Екатерина Мишаненкова - Лучшие притчи. Большая книга. Все страны и эпохи Страница 26

Притча Сергея Есенина

Жил-был один человек, а время было трудное, вот он и задумал себе промыслить добра да недобрым делом: что у кого плохо лежит – не обойдет, припрячет, а то накупит дряни какой, выйдет купцом на базар и так заговорит ловко, так выкрутит, совсем тебя с толку собьет и втридорога сбудет, – одно слово, вор. И всякий раз, дело свое обделав, Николе свечку несет.

Понаставил он свечей, только его свечи и видно.

И пошла молва про Ипата, что по усердию своему первый он человек и в делах его Никола ему помощник. Да и сам Ипат-то уверился, что никто, как Никола.

И однажды хапнул он у соседа, да скорей наутек для безопаски. А там, как на грех, хватились, да по следам за ним вдогонку.

Бежал Ипат, бежал, выбежал за село, бежит по дороге – вот-вот настигнут, – и попадает ему навстречу старичок, так нищий старичок, побиральщик.

– Куда бежишь, Ипат?

– Ой, дедушка, выручи, не дай пропасть, схорони: настигнут, живу не бывать!

– А ложись, – говорит старичок, – вона в ту канавку.

Ипат – в канаву, а там – лошадь дохлая. Он под лошадь, в брюхо-то ей и закопался.

Бегут по дороге люди и прямо по воровскому следу, а никому и невдомек, да и мудрено догадаться: канавка хоть и не больно глубока, да дохлятину-то разнесло, что гора.

Так и пробежали.

Ипат и вышел.

А старичок тут же на дороге стоит.

– Что, Ипат, хорошо тебе в скрыти-то лежать?

– Ой, дедушка, хорошо, – чуть не задохнулся!

– Ну, вот, видишь, задохнулся! – сказал старичок и стал такой строгий, – а мне, как думаешь, от твоих свечей слаще? Да свечи твои, слышишь, мне, как эта падаль! – и пошел такой строгий.

Притчи Максима Горького

Нет человека, который не хотел бы владеть Самаркандом!

Шир-Али, кривой нищий, тоже мечтал об этом, особенно по ночам, когда тихий степной ветер пахнет травами, опьяняя, возбуждая безумные мечты. Но и днем нищий нередко говорил беднякам, друзьям своим:

– Ах, если бы я был владыкой Самарканда!..

Весь город узнал мечту Шир-Али, и люди, смеясь при встрече с ним, говорили друг другу:

– Вот этот, одноглазый, тоже хочет владеть Самаркандом!

Узнал о мечтах нищего сам Великий Хромой, Тимур-хан, узнал и удивился жестоко.

– Несправедливо это, – сказал он, – несправедливо, если мечта героя доступна сердцу ничтожного нищего!

И запомнил он в глубоком сердце своем имя Шир-Али.

А долго спустя, когда стены Самарканда пали под ударами железной руки Тимура и когда благая рука эта восстановила красоту города во всем великолепии его, повелел Тимурленг:

– Найдите нищего, по имени Шир-Али!

Привели одноглазого, и сказал Тимур, глядя на него глазами барса:

– Али! Известно стало мне, что небо и звезды любят тебя, и решил я: да будешь ты счастлив на земле, да исполнится мечта твоя!

И приказал:

– Омойте нищего, оденьте его и поклонитесь ему. Отныне он владыка Самарканда, как того хочет мой разум, как решило сердце мое!

Вот сидит Шир-Али на коврах, выше всех, весь в шелке и золоте, сидит, открыв рот, и одинокий глаз его не виден в радужном блеске драгоценных камней. А пред ним стоят, преклонив головы, великие мурзы, воины, мудрецы и девяносто девять тысяч удивленного народа. И сам Непобедимый стоит пред ним, прислушиваясь молча, как рыгает чисто вымытый, по горло сытый нищий.

И сказал ему Тимур-хан:

– Скажи нам что-нибудь, Шир-Али, счастливый человек, скажи нам лучшее, что ты носишь в душе твоей, знакомой со всяким горем, – в доброй душе твоей?

Подумал одноглазый и сказал:

– Добрые люди, подайте милостыню одноглазому нищему, подайте…

Долго молчали князья, воины, мудрецы, девяносто девять тысяч народа, и сам Тимур долго молчал. А потом, вздохнув, повелел:

– Повесьте эту кривую собаку на воротах города!

Есть люди, которые думают, что одноглазый нищий в последний час жизни своей – только в этот час – был более мудр, чем победитель мира.

Когда он насытился славой, как Хороссан зноем солнца, он стал задумчив и немногословен, подобно мудрецу с берегов Ганга. И, созвав однажды в шатер свой величайших мудрецов земли, кратко спросил их:

– Мне нужно видеть бога, как я могу достичь его?

Разные пути указывали мудрецы Тимуру, но он жестоко молчал, отталкивая мудрых взглядом презрения.

Молодой мудрец далекой страны Средиземного моря указал Тамерлану:

– Только разумный труд приводит к познанию мудрости божьей!

– Это путь рабов, – крикнул Хромой. – Укажи мне путь владыки!

– Бог познается созерцанием, – сказал седой старик из Пешавера.

Усмехнулся Тимур.

– Созерцание – сон души и бред ее. Ступай прочь, старик!

Византиец сказал, что путь к богу лежит сквозь любовь и терния любви к людям, но Тимур не понял византийца, насмешливо возразив ему:

– Тех, которые много любят, мы называем распутными, и они заслуживают только презрение.

Так он отверг все советы мудрецов и много дней был мрачен, точно ворон. Но однажды, запоздав на охоте, он остался ночевать в горном ущелье, и вот, на рассвете, ворвалась в ущелье буря, осыпая его каменные бока огненными стрелами, наполнив горную щель степной пылью и тьмой.

И в громе, во тьме Тимурленг услыхал спокойный Голос:

– Зачем я тебе, человек?

Понял Хромой, кто говорит с ним, но не устрашился и спросил:

– Это ты создал мир, который я разрушаю?

– Зачем я тебе, человек? – повторил Голос бури.

Подумал Тимур, глядя во тьму, и сказал:

– Родились в душе моей мысли, не нужные мне, и требуют ответов. Это ты внушаешь ненужные мысли?

Не ответил Голос, или не слышен был Тимуру ответ его в злом хохоте грома среди камней. Тогда выпрямился человек и заговорил:

– Вот, я разрушаю мир, – весь он в ужасе пред мечом моим, а я не знаю страха даже пред тобою. Тысячи тысяч людей видели меня, а я даже в сновидениях не встречался с тобою. Ты создал землю, посеял на земле неисчислимые племена, – я поливаю землю твою кровями всех племен, я истребляю лучшее твое, вся земля побелела – покрыта костями людей, уничтоженных мною. Я делаю все, что могу, ты можешь только убить меня, ничего больше ты не сделаешь мне, ничего! И вот я спрашиваю: зачем все это: я, ты и все дела наши?

Голос спокойно сказал:

– Придет час, и я накажу тебя.

Усмехнулся великий убийца.

– Смертью?

И Голос ответил:

– Страшнее смерти – пресыщением накажу я тебя!

– Что такое пресыщение? – спросил Тимур.

Но буря взлетела к вершинам гор, и никто не ответил Тамерлану.

После этого Тимурленг жил еще семьдесят семь лет, избивая тьмы людей, разрушая города, как слон муравейники. Иногда, на пирах, когда пели о подвигах его, он вспоминал ночлег в горах и Голос бури и, вспоминая, спрашивал лучших мудрецов своих:

– Что такое пресыщение?

Они говорили ему много, но ведь нельзя объяснить человеку то, чего нет в сердце его, как нельзя заставить лягушку болота понять красоту небес.

Умер великий Тимурленг, разрушитель мира, после великой битвы, и, умирая, он смотрел с жалостью в очах только на любимый меч свой.

Притчи Фарид ад-Дин Аттара

Трудом, торговлей и ростовщичеством скряга накопил триста тысяч динаров. У него были земли и строения, и самые разнообразные богатства. Тогда он решил, что проведет один год в развлечениях, живя в свое удовольствие, а потом решит, каким быть его будущему.

Но лишь только он закончил пересчитывать свои деньги, перед ним предстал Ангел Смерти, чтобы забрать его жизнь. Скряга пытался всевозможными доводами переубедить Ангела, но тот оставался непреклонным. Тогда человек сказал:

– Дай мне всего три дня, за это я отдам тебе треть своего имущества.

Ангел отказался и вновь дернул за жизнь скряги, чтобы забрать ее.

Тогда человек сказал:

– Если только ты отпустишь мне два лишних дня на земле, я отдам тебе двести тысяч динаров из своих сбережений.

Но Ангел не хотел и слушать его. Он даже отказал несчастному в одном-единственном дне в обмен на все его триста тысяч монет.

Тогда скряга сказал:

– Умоляю тебя, отпусти мне самую малость: позволь написать всего несколько слов.

На этот раз Ангел сделал ему эту единственную уступку, и человек написал собственной кровью: «Человек, не растеряй свою жизнь. Я не мог купить даже час за триста тысяч динаров. Удостоверься, понимаешь ли ты ценность того времени, которым располагаешь».

Один человек в суфийской одежде шел однажды по дороге и, увидев на дороге собаку, сильно ударил ее своим посохом. Завизжав от боли, та побежала к великому мудрецу Абу Саиду. Она кинулась ему в ноги и, продемонстрировав пораненную ногу, все ему рассказала и попросила быть судьей между ней и тем суфием, который обошелся с ней столь жестоко. Мудрец призвал к себе их обоих и сказал суфию: