Последнее было главным аргументов Жени и Вани, когда они убеждали нас взять "Хаммер". Впрочем, ничего другого от них я не ожидал. Пусть балуются. Это не первая тачка, на которую мы меняем старую, и точно не последняя.

   В "Хаммере" легко могут уместиться все сразу, и еще место останется, но наш верный "Ниссан" по-прежнему с нами. Во-первых, вторая машина все равно пригодится, особенно если мы найдем кого-то из родных, а во-вторых, "Хаммер" оказался единственным надежным автомобилем без видимых повреждений с ключами в гнезде зажигания. Менять же проверенный "Ниссан" на что-то похожее, но неизвестное, было бессмысленно.

   Путь от Малиновского до Зорге занимает львиную долю утра. Полкилометра по Еременко превращаются в безостановочную, изнурительную игру "оттолкай с пути машину". Через час мы уже все "в мыле". Пьем воду литрами, кто-то что-то постоянно жует. Организм вновь и вновь требует восполнения потраченной энергии, и нас мучает перманентный голод.

   Наконец, мы на Зорге. Здесь посвободнее. Останавливаем кортеж у первой же автобусной остановки. До дома моих родителей полсотни метров, а, значит, мы с братом узнаем все первыми. Сердце начинает биться чаще.

   Воздух пахнет дождем, промозглый порывистый ветер колотится в двери машины. Выходим на улицу, плотнее кутаясь в плащи. Зябко.

   Женя указывает пальцем на торговый центр "Талер" в трехстах метрах впереди:

   -- Смотрите -- загорел...

   Удивительное зрелище. Огромное шестиэтажное строение, облицованное белыми пластиковыми плитками, от бушевавших внутри пожаров перекрасилось в черный. Столбы копоти, вырывающейся из лопнувших окон, запечатлелись на белых стенах мрачным рисунком в стиле "нуар". Пессимистичности картине добавляет парковка перед центром, представляющая собой свалку почерневших автомобильных кузовов, из которых испарились все горючие материалы.

   "И люди" -- шепчет безумная частичка моего сознания. -- "Люди тоже отлично горят. Главное правильно просушить".

   -- До первого дождя, -- замечает Арт, тоже завороженный новым колером "Талера".

   Миша потягивает носом воздух:

   -- Что случится уже сегодня -- если не к обеду, то к вечеру. Давайте не тормозить.

   Он прав. И все же глубоко внутри я хочу оттянуть момент истины, собраться с духом. Приготовиться к худшему.

   Через секунду сознаю, что уже давным-давно готов к самому худшему.

   -- Разделимся, -- говорю, осматривая свой карабин. В последнее время проверять его при любой возможности вошло у меня в привычку. Хорошо бы устроить вечером чистку оружия. -- Иначе мы опять до ночи здесь застрянем.

   -- Ну, Макс, я тогда к своим, -- Миша обводит нас вопросительным взглядом.

   Он уже в полном боевом снаряжении: дробовик, нож, патроны, фляжка с водой. До дома его родителей отсюда пара километров пешком. Поднимаю голову к небу. Пасмурно, но солнце все еще в своих правах, и "прокаженные" это чувствуют. Однако ходить по улицам в одиночку все равно опасно.

   -- Да. Витос, Арт, вы составите ему компанию.

   Миронюки свою худшую новость уже пережили. А, значит, им будет легче разделить ее с Мишей, если так случится.

   Без лишних слов братья снаряжаются в дорогу. Машины решено оставить здесь -- еще пару часов "тяни-толкай" никто не выдержит.

   -- Как рация? -- спрашиваю Михася, когда со сборами покончено.

   -- Батарейки, вроде, еще живые. Но я на всякий случай возьму запасные.

   -- Постоянно держи нас в курсе. Отсюда до тебя сигнал должен дойти, -- напутствую я, и протягиваю руку. -- Удачи.

   Обмениваемся рукопожатиями.

   -- Через час увидимся, -- обещает Михась.

   -- В два обед. Не опаздывайте.

   13:11

   Железная дверь на электромагните, давно уже не "электро", пропускает нас в полутемное помещение подъезда. С оружием наперевес, поднимаемся по лестницам, ступенька за ступенькой. Почти все двери в квартиры открыты нараспашку -- люди покидали свои жилища, как на пожаре, стараясь спасти пожитки. Повсюду валяются предметы домашнего быта и гардероба. Створки лифта расперло застрявшим телевизором. На пролете второго этажа находим первые трупы. Двое стариков, которым не повезло оказаться на пути обезумевшей от паники толпы.

   Ваня взглядом указывает на трупы, вопросительно вскидывает брови: "знаете их?"

   Мы с братом качаем головами. Ни он, ни я уже давно не живем здесь, да и раньше с соседями особо не дружили. А может, я просто не узнаю их. Тела настолько изуродованы, что больше похожи на куклы из папье-маше, по которым проехались грузовиком.

   Четвертый этаж кажется недосягаемым пиком Монблана. Мы поднимаемся уже целую вечность, а не добрались и до третьего этажа. Колени трясутся, боимся даже дышать. Стараемся держаться подальше от квартир -- опыт ночевки на Вятской не прошел даром. За любой дверью может прятаться стая "прокаженных", весь дом может оказаться ульем целого роя. Нет, стада -- их группы сбиваются в стада.

   Наконец, мы на четвертом. Обливаемся потом с ног до головы, дыхание сбито, как после спринта на стометровке. Скользкий палец то и дело съезжает со спускового крючка, который я незамедлительно нажму, стоит кому-нибудь громко пукнуть. Даже если этим человеком окажусь я сам.

   Дверь в пятнадцатую квартиру открыта, как и все остальные. Я ожидал этого, но внутри все равно что-то обрывается и с немым ужасом улетает вниз. Родителей мы там уже не найдем -- это ясно. Но что мы найдем? Или кого?

   Стараясь не выказывать ужаса, сковавшего все мышцы, киваю брату: "входим".

   13:30

   Квартира пуста. Точнее, она полна -- все вещи на месте. Мой отец не идиот, чтобы тащить с собой в конец света любимую зубную щетку. Телевизор с сорок седьмой диагональю и функцией 3D, куча сопутствующей аппаратуры, стереосистема -- все осталось в неприкосновенности. В наше время любая вещь, если она не съедобна, не стреляет и не режет, ценится не больше, чем кухонный нож или булка хлеба во времена былые. Забавная рокировка.

   Спешно обыскиваем все комнаты. Ни живых, ни мертвых, ни "прокаженных". Ваня запирает дверь, и ноги мои, наконец, подкашиваются. Я оседаю на пол с протяжным вздохом облегчения. Если то, что свалилось у меня с души и можно назвать камнем, то размером он с кусок, который давным-давно откололся от Земли, образовав Луну. Женя приходит в себя на диване, блаженно улыбаясь.