E.Allard - E Allard Prizraki proshlogo Страница 26

— Как ты, дорогая? Все в порядке. Ну как же ты там оказалась?

Я тяжело встал, огляделся и увидел у берега катер, рядом стоял Мельгунов, его сердечный дружок и охранники. Маячила лысая макушка Розенштейна. Они вели себя так, будто ничего не произошло! Эти безмозглые козлы чуть не угробили нас! У меня сжались кулаки, я ринулся к ним, но кто-то с силой схватил меня за руку.

— Олег, не надо, — услышал я шёпот Лифшица. — Ты не пострадал? Врач не нужен?

— Я в порядке, — вырвав руку, буркнул я, ощущая, как в груди закипает ярость и душат бессильные слезы.

На подкашивающихся ногах я доплёлся до ближайшего трейлера и опустился на ступеньки. Кто-то набросил на плечи плед, и я услышал такой родной голос мамы Гали:

— Олежек, пойдём, я тебя угощу.

Я уселся на кушетке, и только сейчас ощутил, как меня бьёт мелкой дрожью, тряслись руки, ноги. Перед глазами стояло иссиня-бледное лицо Миланы с кровавой отметиной на виске. От этого я должен был спасти Милану или нет? Или испытания впереди?

— Выпей, Олежек, — мама Галя протянула мне маленький стаканчик с янтарно-коричневой жидкостью.

Я сделал глоток, закашлялся. Гримёр села рядом, обняла и спросила мягко:

— Ну как ты? Пришёл в себя?

— Она могла погибнуть. На моих глазах, — глухо сказал я, опустив голову.

— Ты её очень любишь? — тихо произнесла мама Галя.

Я лишь вздохнул, ничего не ответив.

— Забудь о ней, сынок. Все равно она от мужа не уйдёт. Никогда, — проговорила она грустно, погладив меня по голове.

— Что так? Очень любит? Или потому что он — режиссёр знаменитый?

— Потому что ты для неё лишь одно из её маленьких приключений. Съёмки закончатся, и она тебя из головы выкинет.

— Это мы посмотрим, — сердито бросил я. — И со мной Верхоланцеву не так легко будет справиться, как с Северцевым.

— Ты что, Олег, думаешь, Дмитрий Сергеевич виноват? — удивилась мама Галя. — Глупости это. Они дружили с Гришей, рыбачили вместе. Уж кто-кто, а Дмитрий Сергеевич не мог.

— Разве Верхоланцев не ревновал к Северцеву?

— Он сквозь пальцы смотрел. Для него главное — работа. А Милана об этом никогда не забывает.

— Ну, кто-то же убил Северцева?! Кто?

— Олежек, почему это тебя так волнует?

— Галя, я действительно родственник Северцева, — объяснил я. — Наши деды были родными братьями. Правда, мой дед никогда не рассказывал об этом, поэтому я ничего не знал. Но теперь я должен выяснить, кто убил моего брата. Должен!

— Я давно об этом догадывалась, больно ты похож на Гришу, не только внешне, но и повадками, жестами, голосом, — улыбнулась мама Галя. — Хорошо, я тебе расскажу, что знаю, — добавила она доверительно. — У Гриши были натянутые отношения с продюсером. Он ведь не только главную роль отдал Игорю. Давид Григорьевич заправляет всеми деньгами, а Гриша в последнее время испытывал очень серьёзные финансовые затруднения.

— Он много проигрывал?

— Да. Знаешь, скажу тебе по секрету, Олежек. Только ты не смейся, — она смущённо улыбнулась. — Грише являлся призрак. Его очень пугало это, он сутками пропадал в казино, пытался расслабиться, отвлечься. Много денег просаживал.

— И попал в зависимость к Розенштейну? — понял я.

— Да. В страшную кабалу. Гриша жаловался мне, что не рассчитается до конца жизни теперь.

— Тогда Розенштейну не выгодно было убивать Северцева, — задумчиво сказал я. — Пока долг не отдал бы.

— Гриша выполнял для Давида Григорьевича какую-то работу. Не могу сказать, что именно. Но это было очень неприятно для него. Возвращался по утрам, злой и раздражённый. Один раз я услышала разговор Гриши и Давида Григорьевича. Гриша кричал, что больше не будет делать что-то. А Розенштейн ответил: «Гриша, повязан ты серьёзно. Пойдёшь к ментам — сильно пожалеешь». Олежек, мой совет, держись подальше от Розенштейна. Утомила я тебя. Отдыхай, — добавила она, поцеловав меня в лоб.

Я прилёг на кушетку, задумался над словами мамы Гали. Какую хорошо оплачиваемую работу Северцев мог выполнять для Розенштейна? Наркотики, проституция? Я почему-то вспомнил разговор Верхоланцева с продюсером, когда Розенштейн говорил о том, что я должен участвовать в чем-то, именно поэтому он согласился платить мне ставку в пятьсот баксов.

— Ну что, как наш герой себя чувствует? — услышал я зычный голос Лифшица и приоткрыл глаза. — Отдохнул? Давай собирайся, надо одну сцену снять.

Второй режиссёр стоял в дверях и рассматривал меня. Я сел на кушетку и пронзил его таким гневным взглядом, что он мог обуглиться до костей.

— Что глядишь? Ты профессионал или нет? Некогда раны ковырять. Одевайся, и поедем.

— Как Милана? — спросил я.

— Все в порядке, — ответил спокойно Лифшиц. — Пара царапин. Ничего страшного. Одевайся, машина ждёт, — добавил он и выскочил из трейлера.

Я выругался про себя, но зашёл в свой трейлер, оделся, и, захватив своё барахло, вышел наружу. Мне сразу бросился в глаза Верхоланцев, спокойно беседующий с Мельгуновым. Сволочи! Как будто ничего не произошло! Лифшиц оказался рядом и, подталкивая меня, повёл к синему фургончику. Как все-таки выглядит этот чёртов павильон снаружи? Во время поездки я попытался отодвинуть занавеску и выглянуть в щель, но лишь заметил, как машина въехала в узкий забетонированный туннель с тусклым освещением, и быстро пронеслась по нему под сильным уклоном. Остановилась и начала опускаться. Я вновь вылез в гараже без окон, вздохнул и машинально последовал за Лифшицем, который на ходу рассказывал, что я должен сделать. Я ничего не слышал, не мог отогнать видение тёмной махины, которая, как здоровенный утюг пронеслась над Миланой.

— Ты слышишь меня? — дёрнул меня за рукав Лифшиц. — Значит так, говоришь: «Белла, это лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной».

Я остановился, как вкопанный и одарил безумным взглядом второго режиссёра.

— Милана будет сейчас сниматься?! Её не отвезли в больницу?

— Нет, конечно. Олег, ты, что с луны свалился? — затараторил Лифшиц. — Жаль, она пока не может с декольте сниматься, царапин и синяков много.

— Царапин? — схватив его за грудки, воскликнул я. — Она чуть не погибла! Ублюдки, как вы можете заставлять её сейчас работать?!

Оторвав мои руки от своего воротника, Лифшиц хмуро пробурчал:

— Никто её не заставляет. Она сама знает, что делать. Олег, веди себя прилично. Если трахаешь жену главрежа, хотя бы делай вид, что скрываешь свои чувства. От широкой общественности.

Конечно, он употребил нецензурное слово, я давно привык, что работники искусства не церемонятся. Я резко развернулся, со всей силы вмазав ему в нижнюю челюсть. Он отлетел в сторону, смешно взмахнув длинными ногами. Наклонившись над ним, я отчеканил:

— Никогда так не говори. Понял? Или убью тебя, сволочь!

Лифшиц растерянно пощупал челюсть, и, повертев пальцем у виска, пробормотал:

— Сумасшедший.

Я подал ему руку, помог подняться. Мы в полной тишине дошли до студии, Лифшиц бросал на меня исподтишка осторожные взгляды, словно боялся, что я опять его ударю. Но моя ярость испарилась, душу заполнила бессильная тоска. Около двери, Лифшиц остановился и деловито проговорил, будто между нами ничего не произошло:

— Переодевайся и гримируйся. Будем снимать сразу. Там все просто.

Я вернулся к двери студии, одетый в чёрный фрак с белой плиссированной рубашкой и белой бабочкой. Съёмочная площадка представляла собой роскошную гостиную, заставленную старинной мебелью из ценных пород дерева — стульями, креслами. К стене примыкал огромный камин, декорированный природным камнем, с высокого потолка свисала большая хрустальная люстра. На «дворцовом» паркете возвышался большой концертный рояль. Суетились техники, бродил Кирилл, раздавая указания. Я поискал глазами Милану. И вдруг ощутил, что кто-то сжал мне локоть.

— Ну что, Верстовский, какой орден хочешь получить? — услышал я голос Верхоланцева.

Я резко обернулся, вглядевшись в его лицо, пытаясь определить, набрался он уже или нет.

— Чего смотришь? Говори, какой тебе орден выбить, — продолжил он весело. — Не стесняйся. Для меня это просто. Я ногою дверь открываю в любой кабинет. Даже президентский, — делая вид, что сообщает мне государственную тайну, шепнул он мне громко на ухо. — Ты молодец. Спас мою жену. Увы, вот жену подарить не могу. Она мне сама пока нравится, — расхохотался он. — Ладно, сейчас снимать будем. Дорогая! — театрально воскликнул он, увидев Милану, и протянул ей руки.

Милана выглядела немного бледной, с шеи до ног, как змеиная кожа её обтягивало платье из серебристой парчи, шрам на виске прикрывали жёстко завитые иссиня-чёрные локоны. Она подошла к нам, протянув мне ручку в белой перчатке.

— Олег, все в порядке?

Я кивнул, напряжённо оглядывая её. Верхоланцев, смерил нас обоих взглядом и громогласно спросил:

— Все готово? Отлично.

В студию важно прошествовал Мельгунов, сильно утянутый в белый фрак. У на банкетку, поёрзал. Верхоланцев скомандовал: