Даниэль Пеннак - Дневник одного тела Страница 26

* * *

32 года, 5 месяцев, 1 день

Воскресенье, 11 марта 1956 года

Половину утра Брюно ходит высунув язык, который болтается у него, как у размечтавшейся собаки. Когда я спросил его о причинах этой демонстрации, он ответил с самым серьезным видом: Языку скучно сидеть внутри, вот я и вывожу его погулять время от времени. Мальчик еще живет и воспринимает себя как разбросанные в беспорядке детали пазла. Он знакомится с составляющими его элементами, будто с новыми товарищами. Он прекрасно понимает, что речь идет о его языке, и ни секунды в этом не сомневается, но он еще может играть с ним, представляя его чем-то инородным, и выводить на прогулку, как собачку. Язык, рука, ноги или мозг (в последнее время он часто беседует со своим мозгом: тише! Мы с мозгом разговариваем!) – все эти детали самого себя еще способны его увлечь. Но пройдет несколько месяцев, и мы больше не услышим от него подобных высказываний, а через несколько лет он и сам не поверит, что говорил такое.

* * *

32 года, 6 месяцев, 9 дней

Четверг, 19 апреля 1956 года

Тижо заметил, что, чихая, я говорю: «Апчхи!» – буквально. Он считает это проявлением благовоспитанности. Вечно твои хорошие манеры! Ты такой воспитанный, что, если бы твоя задница умела говорить, она произносила бы четко: «Пук!»

* * *

32 года, 10 месяцев

Пятница, 10 августа 1956 года

Глядя, как дети чистят зубы, я должен признаться, что сам не исполняю ничего из того, что мы с Моной требуем от них: чистить зубы три раза в день, сосредоточившись только на этом деле, сначала верхние – сверху вниз, пожалуйста, потом нижние – снизу вверх, пожалуйста, передние и задние, а напоследок все сразу – круговыми движениями, да подольше, с чувством, с толком, не меньше трех минут. Сам я сохранил привычку чистить зубы только вечером, беспорядочно и наспех, чтобы не дышать на Мону съеденным ужином. Иными словами, не люблю я чистить зубы. Я прекрасно знаю, что зубной налет делает свое дело, оседая на зубах как ледяной припай, что с возрастом моя улыбка пожелтеет и обнажится, что когда-нибудь эту стену можно будет взять только отбойным молотком, что меня ожидают мосты и вставная челюсть, но все равно ничего не могу с собой поделать и, как только подходит время чистить зубы, тут же вспоминаю, что у меня еще есть масса неотложных дел: вынести мусорное ведро, позвонить по телефону, доделать срочную работу… Можно подумать, что привычка откладывать все на потом, которую я давно уже победил и на всех фронтах, сумела все же окопаться и укрепить свои позиции именно в этой области – в области гигиены полости рта. Откуда это все идет? От скуки. Чистка зубов для меня – это преддверие вечности. Бульшую скуку на меня способна нагнать только церковная месса.

* * *

33 года, 18 дней

Воскресенье, 28 октября 1956 года

Мона отправилась на прогулку с Лизон, а я на целый день остался вдвоем с Брюно. За исключением дневного сна, когда он целый час пребывал в коматозном состоянии, он все время вертелся, двигался, и мне вдруг подумалось, что ни один взрослый в мире, каким бы молодым, крепким, натренированным, неутомимым он ни был, ни один взрослый в расцвете своих нервных и мышечных сил не смог бы выработать за день и половины той энергии, что расходует тельце этого маленького мальчика.

* * *

33 года, 4 месяца, 17 дней

Среда, 27 февраля 1957 года

Вышел сегодня из дома недостаточно тепло одетым. Холод сразу набросился на меня и пронизал насквозь. В жару все бывает наоборот. Зима охватывает нас снаружи, лето впитывает в себя.

* * *

33 года, 4 месяца, 18 дней

Четверг, 28 февраля 1957 года

Соответствовать температуре окружающего воздуха – вот к чему я теперь стремлюсь.

* * *

33 года, 5 месяцев, 13 дней

Суббота, 23 марта 1957 года

Проснулся с горечью во рту и в мрачном расположении духа. Я решительно не способен противостоять обжорству, независимо от компании – приятная она или малоприятная. В первом случае я ем оттого, что слишком увлечен разговором, во втором – от скуки, но в обоих случаях ем и пью слишком много, не испытывая при этом реального желания есть или пить. На следующий день последствия налицо: горечь пробуждения, разлившаяся желчь во рту и в душе. Что касается вчерашнего вечера, я грешу на колбасу с хлебом и маслом и на три порции виски в качестве аперитива. Колбаса и масло не прошли таможню. Впрочем, последовавшая за ними солидная порция кассуле – тоже. (Сколько раз я брал себе добавку? Три?) Утренняя горечь во рту обо всем доложила начальству – мне самому, и я снова осудил себя за неумение себя самого контролировать. За аперитивом я поглощаю закуски как заведенный. Все эти маленькие тарелочки стимулируют у меня хватательный рефлекс. И я хватаю. Болтаю и хватаю. Как заведенный. Эту связь между едой и скукой – или едой и увлеченностью – я знаю за собой с раннего детства. С тех самых пор, когда мама заставляла меня разыгрывать «благородную барышню», иначе говоря, разносить закуски по гостям, запрещая при этом прикладываться к ним самому. Наказание тоже восходит к тем же самым временам: сегодня утром я ощущал во рту вкус масла от тресковой печени.

* * *

33 года, 5 месяцев, 14 дней

Воскресенье, 24 марта 1957 года

Сегодня вечером – тяжелое, липкое дерьмо. Двух полных бачков воды не хватило, чтобы отлепить его от дна унитаза и смыть коричневые следы. Пришлось воспользоваться щеткой. И тут – новое открытие: в детстве я не понимал, зачем нужна в туалете щетка – эта дикобразья голова, постоянно мокнущая в емкости с чистейшей водой. Я принимал ее за украшение, привычное и не имеющее никакого практического смысла. Иногда она становилась для меня игрушкой, скипетром, которым я потрясал, сидя на троне. Это неведение было связано с тем, что у детей экскременты совсем или почти не липнут к дну унитаза. Они соскальзывают с него сами собой и исчезают в водовороте, не оставляя следов. Ангельские отходы. Никаких щеток. Но в один прекрасный день материя берет верх над духом. Она начинает сопротивляться. Она черствеет. Мы не придаем этому значения – мы даже не заглядываем в унитаз, – пока кто-нибудь из взрослых не обратит на это наше внимание и не потребует, чтобы мы убирали за собой.

Когда же мне довелось впервые проделать эту операцию – воспользоваться щеткой для унитаза, которой теперь мне приходится пользоваться довольно часто? В дневнике это не отмечено. А тем не менее, это был важный день моей жизни. Своего рода потеря невинности.

Подобные лакуны утверждают меня в предубеждении относительно личных дневников: они никогда не отражают ничего действительно важного.

* * *

33 года, 6 месяцев, 11 дней

Воскресенье, 21 апреля 1957 года

Зоологический сад в Венсенне. Пока мы с Моной, Брюно и Лизон мечтательно наблюдаем за парой шимпанзе, занятых ловлей друг на друге блох (пап, а что они делают?), я размышляю о зверином способе проявления нежности, свойственном почти всем женщинам, которых я знал: охота за угрями. Кожа на моей груди зажимается большими пальцами обеих рук, и прыщик медленно выдавливается ногтями. Надо видеть лицо Моны в эту минуту! Я же предаюсь этой экзекуции со стойкостью товарища шимпанзе, искоса поглядывая на выползающего ей на ноготь белого червячка с черной головкой.

* * *

33 года, 6 месяцев, 13 дней

Вторник, 23 апреля 1957 года

Черная головка у угря – это результат окисления кожного жира при соприкосновении с воздухом. Скопление жировых клеток, защищенное кожным покровом, сохраняет безукоризненную белизну. Но стоит ему оказаться на поверхности, как оно чернеет. Старение – это тоже процесс окисления. Мы ржавеем. А Мона очищает меня от ржавчины.

* * *

33 года, 6 месяцев, 21 день

Вторник, 1 мая 1957 года

Мыл утром голову и думал о жировой атаке, которой мы подвергаемся в юности. С той поры стоит мне не вымыть вовремя волосы, как они становятся какими-то чужими – не волосы, а половая тряпка, случайно упавшая мне на голову. Иными словами, я мою волосы, чтобы не думать о них.

* * *

33 года, 9 месяцев, 5 дней

Понедельник, 15 июля 1957 года

Пи́сал в туалете перед обедом и, пока крайняя плоть наполнялась жидкостью, а я удалял из нее содержимое, прежде чем открыть кран на полную, вспоминал, как в десять-двенадцать лет я не умел правильно направить струю. Что это: незрелость, дух противоречия по отношению к маме? Или я по-звериному метил территорию? Почему в общественных уборных мужчины систематически промахиваются? Позже, когда мама перестала указывать мне на эти промахи, я сам стал писать «в яблочко».