Admin - i 34c69a6b417e3939 Страница 26

   - Рин, остановись! - догнал меня мамин окрик. Она спускалась за мной - именно спускалась, а не бежала. Словно знала, что её-то точно выслушаю.

   Остановилась я только у почтовых ящиков - нормально зашнуровать ботинки.

   - Рин...

   - Мам, всё хорошо, - обида понемногу уходила, - То есть всё, конечно, плохо, но я не собираюсь сбежать за границу или покончить с собой. Завтра с утра я буду дома, и мы всё нормально обсудим.

   - Да, пожалуй, так будет лучше. За ночь он остынет, раз не на кого кричать, - мама даже в этой ситуации являла собой воплощение безупречной логики. Ледяная Леди... - И я постараюсь его подготовить.

   - Мам, - я обняла её за плечи и поцеловала в щёку, - Не нервничай. Дэй... В общем, он действительно не шпана и не уголовник, что бы там отцу ни наговорили.

   - Не буду. Раз уж вы оба такие вспыльчивые, должен же кто-то быть голосом разума в этом бедламе.

   Я выскочила за дверь, под мелкую дождевую морось.

   Это был последний раз, когда я видела родителей живыми.

   Теперь.

   Рин.

   - К нему можно.

   Я делаю первый шаг. Становится трудно дышать. Маленькая палата, тихо попискивает медицинская аппаратура.

   Смуглое тонкое лицо на фоне белой подушке кажется тёмным, как лик со старой фрески. Непривычно видеть Дэя беспомощным. Непривычно видеть его безоружным.

   Тёмные полукружья ресниц, запёкшиеся губы. Тонкий, незаметный взгляду случайного человека шрам на щеке. Я знаю это лицо до последней чёрточки. Сейчас он кажется младше своих лет. Если бы не бинты, стянувшие грудь, не сломанная рука, можно было бы вообразить, что мы вернулись на шесть лет назад. Выдают руки. Они никогда не были особенно ухоженными - не при тяжёлой работе. Но теперь оружейные мозоли въелись в кожу навечно.

   Кончиками пальцев касаюсь щеки. Отвожу от лица не слишком чистую прядь. Конечно, откуда здесь у кого-то время расчёсывать и уж тем более промывать волосы раненому парню. Не остригли - и то хорошо. Но ещё пара дней - и стричь придётся. Сваляются. Я нахожу в сумке гребень и по возможности аккуратно распутываю пропахшую кровью и гарью косу.

   Тёмные полукружья ресниц, сбитые костяшки пальцев.

   Я читала отчёт Стэна. Врачи спасли тело Дэя, но сохранили ли разум?

   Меня хватило на два дня вынужденного безделья. Время посещения в госпитале было строго ограничено, на работу мне полковник выходить запретил. Когда обнаружила, что в сотый раз стираю пыль с книжной полки и переставляю в нужном порядке коробки с травами, поняла: нужно что-то менять.

   - Что ты делать-то будешь? - устало спрашивает главврач.

   - А всё, что скажете. Могу перевязки делать, могу документацию вести, могу раны зашивать, могу полы мыть.

   - Ладно, - врач быстро подписал и переложил несколько бумаг, - А с твоей основной работой как поступим?

   - Никак. Я всё равно отстранена от любых заданий.

   Он не стал переспрашивать, а я не стала объяснять. Для остальных я всё равно что плохая примета. Нестабильное звено в цепочке. Проверять на прочность моё самообладание и ставить под угрозу жизнь гипотетического напарника никто не станет.

   - Раны зашивать в твоём теперешнем состоянии я тебе не доверю, и не надейся. А вот всё остальное твоё, нам нужны рабочие руки. Грязной работы не боишься?

   Это он чистильщика спрашивает?!

   - Нет.

   Мне снова показалось, что я вернулась на несколько лет назад. После вступительных экзаменов - кажется, вечность прошла с тех пор - я устроилась на половину лета санитаркой в больницу. Помогала ухаживать за больными, раскладывала таблетки в пузырьки с фамилиями пациентов, вела записи, на которые у врачей не хватало времени.

   Теперь ко всему этому добавилась уборка и работа в госпитальной прачечной. Сероватые от частых стирок простыни, наволочки, пододеяльники, пижамы... Полутёмная комната, замазанные краской оконные стёкла - чешуйки краски отслаиваются, и россыпь солнечных пятнышек ложится на пол, на ряд стиральных машин. Прачечная находилась в отдельном корпусе, и, пересекая двор, я всегда смотрела в окна палат. В одно окно. Третий этаж, крайнее. Пыталась угадать за ним тень движения, качнувшуюся занавеску.

   Когда я захожу по вечерам, он всё время спит.

   Я никому не рассказывала, что на четвёртом этаже лежит мой любимый человек, но каким-то образом чуть ли не все медсёстры и уборщицы об этом узнали.

   - Заходила сейчас к нему, - докладывает мне пожилая полная Хайна, пока я сортирую грязное бельё, прежде чем забросить его в машинки, - Перевязку делали.

   Ещё четыре таза белья представляются мне самыми страшными врагами на свете. Когда я, наконец, расправляюсь с ними, я действительно ощущаю себя героем. Может, сегодня он очнётся? Но, стрелой взлетев на третий этаж и заскочив в палату, я вновь застаю Дэя спящим. От обиды хочется совсем по-детски разреветься. Дэй бы сейчас вспомнил ту сказку о волшебнице и пастухе. Трижды приходила красавица на луг, где паслось стадо, но пастух, привлечённый слухами о её красоте, каждый раз ухитрялся заснуть до её появления. На третий раз волшебнице надоело, и она оставила пастуху букет диковинных цветов, чтобы он нашёл её в тех краях, где эти цветы растут. Все исследователи наперебой утверждали, что страны этой не найдёшь на карте, и отправиться незадачливому пастуху пришлось не куда-нибудь, а в Иной мир.

   У меня нет цветов, тем более - из Иного мира, и мне остаётся только положить на одеяло ярко-алый осенний лист, подобранный во дворе.

   Дэй.

   Жизнь возвращалась вместе с болью. Боль стала ориентиром, маячком в зыбком мире беспамятства. Её волна и вынесла меня на поверхность.

   Белый потолок. Смутные пятна лиц. Обрывки слов.

   - Жить будет.

   - Организм молодой, здоровый. Выкарабкается...

   - ...а жаль парня, - судя по голосу, женщина, - Красивый.

   - А некрасивых, по-вашему, не жалко?!

   А потом волны вновь сомкнулись надо мной.

   Второй раз я "всплыл" уже в палате. Тесная комнатка, на одного - неужели всё настолько плохо, что мной не хотят пугать других пациентов? Бледно-зелёные стены. Ну и цвет, повеситься от него хочется.

   Боль никуда не ушла, чутко отозвалась на первое же движение. Я замер, боясь вновь её растревожить. Болело всё. Говорят, никогда не узнаешь, сколько у тебя костей, пока от души не приложишься всем телом. Правда. И что точное расположение собственных внутренних органов не запомнишь, пока не попадёшь на стол к хирургу - тоже правда. Сознание пронзила ледяная игра страха. Вдруг я теперь калека? Всё, ходить по стеночке от комнаты до туалета, и хорошо, если ходить, горстями есть таблетки, чтобы задобрить разваливающийся организм, превратить Рин в сиделку при живом трупе?

   Жутко осознавать, что ещё совсем недавно для тебя был плёвым делом любой марш-бросок, ничего не стоило разгрузить машину вместе с другими парнями, даже спарринги в спортзале воспринимались как неотъемлемая часть жизни, а теперь ты рискуешь оказаться запертым в изломанном теле навсегда.

   Неизвестно, сколько я бы паниковал, если бы не появление врача. Высокий, бритый наголо мужчина лет сорока, чувствуется военная выправка.

   - Здравствуйте, - язык плохо слушается, хочется пить, - Сколько я уже тут валяюсь?

   - Пятый день. Пришлось подержать под наркозом после операции.

   Всего-то? Я хотел спросить, насколько сильно мне досталось, но врач опередил меня.

   - Сломаны несколько рёбер и левая рука, как пишут в отчётах, многочисленные колото-резаные раны. Сшивать тебя пришлось долго, но все конечности при тебе, не переживай.

   Я облизал пересохшие губы.

   - Доктор, только честно. Я не... Не инвалид? Смогу продолжать работать?

   - Думаю, сможешь, - кивнул мужчина, - Но раздеться на пляже я бы на твоём месте не рискнул.

   Тааак. Над умирающими и калеками обычно не шутят даже самые циничные врачи, что утешает.

   - Когда я смогу отсюда выйти?

   Уличная удача была ко мне милосердна - драк в моей жизни насчитывалось немало, а вот переломов как-то не случалось. Представления не имею, как долго они заживают.

   - Торопливый, - не то с осуждением, не то с симпатией бросил врач, - Тебе ещё хотя бы на пару месяцев терпения набраться, чтоб уж точно всё срослось. А потом, так и быть, можем и домой выписать долечиваться. Чистильщик?

   - Да.

   - Ну, ваша братия по жизни отмороженная.

   Рин.

   Я разогнулась, осмотрела столик с кучей пузырьков с фамилиями пациентов. Издали очень похоже на девчачьи кулоны моего детства. Маленький стеклянный флакончик, внутри несколько ярких бусин или засушенный цветок, в деревянную пробку вкручена металлическая петелька для шнурка. Странно, что никто не додумался использовать для наполнения таблетки - они ничем не хуже бусин. Закатное солнце за окном просвечивало сквозь осенние листья, и неизвестно, от чего было больше золота на стенах и полу. Конец лета, начало осени. Конец рабочего дня. Выходные воспринимались не как долгожданный отдых, а как время без новостей. Боги, дайте мне не сойти с ума.